— Вот ход.

Сашкин голос звенел от гордости, и хотя он сам сказал, что ход нашел не он, а милиция, мне было чуточку завидно.

— Возьмите, — Сашка протянул дяде Володе фонарик.

— Зачем?

— А как туда лезть без фонаря?

— Погоди лезть. Где все остальные?

— В доме, — ответил Сашка. — Там милиция тетю Полю допрашивает. Она говорит: ничего не знаю про ход, его, наверное, прежний хозяин дома вырыл, еще до войны. А милиционер: как же тогда чехословацкая коробка из-под обуви туда попала?

— Ну-ка, пошли в дом…

Студенты на кухне разговаривали вполголоса. Дядя Володя кивнул им — и прямо в комнату, где шел допрос. Я за ним.

Милиционер сидел спиной к двери, но я его сразу узнал — достаточно было взглянуть на фуражку.

— Здравствуйте, — поздоровался дядя Володя. — Как вы узнали так быстро?

— Интуиция, товарищ ученый. — У лейтенанта был озабоченный вид. — Вы нюхом чуете, где копать. Я — куда ехать… Вот, гражданка Усольцева, — снова повернулся он к тете Поле, — тот самый руководитель экспедиции, у которого вы золотую гривну украли.

Тетя Поля?! Она украла?!

— А ведь я ее знаю, — сказал дядя Володя. — В первый день раскопок она что-то говорила людям о заразных болезнях.

— Не крала я! — Старуха, сидевшая против лейтенанта, плотно сжимала губы. — Не крала!

— Не одна, конечно, — сказал лейтенант. — Но гривну из полевой сумки взяла именно она.

— Не я! — твердила старуха. — Не крала я.

— Каким образом? — спросил дядя Володя.

— Она пряталась в доме, когда вы пришли. За печкой или в подвале. А потом хозяин повел всех вас в сад…

— Не пряталась я. И не была там. На почте убиралась.

«Она на почте уборщицей, — сразу подумал я. — А тетка Анисья приехала из Больших Катков и прямым ходом, на почту, — сказал Гадалкин. Не для того ли, чтобы спросить о золотой гривне, цела ли она? Но тогда, получается, и тетка Анисья причастна. А Савелий Кузьмич?».

— Правильно! — сказал лейтенант почти радостно. — Вы убирались на почте до шестнадцати ноль-ноль. Это явствует из показаний гражданина Сергеева А. К., начальника почты. А потом? — спросил лейтенант и сам же ответил: — Потом вас позвал один знакомый вам гражданин. И вы ушли. Куда ушли, спрашивается?

— По ягоды ходила.

— Куда? Уточните.

— Я говорила: в круглый колок.

— А не в другое какое-нибудь место?

— Нет, туда, туда!

Милиционер с сожалением покачал головой:

— Вот что значит не везет! Вам не повезло, вам, гражданка Усольцева. В круглом колке в то время мальчишки бродили, до самой темноты. Ни один вас не видел. Хотите, могу для убедительности их свидетельские показания зачитать? — Он взялся за свой планшет.

— Не крала я! — Старуха смотрела в сторону. — Не крала!

Дядя Володя спросил:

— Где гривна?

— Там, на буфете, — кивнул лейтенант. — В коробке. Посмотрите. Там еще кое-что интересное есть.

Я очутился у буфета раньше дяди Володи. Коробка была наполовину наполнена желтыми бляшками, пластинками, прутиками. Дрожащими руками дядя Володя стал раскладывать их на подоконнике.

— Бог мой! Целое богатство! Вот эта золотая обкладка например. — Он поднял к свету одну из желтых пластинок. — Поединок богатырей. Какая работа! Какая великолепная, какая тонкая работа!

— И все из Чертова кургана? — спросил лейтенант, разглядывая пластинку.

— Нет, — покачал головой дядя Володя. — Все не может быть из одного кургана. Наворовано из разных погребений, их разделяют многие сотни лет, даже тысячелетия. И я, кажется, знаю, кто вор.

— Я тоже! — не выдержал я. — Савелий Кузьмич, вот кто! Эх, он, наверное, убежал! Я ведь ему сказал…

И прикусил язык. Но было уже поздно.

— Что сказал? Когда сказал? — вцепился милиционер. — Про гривну сказал? Про курган?

— Я же не знал… Я бежал за дядей Володей, а он… Если бы я знал…

— Тогда понятно! — Милиционер забарабанил пальцами по столу. — Значит, это он выскочил от вас, когда мы приехали, гражданка Усольцева? Это он прибегал вас предупредить?

Старуха молчала. Губ совсем не было видно, одна лишь прямая тонкая щель между носом и подбородком.

Распахнулась дверь. На пороге стоял знакомый мне водитель милицейской машины.

— Привез, товарищ лейтенант.

— Давай сюда!

И вот в комнате уже стоит Савелий Кузьмич. Его, видно, подняли прямо с кровати — неужели он спал? Волосы спутаны. Пиджак накинут прямо на майку.

— Что за порядки такие, товарищ начальник, рабочих людей по ночам сна лишать? — подступил он к лейтенанту. — Теперь не те времена, можно и управу на самовольников сыскать.

— Прошу извинить, — очень мирно, по-моему, даже заискивающе, произнес лейтенант. — Вы нам срочно понадобились по делу гражданки Усольцевой. Кажется, родная тетка вашей супруги?

— Ну, тетка. Что с того? Дочка за матку не ответчица, не то что за тетку там какую-то, так — нет?

— Нет, ничего. Просто несколько к вам вопросов.

— Разрешите сначала мне, — шагнул к столу дядя Володя. — Савелий Кузьмич, видите? — У него на ладони лежало несколько бляшек. — Эти золотые бляшки парные — к тем, что вы мне еще тогда, четыре года назад передали, из одного комплекта. Не объясните ли, как они в Чертов курган попали?

— Вы ученый, вы и объясните, — ухмыльнулся Савелий Кузьмич. — Я тут при чем?

Я бы ему сказал, при чем он. Я бы сказал! А вот дядя Володя смолчал. Полез в карман, вытащил что-то, уложенное в носовой платок, развернул.

А, наконечник стрелы! Тот, которым Савелий Кузьмич багажник мотоцикла открывал.

— И вот это еще, — дядя Володя высоко поднял в пальцах наконечник. — Откуда он у вас?

— Все оттуда же, со Стремянки, с речки. Ты что, сынок, разве ему не говорил? — повернулся он ко мне.

— Не сынок я вам никакой! — выкрикнул я.

— Тихо! — оборвал меня дядя Володя. — Но, позвольте, Савелий Кузьмич, это же просто нелепо, любой эксперт подтвердит. Наконечник стрелы совсем из другого времени. Он просто не маг быть там, на Стремянке. Так же, например, как не мог быть при царе Горохе телевизор или, скажем, автомашина.

— Вот и поломайте свою ученую головку! Не зазря же вам такие деньги платят, так — нет?

Я сжал кулаки. Неужели и теперь дядя Володя смолчит?!

— А я уже нашел решение. — И опять спокойно, и опять вежливо. Как он может!

Савелий Кузьмич улыбнулся нахально: — Интересно полюбопытствовать.

— Вы могильный вор. Разрываете тайком древние захоронения, ищете золото. Могильный вор!

Вот! Давно бы так!

— Товарищ начальник! — Савелий Кузьмич обращался к лейтенанту. — Скажите этому гробокопателю — пусть не оскорбляет. Я ведь не посмотрю на его научные чины — в суд за оскорбление личности, — так — нет? А вас в свидетели.

И лейтенант… Нет, не оборвал его, не прикрикнул.

— Нельзя так говорить, товарищ ученый. — Он смотрел куда-то вниз, на ноги Савелия Кузьмича. — Не пойман, знаете, не вор. Не доказано. Не имеете права так говорить.

— Давайте скорее ваши вопросы, товарищ начальник. Спать охота. — Савелий Кузьмич поставил ногу на стул. — Надо же, в какой спешке из кровати вытащили, даже зашнуроваться не успел. — Он аккуратно завязал шнурок у левого ботинка. — Что смотрите?

Лейтенант все не отводил глаз от его ног.

— Чехословацкие? — вдруг спросил он. — В Больших Катках покупали?

— В прошлом месяце, — ответил с готовностью Савелий Кузьмич. — А что, хорошие ботиночки, так — нет? — Он, любуясь, погладил блестящий носок. — И, главное, недорого.

— Сорок первый размер?

— С половинкой. У них там еще половинки какие-то есть. А что?

— Коробочка, — ласково пропел милиционер. — Коробочка, понимаете?

Савелий Кузьмич сразу переменился в лице. Взгляд метнулся к буфету, на котором стояла коробка из-под обуви. Исчезла улыбка, зубы лязгнули как-то по-волчьи.

— Что, начальничек, думаешь, уже все, уже меня слопал?

— Падалью не питаюсь.

Лейтенант положил перед собой чистый лист бумаги, улыбнулся, в первый раз с тех пор, как я его узнал, вздохнул, словно с него свалилась гора или, по крайней мере, курган: