Главное – дела, поступки. Если судить по ним – прав майор Горюнов: с Комочиным можно идти в самую опасную разведку.

И все-таки… Почему он таится от меня? Вот вчера, их встреча с Бела-бачи. Я же сам видел! А он еще с нравоучениями: «Вы слишком любопытны». Я – слишком любопытен!

А может, действительно не нужно было лезть? Капитан Комочин, вероятно, уже не раз ходил на эту сторону. У него есть свои дела, связанные с другими заданиями, о которых мне не полагается знать. Вон у нас, в партизанском отряде, был начальник разведки. Хороший, свойский парень, песни как пел. А пойди, спроси у него, что, зачем и почему?

Но, с другой стороны, полковник Спирин тоже ведь интересуется не зря. Видел бы он, как я, эту встречу с Бела-бачи – что бы подумал?

А что бы он, интересно, подумал, если бы был на моем месте вчера, в винном погребе, когда капитан Комочин, неожиданно возникнув рядом, спросил: «Как голова?» Какое у него было озабоченное лицо, какие глаза…

Опять лицо! Опять глаза!..

Я резко перекинулся на бок. Где-то внизу, подо мной, громко тренькнула матрацная пружина. Звон долго стоял в воздухе, постепенно затихая. Я посмотрел на капитана. Он не шевельнулся.

Больше я не мог смотреть на эту неподвижную постель.

– Капитан! – тихонько позвал я, даже не зная еще, о чем спрошу, когда он проснется.

Он промолчал.

– Капитан!..

И только тут до меня дошло. Я вскочил с постели и несколькими прыжками перемахнул комнату.

Комочина на кушетке не было.

Чертыхаясь про себя, я оделся поспешно, за минуту, как по тревоге, и выскочил в соседнюю комнату, где устроился на ночь Бела-бачи.

Его тоже не оказалось на месте.

Тогда на цыпочках, стараясь не шуметь, я прошел еще две комнаты и оказался перед дверью на кухню. Она была приоткрыта; через нее на ковер, постланный на полу, падала полоса неяркого света.

Я подкрался к двери и осторожно заглянул на кухню.

Так и есть: Бела-бачи и Комочин. Сидят уже давно. На столе остывший кофейник, перед ними чашечки, конечно, пустые.

Я затаил дыхание. Было неловко: подслушивать под дверью – приличное занятие! Но, с другой стороны, я был ужасно зол на них обоих. Почему они не захотели, чтобы я участвовал в разговоре? Что они решили скрыть от меня?

Я напряженно вслушивался. Они спорили. Смысл спора доходил до меня с трудом.

– Цель оправдывает средства!

В голосе Бела-бачи слышалось раздражение. Зато Комочин говорил, по своему обыкновению, спокойно, негромко и медленно:

– Между прочим, это сказал основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола.

– Между прочим, здорово сказал!

– Здорово, – согласился Комочин. – Для иезуитов.

– А для нас – нет?

– Для нас – нет.

– Почему?

– Любые средства нам не подходят.

Бела-бачи помолчал, прежде чем ответить:

– Все зависит от того, какая цель.

– Есть средства, которые могут лишь скомпрометировать цель.

– С тобой трудно спорить, Комочин, – Бела-бачи делал ударение на первом слоге фамилии капитана. – Ты знаешь, что я в теории не силен, и все переводишь в теорию.

– Напрасно горячишься, Бела-бачи. Лучше подумай, как следует. Чего вы добьетесь? В военном отношении мост – ноль. Поставить его снова – день работы.

– А трамвай?

– Ну, пусть не пойдет трамвай – что тогда? Рабочим придется топать пешком – и только. Будут топать и вас проклинать. А если еще, не дай бог, при взрыве прибьет какую-нибудь несчастную бабенку или работягу, тогда вообще ничего не будет стоить восстановить против нас население.

– И все равно! Решено начать со взрыва моста – и начнем! Люди поймут!

– Плохое начало! Вот если для начала военный эшелон на воздух поднять…

– А взрывчатки сколько? Ты одолжишь?.. Нет, Комочин, ты лучше не лезь. Решение принято, если я начну сейчас хвостом вилять – туда-сюда, туда-сюда! – так можно весь комитет развалить.

– От неверного решения он скорее развалится.

– Хватит! – Бела-бачи несильно пристукнул ладонью по столу. – Хватит!.. Кто ты сейчас такой! Офицер Красной Армии? Отлично, почет тебе и уважение. Попал в тяжелое положение, нуждаешься в нашей помощи? Пожалуйста! Поможем, чем только сумеем. Сами головы положим, а вас с ним выручим. Совет дал дельный? Замечательно! Примем твой совет, раз он дельный. Хочешь драться вместе с нами – тоже милости просим! Но что и как делать – решать не тебе! Я сам все знаю, не хуже тебя. Вот!.. И давай прекратим. Еще не хватало, чтобы мы с тобой в первый же день поцапались.

– Ладно, прекратим, – сказал капитан Комочин. – Но только я хочу, чтобы ты знал точно: я против. Категорически против!

Теперь они замолчали оба. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем Бела-бачи пробурчал:

– И потом, эшелон где? Не на станции же! Там еще больше народу покалечит.

– За городом.

– За городом, за городом… Ни лесочка, ни кусточка.

– Так уж ни кусточка!

– А парень сможет?

Я вздрогнул. Парень? Не обо мне ли речь?

– Надо у него спросить.

Разумеется, обо мне! Кто же еще тут «парень»?

Я старался не пропустить ни единого слова, но ничего больше не узнал. Они заговорили совсем о другом. Бела-бачи стал рассказывать о каком-то человеке по фамилии Кондор, который в обычные дни носил палаш с серебряной рукоятью, а по воскресеньям и праздничным дням – с золотой. Очевидно, и Комочин знал этого Кондора, потому что Бела-бачи, рассказывая, иногда обращался к нему так: «А помнишь, Комочин…»

Комочин… Комочин…

Фамилия капитана звучит вполне по-венгерски. Стоит только перенести ударение на первый слог. Комочин… А если он, в самом деле, венгр? Так знать язык… И внешность…

Бела-бачи все еще рассказывал о Кондоре.

– А привезут новеньких, он тычет пальцем в грудь: «Политический?» «Упаси бог, ваше благородие! Отца убил». «Тоже нельзя, тоже грех!»

– Он там еще?

– Там. Уже лет двадцать… А меня он даже любил: как любят бородавку на носу. Своя ведь! Носишь ее, носишь столько лет, как не любить!

– Да, тебе досталось…

Когда же они снова вернутся к тому разговору, обо мне? Я переступил ногами. Скрипнула половица. Приглушенно, под ковром. Но Бела-бачи услышал.

– Погоди! – остановил он Комочина.

У меня замерло сердце. Они узнают, что я подслушивал!

– Что такое?

– Идет сюда.

Теперь я знал, что делать. Потоптался на месте, пошарил рукой по двери, открыл.

– Вот где вы! Я проснулся – никого!

– Кофе хочешь? – спросил Бела-бачи. – Мы тебе оставили. Теплый еще.

Он налил мне чашку. Я стал неторопливо прихлебывать горькую жидкость. Это помогало справляться со смущением. Все-таки здорово, что они не догадались!

– Какие сны видел на новом месте? – Бела-бачи прищурил глаз. – Невеста не приснилась?

Я почему-то сразу подумал об Аги.

– Мне давно уже ничего не снится. – Я сделал несколько глотков подряд. – Ложусь – и как в яму.

– И в партизанах тоже?

Чашка чуть дрогнула в моей руке. Негромко звякнула ложечка.

– В партизанах?

– Я сказал. – Капитан Комочин повернулся ко мне.

– Можно было обойтись и без вашего посредничества.

Не очень-то сильно я разозлился на него. Скорее, наоборот: было приятно, что Бела-бачи знает о моем партизанском прошлом – и не от меня. Но я ухватился за возможность подпустить Комочину шпильку – так уж сложились мои с ним отношения.

– Говорят, ты подрывник, – невозмутимо продолжал Бела-бачи. – Говорят, сшибаешь эшелоны, как спелые каштаны?

– Ах, и это говорят? – Я выразительно посмотрел на Комочина.

– Слушай, парень, что нужно, чтобы поднять эшелон на небо? -Бела-бачи не обращал внимания на мой тон.

– Прежде всего, эшелон.

– Считай, что есть. Еще?

– Взрывчатка.

– Много?

– Минимум шашки две-три… Еще бикфордов шнур, детонатор.

– Но ведь и уметь надо.

– Штука нехитрая.

Уже было ясно, куда он клонит. И поэтому его «Значит, по рукам?» не прозвучало для меня неожиданно.