— Вас зовут Саша?

— Александр Карлович Тиссен, извините, что раньше не представился.

— Второй, третий?

— В смысле?

— Александр Второй, Третий, Великий, Великолепный — спрашиваю?

— А Вы?

— Как Вам кажется, я — королева?

— Абсолютно: назначить январь тринадцатым месяцем может позволить себе только королева.

— Значит, Вторая.

— Кто первая? Мама?

— Ярослава — королева Франции.

— Ого! Это Ваше генеалогическое древо?

— Наше, она тоже русская была. Так, говорите, на охоту Вам надо?

— А давайте сбежим? Вместе?

Я ждала этого предложения с самого начала нашего разговора. Знала, что он предложит. Что-то обязательно предложит. В двадцать лет твоя удача кажется больше и ближе, чем у других. Смотрела на тубус со спиннингом и ждала. Пока он не начал рассказывать об отце, их большом хозяйстве и долгой студенческой ссылке в дальнее зарубежье. В этот момент ведро с рыбой показалось реальнее и ближе, чем хотя бы еще один обед с этим мужчиной в ботинках из крокодиловой кожи и таких вот джинсах. Наверное, очень хорошие джинсы. Потому что казались они совсем плохими. И еще черные прямоугольные очки. Они не скрывали глаз. Серых умных глаз. Он вел себя тихо. Не смеялся, а только улыбался и чаще одним правым уголком рта. Его прикид с каждой минутой после слов «Англия, США, Арабские Эмираты и принимать дела» казался мне всё дороже и дороже. Всё нереальнее. Казалась возможность хотя бы повторить с ним обед. Но в двадцать лет вера в свою удачу сильнее страхов. Несоизмеримо сильнее. Я боялась и ждала, что он позовет. И он позвал.

— Александр Карлович, предложение неожиданное и очень интересное. А как скоро мы вернемся?

— В мои планы возвращение не входит.

— А у меня и плана-то никакого нет.

— Вот и чудесно, значит, едем? Готов отпросить Вас у родителей, чтобы у них не возникло вопросов.

— Отличная мысль, только получится ли мне отпросить Вас у родителей Тиссен? Я, конечно, Вторая, но, боюсь, мою кандидатуру семья Ваша не одобрит.

Его губы образовали ровную линию. Он перестал улыбаться. Я увидела, каким он бывает на переговорах. Он молчал, но казалось, что слышно, как он спокойным и уверенным голосом что-то объясняет по-английски.

— Предлагаю из нас двоих бояться по этому поводу мне, — сказал он, правда, по-русски.

Я поняла, что он осознает серьезность ситуации. Что точнее эту ситуацию назвать именно проблемой. И он уже знает, как решить эту проблему. Еще было очевидно, что меня в свое решение он не посвятит. Качать права я не стала. И мы сбежали, не дождавшись начала охоты. Сели в машину и уехали в аэропорт. Я с удивлением отмечала, насколько, оказывается, для меня важно, чтобы с мужчиной еще и разговаривать можно было. Что ум и чувство Ю так заводят. Особенно, когда он молчит. А говорят глаза сквозь очки в черной оправе. И улыбается правый уголок рта. Тонкого аристократического рта.

Удочку работник службы доставки вручил в день рождения моему совсем недавно еще любимому мальчику. В подарочной упаковке. Как надо вручил. Даже по высшему классу.

«По высшему классу» получила и я. Получила всё. И сразу. Как мечтала. Как мечтает каждая двадцатилетняя девчонка. Вру. Не двадцатилетняя. А от четырнадцати и до бесконечности. Своим родителям Саша меня представил, но общаться мы не стали. Статус мой они для себя не определили и определять не собирались. Какого-то компромисса с сыном им достичь удалось. Я не вникала, какого именно, потому что это казалось не столь важным.

Такой безумной и безудержной радости у меня не было никогда. Помните, в «Стране глухих»: «Ты глухая — на! Деньги, всё, что хочешь, — возьми, потому что ты глухая». Вот и я оглохла. От счастья. На любое моё «хочу» — моментальное «на!». И первое время было громко и много «хочу!». Потом в «хочу» исчез восклицательный знак. Потом на одно «хочу» стало приходиться по два «на!», потом соотношение стало три к одному. Потом в «на» появилась вопросительная интонация. И, наконец, «хочу» перекочевало в его вопрос: «Ясь, скажи, чем тебя порадовать?»

Потом сработал инстинкт самосохранения. У Сашки сработал. И он согласился принять такую форму моего досуга как работа. Правда работа эта была, мягко говоря, суррогатной. Почти одновременно со мной хандрить начали еще пара-тройка жен Сашиных друзей-партнеров. И нам создали компанию, которая занялась выставочным делом. Мы были на виду. Среди мужей это называлось — «наши жены делают выставки». На самом деле, все делали вид, что мы делали выставки. Пахала команда профессионалов. Бизнес для мужей-собственников был непрофильный, но тусовочный. Кое-какие задачи решал. Убытков не приносил. Опять же «девочки» имели счастье пребывать в иллюзии занятости. Кому она на фиг эта иллюзия была нужна больше — еще вопрос. Сначала я отнеслась к «работе» с большим энтузиазмом. Я захотела развить в себе дизайнерские способности, но мне мягко указали на представительские функции, а в работу дизайнеров попросили не вмешиваться.

— Это не так интересно, как Вам кажется, Ярослава Львовна. Поверьте! Пусть этим занимаются профессионалы. А у Вас другая, более ответственная работа — быть лицом компании, — Мишка, который представлялся Майклом, говорил со мной как с душевнобольной.

— Но я тоже хочу стать профессиональным дизайнером.

Он не мог мне прямо сказать «нет», потому юлил, но уступать не собирался.

— Конечно, Вы сможете и дизайнером работать и свою ответственную работу выполнять. Но наш дизайнер, он может только макеты делать. Он Вас заменить не сможет. А мы ему платим зарплату. Давайте в следующем проекте я предусмотрю, что нам не надо брать дизайнера на полный день. И Вы начнете ассистировать, а потом — кто знает. Возможно, на представительские функции нам нужно будет искать другого человека.

Я ему ничего не ответила, потому что ответа и не требовалось. Было очевидно: он уже уволил во мне дизайнера. На остатках любопытства я дождалась второго проекта, но никто даже не вспомнил про мои устремления в дизайн. Я перестала особо вникать в происходящее на работе — любопытство закончилось. Я стала меньше времени проводить на работе. Каждый следующий день перестал отличаться от предыдущего.

Я хорошо всё помню. Как мы жили, как работали. Не помню только, когда и почему мы перестали шутить, да и просто разговаривать.

Карьера

Утром я встала по будильнику. Ядреный механический будильник меня не просто поднял, а поставил на ноги. Глаза открыла и увидела, что стою на кухне. Начала варить кофе. Раздался звонок в дверь. Алевтина Александровна явилась при полном параде. Я поняла, что при виде ее мне хочется включить фокстрот. Но фокстрота не было. Зато у нее в руках было два свертка. Первый оказался халатом. А второй — наисвежайшими пирожками с яблоками и брусникой. Мы вместе позавтракали на балконе в почти семейной обстановке. Потом меня благословили на труд. Алевтина Александровна отправилась домой, а я — в книжный магазин.

Простите. Я наврала про книжный магазин. Точнее — про то, что это была первая мысль о работе. Работу я действительно пошла искать еще во время ремонта. Но в магазин пришла неделей позже. Раз уж как перед Богом, то лукавить не буду. До магазина произошло еще кое-что.

Я недооценила силу мышечной памяти. Первое, что пришло мне в голову, — пойти по пути наименьшего сопротивления и заменить подобное подобным. Я просто шла по городу, смотрела по сторонам и искала хорошие офисы. В первый же и зашла наудачу. Компьютерами и всякими современными технологиями торгуют не только в столице. И в провинции делают бизнес на IT. Компьютерщики — люди логичные, поэтому важно было начать разговор логично. И я обратилась к секретарю:

— Добрый день, могу я увидеть директора по персоналу, — мысленно я была в очках, в одном из своих рабочих костюмов и с хорошо уложенными волосами.

— У нас такого нет, — очаровательная блондинка, еще и природно-кудрявая, была серьезна и деловита, но меня она серьезно не восприняла.