Там же.

Приведут ли повышенные материальные запросы к пробуждению коммунистических настроений среди молодежи? Жаботинский считал, что нет, ибо коммунизм в своей основе противоречит тенденциям, столь отчетливо намечающимся вследствие влияния кинематографа:

В то, что молодежь устремится к коммунизму,— я не верю. Хорош или плох коммунизм — это другой вопрос. Однако он исключает любую возможность преследовать личную материальную выгоду. Коммунизм — учение, несущее в себе ограничения, лишения, жертвы; это теория о том, что запрещается и что разрешается. Это учение не подходит поколению, преисполненному обостренной жажды обладания мрамором, автомобилями и всеми прочими благами. Оно будет бороться против имущих, пытаясь вырвать максимум возможного для бедных; но собственноручно преградить себе путь к богатству — с этим они не согласятся. Это — не пророчество, а просто логический вывод из проведенного психологического анализа, если, разумеется, анализ этот правильный.

Как я уже упоминал, у меня есть обоснованное подозрение, что и в Советской России среди молодежи царят, в основе, те же умонастроения, несмотря на комсомол и проповедуемую в школах идеологию. Такое, во всяком случае, впечатление производят юноши и девушки из этой страны — евреи и русские, которых мне довелось встретить здесь, в Европе. Правда, некоторые из них выступали как убежденные коммунисты, но не это главное. Главное — это то, как они рассматривали ковры в гостиницах и наряды дам в ресторанах: взгляд, выражающий вожделение и жажду обладания.

Короче говоря: это поколение, когда вырастет, будет «срезать» чудовищные налоги с миллионеров; но среди него будет в десять раз больше миллионеров, чем в наши дни.

Там же.

«Хад-нэс»

«Я ищу такую молодежь, которая держалась бы одной-единственной веры и довольствовалась бы только ею, и еще гордилась бы ею и предпочитала ее всем прочим верованиям».

«Хад-нэс» — буквально «единственное знамя» — идиома, созданная Жаботинским как перевод на иврит иностранного слова «монизм». «Хад-нэс» обозначает принцип, согласно которому на протяжении всего процесса построения государства еврейский народ должен руководствоваться одним-единственным идеалом сионизма, не разбавляя и не смягчая его присоединением любого другого идеала. Поскольку контаминация двух национальных идеалов противоречит природе вещей, острие своей полемики Жаботинский направлял — в период, предшествовавший основанию государства,— против попытки присоединить к сионистскому идеалу идеал общественный:

Движение, мировоззрение которого я собираюсь сейчас изложить, занимает в отношении социальных проблем вообще и в отношении классовой проблемы, в частности, позицию, которую мы обозначаем словом «монизм». Это означает, что на протяжении всего процесса построения еврейского государства (сколько бы этот процесс ни продолжался) мы решительно отвергаем взгляд, что, с точки зрения сионизма, следует придавать значение любому классовому воззрению — будь то пролетарское или буржуазное. Следует заявить раз и навсегда, что движение израильского возрождения никогда не будет считаться с подобными классовыми воззрениями. Ясно, что мы никому не запрещаем лелеять в глубине его души, наряду с идеалом сионизма, какие-то иные воззрения на мир, суждения или даже идеалы,— это частное дело каждой человеческой личности. Однако, с точки зрения нашего герцлевского мировоззрения, мы не признаем прав гражданства за любым идеалом, кроме одного-единственного: еврейское большинство по обе стороны реки Иордан как первый шаг к созданию государства. Вот что мы называем словом «монизм».

Было бы несправедливо видеть в этой декларации что-то похожее на цинизм по отношению к социальным проблемам вообще. Мы тоже — как и остальные люди — в глубине души убеждены в том, что современное состояние общества дурно и антигуманно и что необходимо его полностью изменить. Именно как евреи мы помним, что борьба за улучшение общественного режима всегда была одной из самых прекрасных традиций еврейской мысли — начиная с великого религиозного законодателя Моше Рабейну вплоть до последних десятилетий. Многие из нас верят, что Эрец Исраэль станет в будущем лабораторией, в которой откроют и создадут — нашим собственным путем — эликсир социального спасения всего человечества. Но прежде, чем приступить к созданию этого эликсира, мы обязаны построить саму лабораторию.

Все время, пока продолжается процесс построения еврейского государства, капиталиста мы не считаем капиталистом, рабочего — не считаем рабочим. И тот и другой для нас — материал, из которого мы строим здание. Их интересы — личные или классовые, их радости и горести, их успехи и провалы интересуют сионистское сердце лишь в той мере, в какой это ускоряет или замедляет процесс создания еврейского большинства в Эрец Исраэль. Все прочие стремления — личные или коллективные, общественные, культурные, и проч., и проч.— абсолютно все без исключения мы подчиняем единственному примату идеи государственности. И мы не знаем, и мы не желаем знать никаких других «императивов»!

Из кн. «Еврейское государство — решение еврейского вопроса», 1936.

Этот тезис — «хад-нэс» — Жаботинский защищал с пафосом, который дано понять только на фоне тогдашней действительности: когда в еврейском населении, управляемом лицемерными властями и окруженном со всех сторон Толпами врагов, безумствовали, с одной стороны, отчуждение еврейского труда и предпочтение ему дешевого арабского, и с другой — нескончаемые забастовки и распространение лозунгов классовой борьбы. Все это отнюдь не способствовало вложению частного капитала, столь жизненно важного для построения Страны. Отрывки, приводимые дальше, принадлежат, без сомнения, к лучшим публицистическим плодам пера Жаботинского:

Прежде всего — сионистский монизм. Большинство молодежи нашего поколения считает, что еврею недостаточно трудиться на благо Сиона, что ему необходимо еще что-нибудь, какой-нибудь дополнительный идеал, который украсит «эгоистическое» стремление национального возрождения «народа одного и не больше». А я ищу такую молодежь, которая держалась бы одной-единственной веры и довольствовалась бы только ею, и еще гордилась бы ею и предпочитала ее всем прочим верованиям. В начале всего Бог сотворил нацию; все, что способствует ее возрождению,— свято, а все, что мешает этому,— скверно, а каждый, кто мешает,— сам черен, и вера его черна, и черно его знамя.

Декларация от имени верховного командования всемирного «Союза Трумпельдора», 3.6.1928.

Эта неразбериха есть не что иное, как закономерный продукт некой духовной моды, возникшей и распространившейся в нашей среде в последние годы. «Мода» эта выражается в признании и принятии мнения, что сионизм как таковой не является идеалом чистым и прекрасным в полной мере. Для того, чтобы очистить и украсить его, необходимо разбавить его каким-нибудь другим идеалом. Например социалистическим, или пацифистским, или учением Ганди, или открытием Южного полюса, или перелетом Париж — Нью-Йорк, или Бог знает чем еще — но чем-то еще обязательно. Чем-то, что не является сионизмом. Потому что сионизм как таковой — какая-то сомнительная тварь, не способная устоять сама перед лицом нравственного и справедливого суда.

А я полагаю, что сионизм — идеал самостоятельный и прекрасный в высшей степени. Он явился для того, чтобы спасти от ненависти толпы и от голодной смерти сотни тысяч людей, он явился для того, чтобы создать на земле новый народ — новую арену для создания ценностей, которые обогатят все человечество. Прекрасен он, сионизм, свят, чист и нравственен; и если так — то все, что препятствует ему,— безнравственно.

«Одна опасность», «Доар ха-йом», 9.10.1930.