Изменить стиль страницы

— Это твой курдах? — Главарь показал на ближайшего кайила.

— Да.

Проверяя караван, они клинками ятаганов отбрасывали полы курдахов, в которых могли укрыться кавары. Пока что им попадались скованные короткой цепью в пять звеньев за правую руку и левую ногу рабыни.

— Кто внутри? — спросил он.

— Никого, кроме моей рабыни.

Он направил кайила к курдаху и вытянул ятаган, собираясь отбросить полу занавеса.

Мой ятаган со звоном остановил его клинок.

Все окаменели. Я видел, как пальцы сжимают рукоятки ятаганов, как опускаются копья.

— Что, если ты прячешь внутри кавара? — спросил главарь.

Острием своего клинка я отбросил занавес, и все увидели испуганную девушку, на которой из одежды были лишь ошейник и чадра.

— Бедро, — приказал главарь.

Девушка развернулась к нему левым бедром, на котором виднелось клеймо.

— Это всего лишь рабыня, — разочарованно протянул второй бандит.

Предводитель аретаев улыбнулся. Он успел разглядеть соблазнительные, сладостные изгибы маленькой рабыни.

— Причем хорошенькая, — заметил он.

— Приоткрой лицо, — бросил я.

Девушка грациозно закинула руки за голову, пытаясь нащупать тесемки чадры. Тело ее при этом волнительно выгнулось. Раньше бы она это сделала по-другому. Я улыбнулся. Она становилась настоящей рабыней, сама того не подозревая.

— Да, — повторил предводитель, — хорошенькая рабыня. — Глаза разбойника пожирали рот землянки, затем он жадно оглядел ее всю. — Поздравляю с прекрасной невольницей, — произнес он, обращаясь ко мне.

Я принял похвалу, склонив голову.

— Может быть, сегодня она нам станцует? — предложил он.

— Она не умеет танцевать, — сказал я и добавил по-английски: — Ты еще не готова, чтобы танцевать для удовольствия мужчин.

Алейна подалась назад.

— Конечно нет, — ответила она по-английски, но я видел, как глаза ее загорелись возбуждением и любопытством. Вне всякого сомнения, она уже не раз представляла себя танцующей в свете костра по песку, под горящими взорами горианских воинов. Пройдет еще немало времени, прежде чем белокурая, холодная Алейна будет умолять: «Разреши, разреши мне танцевать для удовольствия мужчин».

— Это варварка, — объяснил я главарю. — Я сказал ей, что она еще не готова танцевать для удовольствия мужчин.

— Жаль, — проворчал он.

На Горе принято, чтобы танцовщица удовлетворяла все желания, которые ей удалось вызвать у аудитории. Ей не позволяется возбудить людей и упорхнуть со сцены. Падая с последними тактами музыки на пол и отдавая себя на милость свободных мужчин, она может считать свой танец завершенным лишь наполовину. Ей еще предстоит заплатить за свою прелесть.

— Тебе бы следовало научить ее танцевать, — сказал главарь.

— Так я и сделаю, — ответил я.

— Плеть может многому научить рабыню.

— Мудрые и справедливые слова, — согласился я.

— Хорошая рабыня, — проворчал он и поворотил кайила. Свита потянулась за ним, чтобы обследовать оставшуюся часть каравана. Его помощник, утверждавший, что я каварский шпион и что меня следует прикончить, смерил меня тяжелым взглядом и поскакал следом за всеми.

— Совсем необязательно прибегать к плетке, когда будете учить меня танцам, господин, — лукаво произнесла Алейна по-гориански.

— Знаю, — рассмеялся я. — Рабыня!

Кулачки девушки сжались.

— Надень чадру!

Она повиновалась.

— И не высовывайся.

— Да, господин.

Я увидел сверкающие гневом голубые глаза над желтой чадрой, рассмеялся и закрыл полог курдаха клинком ятагана.

Постепенно, по мере того как девушка осознавала, что она рабыня в построенном — на рабстве мире и выхода у нее нет, в ней стали происходить разительные перемены. Ей начал нравиться ее ошейник и то, что она является собственностью мужчин. Она стала наглой и бессовестной, как и положено чужой собственности. Она стала задумываться над вещами, о которых не осмелилась бы подумать свободная женщина Она стала соблазнительной и привлекательной. Она стала чувственной, хитрой и умной; она стала собственностью Недавно она украла финик. И хотя я, конечно, ее наказал, в глубине души мне было приятно. Она становилась рабыней. Сегодня я видел, как она подняла чадру в присутствии мужчин. Я видел ее любопытство по поводу танцев. Она заявила, что плеть при обучении танцам не потребуется. Она считала себя внутренне свободной, рабыней лишь по имени и ошейнику, но в этом она ошибалась. Пусть потешится, решил я, пока настоящий хозяин не выбьет из нее последний остаток гордости.

Прелестная Алейна, сама того не подозревая, делала большие успехи.

Она становилась рабыней.