Изменить стиль страницы

Молодой человек, лежа на траве, улыбнулся и кивнул в знак согласия.

— Это безответственность, форменная безответственность! — закричал нотариус. — Может быть, этот паренек убил Шубала Элкинса!

Викарий вновь обратился к Энди:

— Ты же не убийца?

— Нет, — сказав это, Энди беспечно сорвал травинку.

Викарий пребывал в отличном расположении духа, но Эмброуз Дадли не собирался шутить. На его скулах заиграли желваки.

— Полно, Эмброуз, — Мэтьюз подошел к нему поближе, — парнишка никуда не денется до ярмарки.

Но Дадли не унимался.

— Если он сбежит, отвечать будешь ты! Идем, Сайрес.

Рассерженный нотариус развернулся и зашагал прочь. Его спутник пожал плечами и поплелся следом.

Мэтьюз посмотрел на Купера.

— Наверное, нужно было пригласить его сыграть с нами?

Друзья перешла дорогу, отделявшую сквер от реки, и спустились к воде. Энди не отставал от них ни на шаг.

Они лежали у воды, глядя в небо, и Купер рассказывал о партии обуви, которая в день ярмарки отправится в Лондон. Викарий спросил Энди, приходилось ли ему бывать в столице. Юноша между делом упомянул о недавней поездке в Виндзорский замок, опустив историю о доспехах и епископе Лоде.

— Ты был в церкви Святого Михаила?

— Один раз, — ответил Энди, — но не во время службы.

— Когда я в последний раз ездил в Лондон, я заходил туда, — задумчиво произнес викарий. — Не знаю, смог ли бы я там молиться.

— Почему? — озадаченно спросил Купер.

— Кое-что мне мешало. Ну взять хотя бы алтарь… Слишком роскошный… Он отвлекал меня. Вместо того чтобы размышлять о Боге, я все время его разглядывал. А еще я думал о бедных, бездомных и голодных, которые просили подаяния на ступенях церкви. Там они и живут. Сторож их гоняет. Его я тоже понимаю, они на самом деле нарушают порядок, мочатся на колонны, мусорят. Больше всего меня смущало то, что этим людям кажется, будто близость к храму означает близость к Богу.

От церковных зданий разговор перешел к конфликту между епископами и пуританами и к преследованиям пуритан, усилившимся после назначения на должность епископа Лондонского Вильяма Лода. Едва приятели заговорили на эту тему, Энди почувствовал себя неуютно, хотя никто ни о чем его не спрашивал.

— Когда я думаю про Лода, я вспоминаю недавно услышанную историю, — сказал Мэтьюз и сел.

— Все тебе что-то напоминает, — усмехнулся Купер.

— Да. Но мне кажется, за совершенное Лоду еще воздастся.

— Так что за история?

Мэтьюз, потянувшись, встал.

— У нас нет времени на разговоры. Пора домой.

— Ну уж нет! — Купер повалил Мэтьюза и прижал его к земле. — Пока не расскажешь, никуда не уйдешь!

Энди наблюдал за их возней с нескрываемым изумлением. Он никогда не видел, чтобы взрослые мужчины вели себя подобным образом. Его знакомые никогда не подшучивали друг над другом. Они как огня боялись показаться смешными в глазах окружающих.

— Ладно, ладно, расскажу! Только отпусти! Ишь насел, буйвол! — закричал Мэтьюз. — Ты меня задушишь!

Купер ослабил хватку, но продолжал бдительно следить, чтобы Мэтьюз не улизнул. Однако его друг и не собирался этого делать. Отряхнувшись, он начал свой рассказ:

— Жил когда-то бедный человек, который решил стать грабителем на большой дороге. Он объяснил жене, что это куда проще и доходнее, чем надрываться, работая с утра до вечера. Взял он дубинку и отправился на лондонскую дорогу, где-то между Ньюарком и Грэнтхамом. По дороге его нагнал знатный господин верхом на лошади. Бедняк подождал, пока всадник поровняется с ним, и схватил коня за уздечку. «Выкладывай, что у тебя есть!» — закричал он, подняв дубину. Всадник расхохотался. «Похоже, вор собирается грабить вора! — зычно гаркнул он. — Я тоже промышляю этим ремеслом, негодник! Ты либо дурак, либо занимаешься этим делом совсем недавно — так никто не грабит!» — «Честно говоря, мне никогда не приходилось воровать». — «Оно и видно. Тогда послушай моего совета и подумай о том, что я тебе скажу. Если ты решил ограбить кого-то, никогда не хватай его лошадь за уздечку; для начала сбрось всадника. Если он заговорит с тобой, ударь его посильнее и скажи: «Эй, паршивец, что ты там бормочешь?» После этого он в твоей власти и ты можешь делать с ним что душе угодно».

Около мили бедняк шел рядом со всадником, и всю дорогу новый знакомый обучал его своему ремеслу. Так они добрались до небольшого городка и оказались в скверном месте. И тогда бедняк сказал своему учителю: «Сэр, я знаю эти края лучше вас. Это опасная дорога, каждого второго здесь грабят. Но если выехать через ворота и держаться поля, можно спокойно миновать это гиблое место». Его спутник послушался совета. Когда они оказались на другой стороне дороги, бедняк ударил своего наставника по голове, свалив его наземь. Тот воскликнул: «Вот как ты отблагодарил меня за науку!» — «Эй, паршивец, что ты там бормочешь?» — закричал бедняк и что было силы ударил спутника еще раз. Когда тот перестал сопротивляться, он забрал у него около пятидесяти фунтов и лошадь. Сделав это, он во весь опор поскакал назад к жене. Войдя в дом, он сказал: «Дорогая женушка, я понял: быть грабителем непросто. Не хочу больше заниматься этим ремеслом, буду довольствоваться тем, что у меня есть. Здесь пятьдесят фунтов и неплохая лошадь. Я украл их у одного господина. Он тоже вор, и я подумал, что меня не станут наказывать за то, что я ограбил вора, а значит, я и дальше могу жить с чистой совестью».

Дэвид почесал бороду и усмехнулся.

— Хорошая история.

Энди охотно согласился с ним.

— Вот только я не понял, — лукаво спросил Купер, — какая связь между этой историей и епископом Лодом?

Кристофер Мэтьюз поднялся и расправил плечи.

— Уже совсем темно, — произнес он. — Объясню по дороге.

Энди и Купер тоже встали. Их фигуры отбрасывали длинные тени.

— Мне это видится так, — начал Мэтьюз. — Бедняк в рассказе — это Англия. Голодная, отчаявшаяся, она пытается выжить. Епископ Лод — это знатный господин. Он говорит, что его тоже беспокоит ситуация в стране и что в ее плачевном состоянии виноваты пуритане. Поэтому он учит ненавидеть их и убивать. Он не понимает, что в один прекрасный день ненависть обернется против него. Я верю, что в конечном счете Англия выживет, а епископ Лод — нет.

Они молча миновали сквер.

Наконец викарий сказал:

— Я молю Бога, чтобы, пока не поздно, Он открыл ему глаза.

На третий день после задержания Энди и за день до ярмарки Мэтьюз оставил его дома с Нелл и Дженни.

— Извини, но сегодня я уйду один. Меня ждет важное, не подлежащее огласке дело, — сообщил викарий Энди после утренней молитвы, когда они шли за водой к колодцу. — Тебя что больше устроит: остаться дома с девочками или ходить по городу с Сайресом?

Сделать выбор было нетрудно. Разумеется, провести время с двумя очаровательными девушками куда приятнее, чем уныло бродить по улицам рядом со сторожем. Энди очень хотелось пофлиртовать с Дженни. Впрочем, он не имел ничего и против Нелл. Хотя ее ум и снисходительная манера держаться смущали молодого человека, что-то в ней его задевало.

Когда Энди и Мэтьюз наполняли ведра у колодца, к ним подбежал Дэвид Купер и отвел друга в сторону. Вытаскивая полное ведро, Энди сделал вид, что не обращает на них внимания. На самом деле он весь превратился в слух. Однако ему удалось уловить лишь несколько слов: «партия», «доставка» и «не вышло».

— Боюсь, мне придется бросить тебя здесь, — сказал Энди Мэтьюз. — Передай Нелл и Дженни, что я буду поздно. Они поймут, — и, улыбнувшись, добавил: — Им не привыкать.

Энди видел, как приятели торопливо зашагали по направлению к мастерской Купера. Пройдя несколько шагов, они наткнулись на Эмброуза Дадли. Между ними вспыхнул горячий спор. Юноша видел, как рассерженный нотариус несколько раз тыкал костлявым пальцем в его сторону. Через пару минут Мэтьюз и Купер пошли своей дорогой. Дадли остался стоять на месте, свирепо поглядывая на Энди.