Вскоре в цехах появились работяги — роботы. Поначалу они чувствовали себя не очень уверенно: натыкались на торчащие повсюду маховики, рычаги, шестеренки, даже друг на друга. Однако по мере того, как Регул усовершенствовал кибернетическую программу ВВР (всеобщего взаимодействия роботов), действия наших механических помощников становились все разумней. Теперь, наполненные человеческой мыслью и волей, они наконец стали напоминать солистов в некоем симфоническом оркестре, объединенных колдовскими пассами дирижера. Ибо что являет собой даже наисовершеннейшее электронное сооружение? Гордиев узел из кабелей, мусорную кучу из конденсаторов, сопротивлений, транзисторов, неестественное взаимопроникновение металла и пластмассы, — короче говоря, хлам, макулатуру.

Двадцать четыре тонны — ровно столько антивещества, и ни грамма меньше или больше, — поставлял завод ежесуточно. Контейнеры звездолета начали медленно заполняться горючим. Через двенадцать лет экспедиция могла возвращаться на родину. Если, конечно, за эти долгие годы не случится каких-либо аварий, бедствий, катастроф. Ибо, как ты уже убедился, Астер, в чужих мирах (да и не только в чужих!) всего не предусмотришь.

Снилась Атаиру Земля. Ее мосты, вознесенные, как паутинки, над реками, дубравы ее, пажити, водопады, пещеры, взгорья. Лунный свет снился и мириады пернатых, чешуйчатых тварей, недвижными зеницами уставившиеся на Луну. Воспоминания детства пропульсировали над сумеречными звездными равнинами, стиснули сердце спящего, замедлили ток крови, и без того замедленный убогой местной гравитацией.

И тогда Атаир пробудился ото сна. Непроглядная темень. Тишина, как на дне глубокого каньона.

— Время, — тихо проговорил Атаир в темноту, и тотчас электронный информатор откликнулся голосом далекой флейты: «Девять часов двенадцать минут».

— Весенний рассвет в Гималаях! — скомандовал звездолетчик, из девяноста модификаций запрограммированных рассветов отдававший предпочтение восходу солнца на Гималаях.

Откуда-то с потолка просочился призрачный фиолетовый свет. На его волнах выплывали горные кряжи, пропасти, заполненные туманом, блистающие льдом конусы гор. Свеченье разгоралось, обращаясь в сиреневые тона. Солнце поднималось. Запели невидимые птахи. Цветы раскрывались под куполом зарождающегося дня.

Корабельный врач, больше всего опасавшийся за психику своих пациентов, строго-настрого запрещал злоупотреблять искусственными рассветами и закатами. Тем не менее Атаир еще несколько раз включал электронное видение утренних Гималаев. Слишком долго, целых тридцать дней, он вместе с Талией дежурил на звездолете и теперь, вернувшись на Неогею, блаженствовал. Наконец он поднялся, бросился к серебристой панели в углу комнаты и прошелся пальцами по клавишам буквенного набора. «Черное море август плюс тридцать Цельсию», — выщелкивал Атаир. Когда индикатор готовности переменил цвет с голубого на палевый, звездолетчик съехал по наклонному желобу в бассейн. Он долго плескался в черноморской воде, услужливо приготовленной электронными механизмами, пока не услышал по внутреннему динамику голос Электры, биолога из первой смены:

— Через час вездеход номер три отбывает к великим ледяным горам. Есть два свободных места…

«Никаких ледяных гор, — мысленно решил Атаир. — Электромассаж, магнитный профилакторий, ультразвуковой душ. И сразу же в оранжерею. Хватит с меня этих синтетических бифштексов и искусственной осетрины. Пора питаться по-человечески».

Ты, Астер, помнишь, наверное, зеленое кольцо оранжереи вокруг нашего поселка. На Земле, где каждое лето приносит людям неисчислимое множество растительных даров, зелень как-то не замечается. Иное дело — живительный плод в космосе. Тут каждая грядка с огурцами, редиской, капустой, каждый куст помидоров и пастернака становятся предметом неусыпных забот всего экипажа.

Атаир прополол две грядки с салатом, отведал спелых томатов, пожевал горькие стебельки какой-то пахучей травки. Воздух, обогащенный двуокисью углерода, слегка светился. Серебристые своды купола оранжереи источали ультрафиолетовые лучи.

На соседней — бахчевой — делянке Атаира поджидали чудеса. За тридцать дней его отсутствия поспели арбузы и дыни. Плоды были огромными, по метру-полтора в поперечнике. Они походили на рой фантастических существ, опустившихся после длительных звездных странствий на родную землю. Нигде, ни в лунных парниках, ни в висячих садах шестнадцатого спутника, не встречал Атаир таких диковинок космической флоры.

— Мудрец, что ты уставился на них? — услышал он позади насмешливый голос Рубины. — Небось воображаешь, будто пред тобой — целая планетная система. Выбираешь планетишку по вкусу? Терзаешься сомнениями?

Существовал единственный способ приостанавливать иронические словоизвержения Рубины — задать любой вопрос о ее супруге. Атаир так и поступил.

— Теллура что-то долго не видно, — простодушно заговорил он. — Ты, случаем, не встречала его в последние дни?

Рубина недоверчиво уставилась на Атаира и ответила после некоторого раздумья:

— Регулу помогает твой Теллур. Обмозговывают результаты, полученные с первой планеты.

— Роботы принесли что-нибудь стоящее?

— Что-то вроде этого. Не исключено, что там уже зародилась жизнь.

— Жизнь? Возле Проксимы? — пожал плечами Атаир.

— А почему бы и нет. Суди сам. Средняя температура выше нуля. Лед местами растоплен, озера кругом, даже море есть, правда, захудалое. Одно жаль: атмосфера совсем бедная. Азот да аргон, аргон да азот. Даже на углекислый газ и то никакого намека.

— Но тогда…

— Обнаружены коацерваты и какие-то полукристаллы. И вообрази только: размножаются они удивительно напоминающим земную органику способом.

— Тогда… Я должен сейчас же…

— Как обычно, ты не в меру тороплив, Атаир. Динозавров там, во всяком случае, не нашли. Но Теллур подумал, что, может быть, стоило бы посетить планету. Роботы, конечно, свято подчинены программе, а вот насчет инициативы… — тут Рубина развела руками, давая понять, что по части инициативы роботы недалеко продвинулись в механической своей эволюции. — В общем, неплохо бы слетать туда, — закончила она.

Распрощавшись с Рубиной, звездолетчик отправился в фильмотеку. До самого вечера корпел он над кадрами, воссоздающими лабораторные опыты по созданию биокибернетического устройства из нейроклеток. Он настолько увлекся, что позабыл свое обещание Талии сходить с ней на ледяное озеро.

Когда Атаир вбежал в отсек, где хранились скафандры, жена уже заканчивала экипировку. Вскоре они покинули лагерь и направились к близлежащим скалам.

Шагов через двести Талия обернулась и посмотрела назад. Биокомплекс — разнородные сооружения, состоящие из жилых отсеков, лабораторий, оранжерей, зоосекторов, — походил на сюрреалистическую скульптуру. Ни огонька, ни звука — этих обычных вестников общежития человеческого. Только фары на высокой мачте и зеленые сигнальные огоньки перед входом неопровержимо свидетельствовали, что беспорядочно разбросанные металлические кубы — творения разумных существ, а не игра слепых сил природы.

Неподалеку чернели корпуса заводов. Левее, возле самых скал, маячил грушеподобный силуэт термоядерной станции. Над ним трепетала синеватая полоска — в пепельные небеса Неогеи вырывались ионизированные отходы производства.

Атаир и Талия спустились по тропинке, протоптанной роботами, и вскоре ступили на нетронутую ледяную кору озера. Проксима только что взошла. Широкая вишневая лента восхода как бы вмерзла в белые льды. Казалось, ступи на ленту — и она сама, как гибкий транспортер, вознесет тебя к рубиновому солнцу.

Так прошли они несколько километров. Ледовые торосы то и дело преграждали им путь, приходилось петлять, прыгать через трещины, обходить пропасти. Атаир молчал. Он был не мастак вести задушевные беседы с женщинами. Зато говорила — и еще как говорила! — Талия.