Когда я знала, что меня не видят, я бросала в рот ягодку-другую, внимательно следя за тем, чтобы не вымазать соком губы. Я и прежде себе в этом не отказывала, еще когда собирала ягоды для Тарго, чего же бояться сейчас? Ни Юта, ни охранник никогда не ловили меня за руку. Я всегда умела их провести. Куда им! Я гораздо умнее их всех, вместе взятых!

Наконец обе корзинки у нас были наполнены, и мы вернулись в лагерь.

Охранник передал наши корзины другим девушкам, чтобы те отнесли их на кухню, и отвязал удерживающий нас с Тейшей друг рядом с другом кожаный ремень.

— Эли-нор, Тейша, следуйте за мной, — приказала подошедшая к нам Юта.

Она подвела нас к длинному шесту, закрепленному в горизонтальном положении на двух деревянных опорах — к тому самому, который предназначался, как я раньше считала, для развешивания вяленого мяса. Рядом с шестом Юта приказала нам опуститься на колени.

У одной из деревянных опор стояла медная жаровня, наполненная раскаленными добела углями. Из жаровни выступали рукояти четырех тавродержателей для проставления невольничьего клейма. Судя по раскаленным углям, огонь в жаровне поддерживали не меньше двух-трех часов — то есть в течение всего времени, пока мы с Тейшей занимались сбором ягод.

Я почувствовала смутное беспокойство.

Вокруг собралось несколько охранников и выполнивших свою работу невольниц. Здесь же находился и охранник, сопровождавший нас с Тейшей во время сбора ягод.

Тейша тревожно оглядывалась по сторонам. Она казалась до предела напуганной. Мне тоже все происходящее не доставляло большого удовольствия, но я изо всех сил старалась держать себя в руках.

— Тейша, — строгим голосом обратилась к девушке Юта.

Моя напарница подняла на нее наполненные ужасом глаза.

— Ты воровала ягоды из корзины Эли-нор? — спросила Юта.

— Нет! Нет! — воскликнула моя напарница.

— А ты, Эли-нор, — посмотрела на меня Юта, — ты воровала ягоды у Тейши?

— Нет! — не моргнув глазом ответила я. Юта обернулась к сопровождавшему нас в лесу охраннику.

— Первая говорит правду, вторая — лжет, — сказал охранник.

Юта посмотрела на меня.

— Это нетрудно определить, Эли-нор, — сказала она. — Иногда охранник успевает заметить твои движения, иногда — обо всем можно догадаться даже по твоей тени. Он может определить, воруешь ты или нет, по быстро изменяющемуся количеству ягод в твоей корзине.

— Нет, — застонала я. — Нет, я этого не делала!

— Ты часто воровала ягоды и из моей корзины, — продолжала Юта, — но я просила охранника, который тоже был в курсе дела, чтобы он молчал об этом.

Я уронила голову.

— Я никогда больше не буду воровать ягоды, — пробормотала я.

— Я тоже так думаю, — кивнула Юта.

Я подняла на нее удивленный взгляд.

— Но на этот раз ты обворовала Тейшу, девушку честную и наивную, и этого так оставить нельзя.

— Я ничего у нее не воровала! — воскликнула я. Юта снова взглянула на охранника.

— Лжет, — отрезал охранник, пожимая плечами.

— Ну я не буду, больше никогда не буду у нее ничего воровать! — закричала я.

Юта нахмурила брови и обернулась к Тейше.

— Ты ела ягоды, когда их собирала? — спросила она.

— Нет, не ела! — испуганно замотала головой девушка.

Юта подошла ко мне.

— А ты, Эли-нор, ела ягоды?

— Нет, Юта, не ела! — ответила я. Юта нахмурилась еще больше и повернулась к Тейше.

— Открой рот, — приказала она, — и покажи язык! Я застонала. Я поняла, чем это мне грозит. Юта проверила язык Тейши.

— Хорошо, — сказала она.

Я со страхом ждала своей судьбы.

— Теперь ты, Эли-нор, открой рот, — потребовала Юта.

— Пожалуйста, Юта, прошу тебя! — взмолилась я.

— Открой рот и покажи язык! — приказала Юта. Мне оставалось только повиноваться. По рядам зрителей пробежал взрыв довольного хохота.

— Ты можешь идти, Тейша, — распорядилась Юта. Молодая невольница вскочила на ноги и поскорее убежала прочь от опасного места.

Я также начала подниматься с земли.

— А ты, Эли-нор, оставайся там, где стоишь, — остановила меня Юта.

Я снова преклонила колени. Теперь уже я испугалась не на шутку.

— Сними свою тунику, — приказала Юта.

Не понимая, что происходит, я дрожащими руками стянула с себя короткую грубую рубаху. На мне остался только ошейник.

— Теперь проси охранника, чтобы он поставил клеймо на твоем теле и наказал тебя плетьми! — скомандовала Юта.

— Нет! — закричала я. — Нет! Нет-нет-нет!

— Я сам поставлю клеймо на ее теле, — произнес у меня за спиной до боли знакомый голос. Я обернулась и посмотрела в глаза Раску.

— Хозяин! — разрыдалась я, уронив голову к его ногам.

— Держите ее, — приказал он четверым охранникам.

— Пожалуйста, хозяин, не надо! — взмолилась я. — Прошу вас!

Охранники схватили меня за руки и ноги и прижали к земле у пылающей медной жаровни. Угли в ней были раскалены так, что я за два фута ощущала исходящий от нее жар.

— Пожалуйста, — рыдала я, — не надо!

Раск надел на руку толстую, плотную рукавицу и вытащил из жаровни один из тавродержателей. Длинный металлический прут оканчивался крохотной, не больше четверти дюйма, буквой, раскалившейся в жаровне добела.

— Это обличающее клеймо, — сообщил Раск. — Оно пометит тебя как неисправимую лгунью.

— Пожалуйста, хозяин! — бормотала я, задыхаясь от слез.

— Я потерял с тобой всякое терпение, — сказал Раск. — Получай то, что ты заслужила!

Он прижал клеймо к моему телу, и я зашлась в душераздирающем вопле. Через две-три секунды он отнял клеймо от моего бедра. Жуткая боль раздирала мое тело. Я не могла остановиться и продолжала кричать. В воздухе запахло горелым мясом. Я задыхалась. Меня била крупная дрожь. Четверо мужчин еще сильнее навалились мне на грудь, прижали к земле мои ноги.

— А это клеймо, — сказал Раск, вытаскивая из жаровни другой тавродержатель, — будет всем говорить о том, кто ты есть на самом деле — воровка!

— Ну, пожалуйста, хозяин, не надо! — бормотала я. Под тяжестью навалившихся на меня мужчин я не могла пошевелить ни одним мускулом. Мне оставалось только ждать, пока моего левого бедра не коснется второй раскаленный прут.

Новая вспышка боли ворвалась в мое сознание, ударила по обнаженным нервам. Я застонала.

На теле у меня теперь стояло и клеймо воровки.

— Это третье клеймо, — словно издалека донесся до меня голос Раска, — также является обличающим. Оно будет поставлено на твоем теле за преступление перед Ютой.

Сквозь застилающие мне глаза слезы я с трудом рассмотрела крохотную, добела раскаленную букву на конце толстого металлического прута.

— Это клеймо отметит тебя как предательницу, — сказал Раск. — Пусть все знают, что ты собой представляешь! — Голос у него звенел от справедливого гнева.

Он прижал клеймо к моему телу. Сквозь волны боли, застилающей мое сознание, я непроизвольно бросила взгляд на Юту. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Это поразило меня больше всего, и я дала волю слезам и зашлась в душераздирающем крике.

Мужчины продолжали прижимать меня к земле.

Раск вытащил из жаровни последний тавродержатель. Он был самым толстым из всех предыдущих, и буква на конце железного прута была никак не меньше полудюйма высотой. Она также была раскалена добела. Я узнала это клеймо. Я уже видела его на ноге у Ены. Это было клеймо города Трева. Раск решил, что с. сегодняшнего дня я буду носить на своем теле еще и это клеймо.

— Не надо, хозяин, пожалуйста! — умоляла я его.

— Надо, никчемная рабыня, — отвечал он. — Когда кто-нибудь из мужчин спросит тебя, кто поставил на твоем теле клейма лгуньи, воровки и предательницы, ты покажешь ему это клеймо и ответишь, что это сделал один из граждан Трева.

— Не нужно подвергать меня такому наказанию, — взмолилась я. — Прошу вас!

Руки мужчин удерживали меня плотно прижатой к земле. Я не могла пошевелиться. Раскаленный конец прута замер в каком-нибудь дюйме от моего беспомощно распластанного тела.