Погрузившаяся во мрак комната наполнилась вздохами и шепотом, исполненным благоговейного страха.

Он понимал, чтобы принимать ванны из крови, ему нужно раздобыть ее еще. Босс отправил его в баптистскую больницу Сиона, штат Иллинойс, со специальным поручением, и там он встретил робкую темноволосую медсестру в очках, которую вызвался подвезти до дома. Он посадил девушку в свой фургон, в задней части которого стоял холодильник и портфель. Предложив ей остановиться по дороге и где-нибудь выпить, он лишил девушку ее крови и скрылся с драгоценной жидкостью прежде, чем рассвело.

Сион располагался слишком близко от того места, где находился его дом, но соблазн оказался слишком велик. Девушка жила одна, в самом конце улицы, где пустовало несколько домов, предназначавшихся для продажи. Он был уверен, никто не видел, как он оказался на этой улице. Девушке так не хватало общения. Поэтому его замысел осуществился без особого труда.

Ее звали Реней. И теперь у него есть кувшины с бирками «РЕНЕЙ». Что же касается Джанел, Тони и Мелани, те ушли навсегда.

Сейчас он был дома, в безопасности и наслаждался Реней. Пройдет несколько дней прежде, чем найдут то, что от нее осталось, а он, тем временем, овладеет ее сущностью, ее душой, скрывающимися в крови, которую он выкачал из девушки с помощью своих инструментов.

Когда-то ему хотелось стать врачом, но потом это прошло, он решил, что попробует учить. Дети называли его «учитель», и ему это нравилось. Он преподавал биологию, но недолго. Ему нравилось пользоваться на уроках всем настоящим, а это возмущало некоторых учеников, предпочитавших изучать учебные пособия, аккуратно запакованные в пакеты и пропитанные формальдегидом. Он же терпеть не мог зловония, исходившего от этого дерьма, его всегда волновал запах свежей крови.

Он запугивал мальчиков, уверяя, что они представляют собой прекрасные образцы для анализа крови. Они боялись его. Но однажды, когда он загнал в угол одну из девочек, кто-то из учеников позвал на помощь, произошла весьма неприятная сцена, в результате которой его вызвали в кабинет директора, и тот сделал ему строгое предупреждение.

Он знал, что, когда закончится семестр, вряд ли сможет подписать новый контракт.

Ему было уже почти тридцать, а чего он успел достичь? Ничего, ему всегда и во всём сопутствовали неудачи. Казалось, он повторяет жизнь своего отца, все, к чему бы он ни притронулся, превращалось в дерьмо. Старик не смог ничем ему помочь, он сам был неудачником и умер, передав эту болезнь по наследству сыну. Единственное утешение он находил лишь в бумагах и собрании медицинских книг его дедушки. Отец был идиотом, а вот дед — великим человеком, великим врачом.

Учитель присел перед стареньким проигрывателем «Виктрола», который тоже принадлежал деду. Из него лились мелодичные звуки концерта Моцарта. Пластинка была без единой царапины, но алмазная иголка проигрывателя уже слегка затупилась. Достать детали для столь старого проигрывателя практически невозможно, но ему посчастливилось обнаружить магазин на главной улице Векоши, штата Висконсин, который поразил его разнообразием самых удивительных товаров. В магазине было много старинных вещей, некоторые из них ему захотелось приобрести. Он купил несколько действительно редких пластинок. Это стоило ему почти месячного жалования, но, слушая сейчас удивительную музыку, он ни о чем не жалел. Музыка успокаивала его натянутые нервы, это было его своеобразным хобби, он любил музыку времени, оставшегося далеко позади, музыку Штрауса, Моцарта, а также мелодии Бенни Гудмена и его группы. Ему казалось, что он опоздал родиться. Он терпеть не мог звуки, то и дело раздававшиеся по радио. На своем стареньком проигрывателе он слушал «Гамлета», «Короля Лира» и другие пьесы Шекспира, записанные на пластинках, которые он приобрел в Париже, штат Иллинойс, где католический монашеский орден прекратил существование и распродал свою библиотеку и другое имущество. Не каждый мог похвастаться столь богатым собранием произведений Шекспира. У него была даже полная постановка «Сна в летнюю ночь» Королевским Симфоническим оркестром Лондона. Эти пластинки, а также морозильники, заполненные кровью, были его самым ценным имуществом, которым он ни с кем не делился.

Включив звук на полную мощность, он пошел в ванную, разделся и опустился в предварительно подогретую кровь. Ему пришлось опустошить несколько кувшинов. Запас крови катастрофически быстро уменьшался, и теперь его постоянно мучили мысли, как бы пополнить морозильник.

Лежа в теплой, темно-красной жидкости, он вспоминал, как вот так же получал удовольствие тогда, когда его вызвал к себе шеф. Завтра, рано утром ему уже придется выезжать, но сегодня вечером он будет наслаждаться обществом Реней.

Слушая классическую музыку и перечитывая свои любимые отрывки из Библии, он услышал, как замяукал его кот. Большое, черное животное часто оставалось предоставленным самому себе, и когда он куда-нибудь уезжал, кот бродил по улицам. Однако Снаффи — так звали старого кота-бездельника — всегда возвращался к своему хозяину. Ему тоже нравился запах крови, и, когда удавалось добраться до нее, он с удовольствием лакал ее.

— Сущность всех живых существ… жизни, всего живого заключается в крови, — произнес он вслух для Снаффи.

Кот подошел достаточно близко для того, чтобы потереться о протянутую руку хозяина. Но его интересовали отнюдь не ласки — приблизившись к руке хозяина, он неистово принялся слизывать с нее кровь.

Кот все знал. Непонятно как, но он знал то, что было известно хозяину. То, о чем говорилось в Библии: здоровье, исцеление и долгая жизнь зависели от того, принимает ли живое существо кровь — через рот, поры и как угодно еще. Он втирал кровь в густую, черную шерсть кота, и животное приходило от этого в настоящий восторг. Это заставляло хозяина смеяться и говорить:

— Тебе это нравится, правда… правда, мой мальчик?

Понежившись около часа в теплой ванне, он спустил кровь, ополоснул голову под душем, вытерся и отправился в соседнюю комнату, затем вышел в коридор старого дома, доставшегося ему в наследство. Шестнадцать лет он ухаживал за больными родителями, был свидетелем того, как мало-помалу силы оставляли их, и они умирали, что одновременно и огорчало его, и вселяло страх. Добравшись до конца коридора, он вошел в кабинет, который когда-то принадлежал деду, теперь его хозяином был он.

Старик работал практикующим врачом в то время, когда врачи работали вне дома, однако, рядом с его кабинетом располагалась маленькая смотровая комнатка. Дед хотел, чтобы он тоже стал врачом, и он сам поначалу к этому стремился, но этому не суждено было сбыться. Слишком много людей в этом мире ополчились против него — его учителя, начальники, врачи, принимающие решения в медицинских школах, все те, кто создавали для него всевозможные препятствия и, наконец, его родители. Болезни свалились на них внезапно, но задержались на долгие годы, высасывая из семьи деньги и отнимая у него любовь, которую он мог бы испытать к своему робкому отцу и волевой матери.

Поэтому он решил стать учителем, ведь те, кто на что-то способен, делают свое дело, а те, кому нечем похвастаться, предпочитают учить. Но он довольно быстро понял — преподавание само по себе является еще одной наукой, настоящим искусством, а учителя похожи на актеров, и только лучшие актеры, с большой внутренней убежденностью, способны учить. Его мягкий подход, слишком нежная манера поведения человека, сосредоточенного на самом себе, и отсутствие уверенности, наряду с тем фактом, что он никогда в жизни не играл на сцене и ничего не написал, сделали его неудачником и на этом поприще.

В конце концов, три года тому назад он принялся заглядывать в колонку объявлений «Чикаго Трибьюн» и «Сан Таймс» в поисках любой работы, которая имела бы отношение к медицине и помогла бы ему получить какую-нибудь квалификацию. Он проработал в нескольких местах прежде, чем стал торговым представителем одной из Чикагских фирм, специализирующейся на продаже всего, что нужно медицинским учреждениям, начиная от пилюль и кончая самыми современными видами инструментов и оборудования. Единственное, чего фирма не поставляла, так это белье.