Девушка вышла из строя, прикованная к левой руке цепь натянулась. Невольница прислонилась щекой к моему стремени, не осмеливаясь поднять голову. Когда она все же взглянула на меня, в глазах ее сверкали, слезы.

— Спасибо, господин, — прошептала она.

— Ты идешь в первой группе. Двадцать третья от начала, — сказал я. — Я слышал о тебе очень хорошие отзывы.

— Девушка должна радоваться, если она нравится мужчинам, — ответила она.

Я хотел ехать дальше, но она схватилась маленькой ручкой за мое стремя. Прикованная к левой руке цепь тянула ее назад.

— Я совсем не такая, как мужчины, — сказала она.

— Заметно, — улыбнулся я, любуясь ее обнаженным телом.

— Я совсем другая. — Она посмотрела на меня. — И мне это нравится. Я кивнул.

— Я полюбила мужчин, — продолжала девушка. — Они такие сильные, такие могущественные. Мне нравится им подчиняться, я так люблю их слушаться! Мне очень приятно сознавать, что за малейшее непослушание меня могут выпороть или убить. Я даже не знала, что подобные чувства возможны.

Я смотрел на охваченную восторгом рабыню. Радость подчинения мужчинам буквально преобразила ее. Женщины органически стремятся к подчинению. Не испытывая его, они становятся мелочными, капризными, злобными, нервными, истеричными и недоброжелательными, как все люди, потребности которых не находят удовлетворения. Рабыня, вне всякого сомнения, полностью зависит от прихотей и милости мужчины Ей приходится подчиняться более чем кому-либо. Ее подчиненное положение закреплено на культурном и законодательном уровнях. Она — рабыня.

— Мне нравится быть рабыней, — сказала, глядя на меня, девушка.

— На колени! — приказал я.

— Да, господин, — произнесла она и опустилась на колени. Я поднял пятки, чтобы толкнуть кайила и ехать дальше, но она сказала: — Господин?

— Что?

— Вы позволите мне сказать?

— Говори

— Меня продадут в Торе?

— Да, ты попадешь на большой аукцион невольниц

— А кому меня продадут?

— Хозяину, — сказал я и тронул кайила. Кожаный ремень натянулся, привязанная к луке седла рабыня побежала следом. Позади, прикованная к группе своих подруг, осталась стоять на коленях в горячем песке безымянная красавица, которую раньше знали под именем Тарна.

В Торе новый хозяин подберет ей хорошее имя. То, которое ему понравится.

Я взглянул на привязанную к седлу девушку. Во всей колонне одетой оставалась только она и еще одна девушка в белом курдахе в голове колонны. На шее невольницы блестел ошейник. Старый, с именем Ибн-Сарана, уже сняли. На новом стояло имя Хакима из Тора. Ему и принадлежала рабыня. Кисти рук невольницы были туго скручены кожаным ремнем, конец которого я привязал к луке седла. Накидка была неправдоподобно коротка и представляла собой грязную и жирную тряпку, которой протирают большие сковороды. Я нашел ее на одной из кухонь в касбахе Ибн-Сарана. Я специально разорвал тряпку на ее левом боку, чтобы люди могли полюбоваться восхитительным изгибом ее бедер. Я выставлял девушку напоказ так, как мне того хотелось, поскольку она принадлежала мне.

Мало того, что она ложно обвинила меня на суде в Девяти Колодцах, она лукаво и торжествующе улыбнулась, довольная своей подлостью. Она радовалась тому, что я загремел в Клим. Из Девяти Колодцев я сбежал, но был пойман, закован в кандалы и все равно отправлен на соляные прииски. Никогда не забуду восторга, презрения и насмешки, с которыми она смотрела на меня, закованного в цепи беззащитного человека. Она решила сделать мне подарок на память и швырнула из окошка пропитанный духами шелковый платок, а потом послала мне воздушный поцелуй и рассмеялась, после чего хозяин велел ей угомониться.

Никогда не забуду красотку Веллу и то, как она стала моею рабыней. Сейчас она молила о прощении, как будто после моих слов что-то могло измениться Я помню, как она прижалась к ногам своего нового хозяина, Хакима из Тора. Потом она подняла голову и увидела, что Хаким из Тора — это я.

— Не поднимайся, рабыня, — сказал тогда я.

— Ты простил меня, Тэрл? — стенала она. — Скажи, ты простил меня?

— Принеси плеть! — приказал я.

Я увидел проезжавшего мимо Т'Зшала. За ним ехала тысяча всадников с копьями.

— Мы возвращаемся в Клим, — сказал он.

— У вас же есть кайилы, — удивился я.

— Мы рабы соли и пустыни, — произнес он. — Мы возвращаемся в Клим.

— Соляного убара больше нет, — напомнил я.

— Мы договоримся с местными пашами о контроле за пустыней и оговорим новые цены на соль.

— Полагаю, они поднимутся, — улыбнулся я.

— Я этого не исключаю, — кивнул Т'Зшал.

Я подумал о том, что не стоило, наверное, вооружать рабов из Клима и давать им кайилов. Это были особые люди. Все они дошли до Клима.

— Если тебе когда-нибудь станет плохо, — сказал Т'Зшал, — пошли гонца в Клим. Рабы пустыни и соли придут на помощь.

— Спасибо, — ответил я. Из них выйдут надежные союзники. Это были свирепые и могучие люди. Каждый из них дошел до Клима. — Полагаю, теперь на соляных приисках все будет по-другому. — Мне вспомнилось, какХассан предупредил меня насчет пропитанного духами платка. «Тебя за него убьют», — сказал он тогда, и я спрятал платок в трещине в соляной корке.

Т'Зшал огляделся. Скованные цепью рабыни попятились. — Мы построим в Климе таверны и кофейни, — сказал он. — Люди слишком долго жили без развлечений.

— Контролируя добычу соли, — сказал я, — вы сможете построить все, что вам захочется.

— Мы объединим все соляные промыслы, — произнес Т'Зшал.

— У тебя большие замыслы, — сказал я.

Т'Зшал был настоящим лидером. Гарун уже пригласил его и его воинов к себе на службу. Они ответили отказом.

Я знал, что Т'Зшал не станет служить никому. «Лучше быть первым в Климе, чем вторым в Торе», — сказал он однажды. Он был рабом, настоящим рабом, только не чьим-то, а рабом самой пустыни и соли.

— Я желаю тебе добра, — улыбнулся Т'Зшал.

— Я желаю тебе добра, — ответил ему я.

Его кайил побежал прочь, поднимая тучи песка. За ним устремилась тысяча всадников с копьями.

Я медленно ехал вдоль длинной колонны, вытянувшейся по пустыне между двумя касбахами.