— Ох и не говори, дочка! Из-за своей-то доброты я всегда и страдаю. Да вот взять хотя бы давеча: из жалости помогла человеку, а в ответ не получила никакой благодарности. Наоборот — чуть последнего здоровья не лишилась...
Я старалась поддерживать на своей физиономии искру заинтересованности, но с каждой секундой мне это давалось все труднее. Похоже, описание благодеяний Нинель Митрофановны затянется надолго. Нет, определенно я не умею манипулировать людьми, как профессиональный оперативник, напротив — это они вертят мной, как хотят.
Пенсионерка между тем заливалась соловьем:
— Неделю назад у нас в доме тоже ходила одна женщина, собирала подписи для выборов. А я вообще-то этим политиканам не доверяю, даже когда голосовать хожу, то всегда отмечаю пункт «Против всех». Такая у меня принципиальная позиция. Но тогда я пожалела эту женщину: приличная, пожилая, бедно одета. Ладно, думаю, пойду на сделку с собственной совестью, подпишусь за ее кандидата. И что бы вы думали? Во-первых, она мне даже спасибо не сказала. А во-вторых, не прошло и получаса, как она выбежала из подъезда словно угорелая, пронеслась в миллиметре от меня, чуть с ног не сшибла. Я так перепугалась, что потом два дня с сердцем отлеживалась. Вот так-то: не делай людям добра, не получишь зла!
Я настолько тщательно следила, чтобы на моем лице не проступила скука, что не сразу заметила, как к нам присоединилась еще одна собеседница — Ольга Сергеевна, та пожилая дама, что с короткой стрижкой. В отличие от своей соседки она спустилась сверху.
— Нинель Митрофановна, это вы о чем?
— Да о той женщине, что приходила к нам неделю назад подписи собирать. Пожалела я ее, говорю, а в ответ — шиш с маслом получила. Хорошо еще, хоть жива осталась. А вы-то как, подписались за ее кандидата?
— Не видела я никакой женщины и ничего не подписывала, — решительно ответила Ольга Сергеевна. — Наверное, вы, голубушка, как всегда, что-то путаете.
Не знаю, нарочно или случайно Ольга Сергеевна бросила перчатку Нинель Митрофановне, но только сцепились они в словесной перепалке не на жизнь, а на смерть. Пока рядом со мной ругались две фурии, я, конечно, не могла приступить к намеченному плану — опросу непосредственных соседей Краснянского. Поэтому пришлось согласиться на роль зрителя и занять место в первом ряду партера.
Однако по мере того, как спор старух обрастал подробностями, во мне пробудился интерес к предмету их разговора. Выяснилось следующее: в день убийства Краснянского, приблизительно с трех до четырех часов, по подъезду ходила женщина, которая собирала подписи за кандидата в депутаты. Нинель Митрофановна, живущая на втором этаже, пожалела женщину и подписалась. А Ольга Сергеевна, обитающая на четвертом этаже, уверяет, что к ней в квартиру никто не звонил, хотя пенсионерка весь день провела дома в хозяйственных хлопотах и лишь к вечеру вышла во двор, чтобы обсудить жуткую новость про убийство жильца с третьего этажа.
Решение головоломки напрашивалось само собой: женщина не дошла до четвертого этажа, потому что ее что-то спугнуло на третьем. Что? Конечно же зрелище мертвого тела Краснянского! А что, если агитаторша даже наткнулась на убийцу, который выходил из квартиры с руками, обагренными кровью? Тогда понятно, почему она сломя голову кинулась на улицу и чуть не сбила с ног Нинель Митрофановну. Я обязательно должна найти эту женщину! На Петровке она даст свидетельские показания с описанием настоящего убийцы, и Настю отпустят! Страшно представить: подруга уже пять дней мается в СИЗО. Неужели она наконец вернется домой, к сыну и маме?
— Что это был за депутат? Какая партия? — схватила я за руку Нинель Митрофановну.
Та, разгоряченная словесной баталией, не сразу меня поняла, поэтому мне пришлось еще раз прокричать вопросы в самое ее ухо.
— Какая партия? — вышла из оцепенения пенсионерка. На ее челе отразился след глубоких раздумий. — Ну... вроде... Партия Жопы.
У меня отвисла челюсть.
— Партия Жопы? Не может быть такой партии.
— Да я и сама знаю, что не может! — окрысилась пожилая дама. — Но почему-то только это слово на ум и приходит!
— Ну ладно. А эта женщина оставила вам какую-нибудь рекламу? Ну, календарик, бывает, дарят или схему метро...
— Да ничего она мне не дарила! Я же говорю: никакой благодарности... — оседлала своего любимого конька Нинель Митрофановна, но тут же осеклась: — Впрочем, нет, вру, — был листок с какой-то харей, гладкий такой, цветной. Я еще подумала: господи, и на что только они деньги тратят, лучше бы нам пенсию прибавили!
— А где, где этот листок? — От нетерпения я едва не подпрыгивала на месте.
— Да откуда мне все упомнить! Наверное, так до сих пор в коридоре на трюмо и лежит.
Уж не знаю, каким чудом мне удалось очаровать вздорную старуху, но через пару минут мы втроем стояли в тесном коридоре в квартире у Нинель Митрофановны и искали листок. Победила Ольга Сергеевна, которая обнаружила его в одинокой резиновой калоше, невесть как затесавшейся среди летней обуви.
По верху листка крупными буквами был написан лозунг: «ЗА БЛАГОПОЛУЧИЕ!» Ниже красовалась упитанная физиономия мужика с маленькими глазками и оттопыренными ушами. Фотография не оставляла никаких сомнений: за свое личное благополучие мужик будет бороться до последней капли народной крови. Под физиономией шла надпись: «Продажный Данила Никифорович — кандидат в депутаты от ПХЖ (Партия Хорошей Жизни)».
Меня начал душить смех, и я, не прощаясь со старухами, тихо выползла на лестничную площадку, где уже смогла расхохотаться в полный голос. Наверное, мое странное поведение еще в течение месяца будет предметом сладостных сплетен и пересудов на лавочке перед домом. Но по-другому я поступить не могла: стоило бросить взгляд на физиономию кандидата, а также прочесть немногочисленные надписи, как истерический смех накатывал с новой силой.
Я всегда была убеждена, что в политику лезут, как правило, люди недалекие, с искаженным восприятием себя, действительности и своего места в этой самой действительности. Но перед выборами маразм, очевидно, крепчает. Никакой другой причиной объяснить появление подобной листовки невозможно.
Некто каким-то образом надыбал кучку денег и решил основать новую партию. Законно? — Абсолютно. Но ведь головой-то думать надо? Или наличие миллионного счета в банке автоматически освобождает от этой обязанности? Ну ладно, допустим, что у кандидата в депутаты действительно фамилия Продажный. Что же теперь делать, не менять же. Хотя я бы сменила. Про рожу мужика тоже говорить не будем: физиономия — дело сугубо личное, какой Бог наградил, такую большинство из нас с вами до конца жизни и носит. Но вот название партии — это уж извините-подвиньтесь! Понимать надо, кто у тебя электорат! В данном случае — русский народ, у которого для букв «П», «X» и «Ж» уже давно, на протяжении сотен лет, зарезервированы другие ассоциации. Две первые буквы ненавязчиво, но мгновенно относят россиянина к женскому и мужскому органам деторождения, а последняя — к части тела, которая присутствует у обоих полов, так сказать, на заднем плане. Именно она, родимая, и пришла в голову Нинель Митрофановне, когда она вспомнила букву «Ж». А что, у вас другие ассоциации?
Отсмеявшись вволю над рекламой, я решила проверить свою версию: на самом ли деле визит в квартиру Краснянского спугнул собирательницу подписей? Мне пришла в голову мысль представляться работником агитационного штаба ПХЖ. Мол, идет выборочная проверка честности наших сотрудников, а посему ответьте, пожалуйста, на вопросы: «Заходил ли к вам на прошлой неделе представитель нашей партии? Подписывали ли вы подписной лист? Большое спасибо!»
Данные, которые мне удалось собрать, моей версии не противоречили, но и не подтверждали ее. На первом этаже старичок ответил мне через дверь, что в прошлую пятницу к нему действительно приходила агитаторша, но он ничего не подписывал. Какую партию представляла женщина, он не помнит. На втором этаже, в квартире по соседству с Нинель Митрофановной, подросток сказал, что он подписал своих родителей за какого-то кандидата в депутаты, предъявив их паспорта. Сами предки в тот день находились на работе. Я оставила подростка в весьма затруднительном положении, ибо даже на лестнице было слышно, что родители приступили к допросу с пристрастием. На повестке дня стояло два вопроса: во-первых, почему сынок открывает дверь незнакомым людям, а во-вторых, зачем он разглашает конфиденциальную информацию, содержащуюся в родительских паспортах?