— Что с вами случилось? Почему так долго ехали? Все вас ждут, — говорит Снежана, увидев нашу компанию. — Давайте я вас представлю.
Какие-то люди жмут нам руки, а среди них, держу пари, вам не догадаться, министр культуры, актер кустурицевского «Андеграунда» и приятель того, с крестьянскими подкрученными усами, владельца ресторана; депутатка парламента; юноша в маленьких круглых очочках, похожий на студента, впрочем, ему оказалось под тридцать, и он уже советник Коштуницы; другой молоденький советник — на этот раз Джиндича, на нем «ролекс», а из-за пятнистой куртки цвета хаки можно подумать, будто он только что вернулся с фронта; министр промышленности; президент футбольного клуба «Црвена Звезда» и несколько преступных бизнесменов…
— Держи ухо востро, — шепчет Ален, — мы в питомнике «банды сволочей»!
Да уж, ехать сюда точно стоило: вокруг нас политики и бизнесмены при галстуках оживленно и вполне дружелюбно беседуют друг с другом, известно же, что бизнес и политику водой не разольешь, ха-ха! Вообще-то, они все смешные, ужасно симпатичные и довольно красивые ребята. В какой-то момент встречаюсь взглядом с Аленом, нет, все-таки это странно, это ни с чем несообразно, мы — среди всех этих людей — попиваем китайское пиво под портретом Мао Цзэдуна, делимся своими соображениями насчет сербского переходного периода, насчет займов, которые запаздывают, насчет Франции, от которой только и дождешься, что автобусов и мусорных машин, а сами эти машины хоть сейчас на помойку, сбывают сюда всякое барахло, нет бы прислать что посущественнее… При всем при том мы уходим с карманами, битком набитыми визитными карточками, и у нас куча новых друзей, и министр культуры обещал Стане поговорить с Кустурицей, чтобы тот не обращал внимания на ее акцент, и министр этот не забыл на прощанье помахать ручкой Francuzi, похоже, этот тип с подкрученными усами очень, очень много ему о нас наговорил о, о, «Хеди Ламарр», потрясающий фильм, нам нужны такие инвесторы, как вы, Francuzi, чтобы поднять экономику сербского кино. Ха! Ха! Ха!
Наше проникновение в СМИ, а теперь и участие в политических играх набирает обороты, и это, кажется, очень веселит Клеопатру.
— А что, если нам создать политическую партию, a, Francuzi? — предлагает она на обратном пути. — Владан мог бы ее возглавить. Забавно было бы создать партию, а?
Конечно, нам только того и надо, чтобы было забавно, мы все здесь и собрались только порезвиться вволю, поразвлечься, пожить сегодняшним днем, чтобы не спятить или не пустить пулю в лоб.
— Жить — значит всего лишь играть, играть и играть без конца, Francuzi, помните, что все мы смертны и что завтра будет хуже, чем вчера, особенно в Сербии.
Перед новеньким, с иголочки, небоскребом фирмы «Цептер», созданной сербом-миллиардером, разбогатевшим на кастрюлях, два охранника, выряженные в черные костюмы с белыми сорочками и наушники сверхстильного дизайна. Они охраняют спокойный сон хозяина, оставившего за собой громадные апартаменты площадью в триста квадратных метров на верхнем этаже, так что теперь он возвышается над всем Белградом. Сквозь стекла витрин видно, как сверкают его кастрюли.
— Прелестная витрина! — говорит Ален, прежде чем мы распрощаемся с друзьями, выйдя на тротуар.
Клеопатра сдерживает понимающий смешок, и мы расходимся по домам.
12
Ну ладно, а «Хеди Ламарр»… да-да, «Хеди Ламарр», скажете вы, а с ней-то как?
Отвечу: с ней-то почти никак. Ничего такого особенного не происходит. Наш мейл Джоди Фостер остался без ответа, а Большой Босс в конце недели отправился с Мирославом и бизнесменом, он же торговец оружием, в Будапешт. Зачем их туда понесло — неизвестно, но Виктор, с которым мы в ТКП за очередной серией «Mortal К», доказывает, что наверняка они поехали туда не как туристы, Ален же утверждает, что Большой Босс либо замешан в торговле оружием, либо связался с порнобизнесом.
— Скажи по совести: чем еще, по-твоему, можно заниматься в Будапеште? Для меня это совершенно очевидно, ну и чего ты тогда от меня ждешь? Что ты хочешь от меня услышать? И вообще мы сидим в такой жопе, что мне наплевать, чем они там торгуют!
Виктор принимается развивать теорию о том, что все сербы prevarent,[51] словаря под рукой у меня нет, но, насколько я понимаю, он имеет в виду, что все сербы непредсказуемы или что они всегда делают не то, чего от них ждешь.
— Проходимцы, одним словом, — заключает Ален.
Как это ни расшифруй, ничего хорошего оно не предвещает, тем более что мне сейчас пришлось вытерпеть телефонный разговор с Клотильдой Фужерон, в ходе которого она заявила, что ничего не поняла из нашего мейла, и тут же стала выяснять, какое отношение эта голливудская история с Джуди Фостер имеет к «Золотым трубам».
В общем, эта идиотка решила, что мы ее разыгрываем, нет, правда, шутка удалась, помереть со смеху можно, но я сжала челюсти так, что не расцепить, и мне все-таки удалось сохранить спокойствие, зато стоило повесить трубку, как на меня навалилась жуткая депрессуха. М-да, нечего и мечтать о том, чтобы разжиться деньгами на этом телеканале и хоть что-то выцарапать у европейских организаций. Надежды у меня все меньше. Ощущение подтверждается в субботу, 14 июля, на ежегодном приеме во французском посольстве. Ален снова предпринимает попытку вымогательства по отношению к советнику Французского культурного центра Дени Майяру. Год назад нам удалось, хорошенько поднажав, получить-таки от него конвертик из крафта с деньгами на поддержку проектов французских фильмов за рубежом, обычно такие конвертики оседают в его кармане, и бабки оттуда идут на его разнообразные и сугубо личные нужды. Правду сказать, Алену, чтобы выцарапать злосчастный конвертик пришлось в тот раз и угодничать, и чуть ли не жопу подставлять, но все же добились мы денег и вложили их в «Золотые трубы», зато теперь этот чертов пидор подло уклоняется: дескать, его дружок, бывший монтажер из ТКП, который вкалывал на «SindromaniaK», просветил его насчет Большого Босса. Ситуация, дескать, весьма деликатная, и при нынешней конъюнктуре он, дескать, никак не может поддерживать какой бы то ни было проект, осуществляемый бывшим сторонником Милошевича, даже если тот раскаялся.
— Думаю, дальше будет труднее, чем предполагалось, — отвечает Ален, когда Клеопатра пристает к нему с вопросами, что дальше, а Стана, которая после нашей встречи, похоже, прочно обосновалась в ТКП, в это время всячески обхаживает Виктора.
Я имела неосторожность рассказать ей и о «Золотых трубах», и о том, как трудно заставить Виктора оторваться от игры ради монтажа, с каждым разом все труднее, о-о-о, признаю, это была роковая ошибка, потому как я всем этим навела Стану на идею уговорить его смонтировать на халяву куски из фильмов, в которых она занята. Промо-ролик такой сделать, вроде портфолио. Мало того, еще несколько минут — и она получит то, чего мы тщетно добивались многие дни тяжкой и изнурительной психологической работой, стоп, вот она уже и получила: Виктор секунду назад согласился посмотреть, что у нее там за демоверсия.
И вот я сижу здесь, смотрю на них, думая, что ж это за нерушимые связи такие, которые внезапно между ними двоими возникли, и благодаря внезапному приступу прозорливости объяснение рождается само собой. Ортодоксальным византийцам легко опознать «своего» — как зверям одного вида, и именно эта унаследованная от животного мира способность дает Стане по сравнению с нами неоспоримое преимущество, именно эта способность позволила ей удивительно быстро снюхаться с Виктором и получить от него то, чего мы, Francuzi, оказались не способны добиться, несмотря на долгие часы за «Grand-Prix 4» и «Mortal К», несмотря на бесконечный кофе по-турецки на террасе… Ну и как не согласиться с тем, что мы, старайся не старайся, все равно останемся всего лишь милыми Francuzi, милыми, да, но все-таки только Francuzi.
Клеопатра, энергия которой, как обычно, брызжет через край, тем временем продолжает свою речь, желая убедить нас не расслабляться и не позволять банде геев, не вылезающих из посольского бассейна и напропалую трахающихся друг с дружкой у бортика всеми своими нетрадиционными способами, выбить себя из седла.