— Как думаешь, что привело в Чарлстон матроса с индейцем?
Мэйджи пожал плечами.
— Понятия не имею. Одно ясно — они работают на Коула.
— На Дэниэла Коула?! — Филип с силой ударил кулаком по столу. Потом еще раз. Еще и еще. От гнева и боли у него хлынули слезы из глаз. — Ты не представляешь, что сделал этот человек с моей семьей… От негодования во мне кровь закипает. Господи, не допусти до греха!
Прошло несколько минут, прежде чем молодой человек сумел взять себя в руки.
— Ума не приложу: чем здесь занимаются эти двое?
— Вербовщики. Может, подыскивают матросов.
Филип задумался. Дышал он прерывисто — видно, не до конца справился со своими чувствами.
— Если не секрет, Мэйджи, у тебя сейчас есть работа?
— Какой секрет? Я первый помощник на шняве. В основном мы ходим вдоль побережья.
Как нельзя лучше это укладывалось в план Филипа!
— Вот что, — приступил он к делу. — Прежде всего я должен спасти брата, а уж потом разберемся с Коулом. Ты поможешь мне?
— Да.
Филип схватил первый попавшийся под руку лист бумаги и начал что-то быстро писать.
— Это письмо нужно поскорее отправить в Бостон. Как быть?
— Погоди… — Мэйджи на минуту задумался. — В Бостон сегодня отплывает один корабль, на котором пойдет наш человек, тоже с «Голубки». Его фамилия Шоу. Я попрошу его взять письмо.
— Он был другом Джареда?
— Едва ли, — усмехнулся Мэйджи.
— И ты доверишь ему письмо?
— Он сделает все как надо.
— Хорошо. Пусть он передаст письмо моей сестре, ее зовут Присцилла Стернз. Вот адрес. Мэйджи, это очень-очень важно. Ты уверен, что на Шоу можно положиться?
— Я же сказал «да», — недовольно буркнул Мэйджи.
— Извини, но под угрозой жизнь моего брата. И еще кое-что поставлено на карту. Как долго ты пробудешь в Чарлстоне?
— Недели две.
— Отлично. Ты сможешь найти нам еще пару помощников?
— Найду. Что ты задумал?
Филип коротко изложил свой план. Главное, чтобы Присцилла вовремя получила письмо, — так и хотелось Филипу еще раз переспросить насчет Шоу. Уж больно ему не понравились слова Мэйджи — «Едва ли».
У Филипа Моргана было всего семь дней. Ему оставалось только уповать на помощь Господа.
День, на который была назначена казнь Веселого Моряка, выдался ясным и солнечным. Джареда вывели из темной камеры на улицу, где его поджидала повозка. Яркий свет с силой ударил Джареду в глаза, и он с непривычки зажмурился.
Накануне к нему не допустили даже священника: пират ведь — это не человек, он сродни хищному зверю, а зачем зверю священник? Впрочем, Джареду так было даже лучше. Долгие годы он не молился Богу, и перед смертью не хотелось лицемерить. Скорей всего, он и без причастия попадет к Богу. Все, что Джаред думал сказать Ему и что мог услышать от Господа, куда лучше прозвучит при их личной встрече.
Когда Джареду помогали забираться в повозку, запряженную понурой клячей, — руки узника были связаны, — он вдруг спохватился, что представлял себе день смерти совсем иначе. Сидя в камере, он думал, что за час-другой до казни все ощущения станут более острыми, небо покажется более синим, воздух — более свежим, цветы будут благоухать сильнее, чем обычно, и все такое — ведь он увидит их в последний раз. На деле все получалось наоборот: его чувства притупились. В сырости и холоде камеры Джаред простудился, нос теперь был сильно заложен, и его решительно ничего не занимало — ему было трудно дышать.
Повозка, громыхая, медленно катилась по улицам Чарлстона. Из всех домов на улицы высыпали мужчины, женщины и даже дети — поглазеть на приговоренного к смертной казни пирата. Ни на одном лице Джаред не нашел к себе сострадания. Толпа глумилась над ним, осыпала его проклятьями, в лицо ему швыряли гнилые овощи и фрукты, его закидывали камнями. Правда, почти никто не попадал в цель, чему Джаред тихонько радовался, интуитивно боясь боли. Потом рассмеялся над собой: какая разница? Пройдет совсем немного времени, и он вообще перестанет что-либо чувствовать.
Повозка неуклонно приближалась к докам. Скоро вдали угрожающе замаячил силуэт виселицы. Еще немного — и лошадь уже прошла под ней, словно это была обыкновенная арка обыкновенного дома. Остановились прямо под виселицей. Джаред поднял глаза и увидел над головой веревку с петлей, свешивающуюся с перекладины.
Дюжий бритоголовый детина с волосатой грудью залез на повозку, накинул петлю на шею Джареда. Затянул поплотнее. Джаред и не шелохнулся. Он смотрел вперед, на целое море злых, возбужденных лиц; его смерть была для этих людей самым захватывающим событием дня. На вантах и мачтах пришвартованных в гавани судов гроздьями висели матросы, жаждавшие получше разглядеть происходящее. Джаред невольно пожалел, что не утонул во время кораблекрушения. Тучи, ветер и волны выглядели куда дружелюбнее, чем толпа, которая собралась посмотреть на его казнь. Дюжий детина сунул в связанные руки узника букетик цветов, коротко пояснив: «Традиция».
Приговор суда был зачитан громогласно, с пафосом — в предостережение тем, кого влекли соблазны пиратской жизни. Покорно дослушав его до финальной точки, дюжий детина слез с повозки и дал вознице знак трогать.
И тут началось. Возле повозки внезапно послышалась какая-то возня. Джаред повернул на шум голову — и был ошеломлен, увидев столь знакомых ему матроса с индейцем! Матрос, странное дело, был в монмутской шапке. Низко пригнувшись, он вцепился в возницу и умудрился столкнуть того с сиденья. Поводья теперь были в руках у матроса. В ту же секунду рядом с Джаредом в повозке оказался индеец, который накинул ему на голову полотняный мешок. Последнее, что успел увидеть пленник, — глубокие черные глаза индейца и сверкнувшее лезвие его ножа. Потом стало темно.
Джаред почувствовал, как петля на его шее ослабла. Кто-то сильно дернул его вниз, и он, больно ударившись, упал на дно повозки. В тот же миг повозка рывком тронулась с места. Вслед раздался выстрел. Потом еще и еще. Со всех сторон слышались истошные вопли, крики, в ответ раздалась сердитая брань индейца. «Индеец, похоже, отгоняет людей от повозки», — решил Джаред. Он весь сжался, пытаясь уловить доносившиеся слова, но тут матрос оглушительно закричал, понукая лошадь и пытаясь заставить ее мчаться во весь опор. Повозка то и дело подпрыгивала на неровной грунтовой дороге, в конце концов налетела на какую-то колдобину, отчего Джареда слегка подбросило. Теперь ее колеса стали глухо громыхать. «Должно быть, причал. Или пирс?» — лихорадочно соображал Джаред. Почему матрос с индейцем решили спасти его от виселицы? Может, Коул хочет убить его сам? В любом случае он свободен, и теперь главное — сбежать от этих негодяев.
Джаред вдруг вспомнил, что матрос приходится братом капитану Деверо. Надо попытаться этим воспользоваться.
Он попробовал сесть, но его тут же грубо толкнули назад на дно повозки.
— Лежи тихо! — прикрикнул на него индеец.
Сделав несколько резких поворотов, повозка остановилась. Даже слабый свет перестал пробиваться сквозь полотно мешка. Может быть, они въехали на склад? Индеец дернул Джареда за руку и заставил подняться, кто-то стиснул ему другую руку. Джаред попытался было высвободиться, но тут же был схвачен еще крепче.
Пленника потащили по деревянному полу и втолкнули в какую-то тесную каморку. Запихивая его туда, индеец изо всех сил пригибал голову Джареда рукой. Тотчас раздался стук молотков — и сердце пленника замерло от догадки: это упаковочная клеть! Его заколачивают в деревянный ящик!
— Эй! Что вы?..
— Если хочешь жить, молчи! — прошипел индеец и заткнул ему рот рукой.
Не успел Джаред осознать свое заточение в упаковочный ящик, как отовсюду послышались громкие крики и топот ног. Зычный голос отдавал приказы:
— Обыщите здесь все! Обшарьте каждый угол! Достаньте их мне из-под земли!
Но поиски, назначенные командиром, закончились, не начавшись.
— Вон они! — истошно завопил один из преследователей.