Эмбер немного удивилась столь внезапному исцелению матери, но еще больше ему обрадовалась и, счастливая, побежала в кухню наполнить термос горячим кофе, после чего и она, и Люси, последовав совету Макса, тепло оделись.
Эмбер никогда не видела вблизи старинный викторианский особняк бабушки Макса. После пожара от дома остался только обгоревший остов с обрушившимися кое-где стенами да обломки статуй и ваз, валявшиеся на заросшей сорняками террасе, что высоко нависала над лесистой долиной. Однако большинство надворных построек, гаражей и сараев были в сравнительно хорошем состоянии. Равно как и оранжерея, куда они зашли с Максом.
– Твоя бабушка выращивала здесь когда-нибудь фрукты? – поинтересовалась Эмбер, осматриваясь в этом большом, красивом и удивительно теплом помещении.
– Не думаю. Но поскольку я никогда не встречался со старой крокодилицей, то наверняка не могу сказать. В настоящий момент меня больше интересует чашечка горячего кофе. Откровенно говоря, – добавил Макс, улыбаясь, – я и не предполагал, что лепить снежную бабу так трудно!
– Это труднее, чем можно предположить по первому впечатлению, – засмеялась Эмбер, глядя в окно на Люси, наряжавшую кривобокого, неуклюжего снеговика в длинный шерстяной шарф Макса.
После того как она так переволновалась из-за упорного стремления Макса ближе познакомиться с дочерью, Эмбер теперь испытывала некоторое облегчение, осознав, что ее тревога была напрасной. Макс вел себя с Люси, как вел бы себя с любой другой семилетней девчушкой, то есть не только весело хохотал над ее ужасными шутками, но и строго-настрого запретил приближаться к развалинам старого дома, которые могли в любую минуту обрушиться ей на голову.
– Как странно, что ты никогда в глаза не видел свою родную бабушку, – сказала Эмбер спустя несколько секунд, наполняя чашки горячим кофе и протягивая одну Максу, стиравшему пыль и паутину с двух старых ящиков. – Тем более что вы с отцом жили всего лишь в нескольких милях отсюда.
– Это долгая история, – вздохнул Макс, передернув плечами. – Но вкратце она сводится к тому, что бабушка моя была одиноким человеком, которого ожесточила жизнь. Муж ее погиб во время второй мировой войны, единственного сына случайно застрелили на охоте, и у бабушки осталась лишь дочь, в которую она вцепилась мертвой хваткой. Для моей несчастной матери наступили черные дни.
И Макс рассказал, как бабушка не разрешала дочери никуда ходить, была нарочито груба с ее приятелями и подругами, стараясь отвадить их от дома, и добилась того, что бедная девочка, по существу, превратилась в пленницу, которой предстояло всю жизнь быть бесплатной компаньонкой своей матери.
– Но почему же она не могла набраться храбрости и просто сбежать из дому?
– Судя по тому, что я о ней слышал, она была очень добрым и мягким человеком – вот почему. Она была не в состоянии кого-либо обидеть, а уж свою родную мать и подавно. К тому времени, когда Имоджен почти достигла среднего возраста, она уже не сомневалась, что никто никогда не женится на ней. Но она черпала силы в религии. К счастью, леди Паркер не возражала против того, чтобы ее дочь посещала столько, сколько ей вздумается, местную церковь в Элмбридже. Вот там-то моя мать и познакомилась с моим отцом.
Эмбер растрогал рассказ Макса о том, как преподобный Огастес Уорнер, рассеянный холостяк лет пятидесяти, горячо полюбил несчастную тридцативосьмилетнюю Имоджен Паркер.
– У него, конечно, и в мыслях не было завладеть богатством леди Паркер. – По словам Макса, его отец неоднократно пытался получить от своей будущей тещи согласие на брак с Имоджен. Но, когда леди Паркер наотрез отказалась благословить влюбленных, Имоджен наконец нашла в себе смелость пойти против материнской воли. – Старуха, конечно, была бессильна расстроить бракосочетание. Но старая крокодилица так и не простила мою мать за то, что та «сбежала» с моим отцом.
– Прямо не верится, что человек может быть столь жестоким и бессердечным! – воскликнула Эмбер, потрясенная тем, что, когда, полтора года спустя после свадьбы, Имоджен умерла при родах, леди Паркер по-прежнему не желала признать ни викария, ни внука.
Пока Макс излагал печальную историю своей жизни, Эмбер ясно представилось, каким одиноким было детство мальчика, лишенного материнской ласки. Макса воспитывал пожилой отец, не знавший, как к сыну подступиться. Не удивительно, что мальчик, фактически отданный на попечение быстро сменявшихся экономок, превратился в настоящего сорванца. Можно удивляться лишь тому, что он не угодил тогда в какую-нибудь беду.
Глядя на мужчину, сидящего напротив нее, Эмбер не без удивления отметила, что сейчас между ними воцарились мир и согласие. Может, причина в том, что сегодня Макс в спокойном, задумчивом настроении, ничуть не похожем на его вчерашнюю воинственность? Эмбер даже показалось, что он волевым усилием подавляет в себе резкость и упрямство, которые скрываются под его красивой внешностью. Ну и слава Богу, поспешила напомнить себе Эмбер, испытывавшая к Максу глубокую благодарность за то, что он ни звуком не обмолвился о произошедшем между ними накануне вечером.
Но тут выяснилось, что Макс просто выжидал удобного момента.
– Здесь, мне кажется, подходящее место для спокойной беседы, – произнес он, вставая и подходя к окну.
– Я… я так не думаю, – сразу занервничала Эмбер, наблюдавшая, как он помахал рукой Люси, которая лепила снежки и складывала горкой. – Да и потом, скоро надо будет ехать завтракать. – Эмбер взглянула на свои часики. – Может, мы…
– Успокойся! Мне кажется, нам незачем снова ругаться и ссориться, – твердо заявил Макс. – Но, поскольку ты считаешь меня подлецом, совершенно необходимо, чтобы ты выслушала мой рассказ о том, что произошло.
– Ах, какое значение имеет… – начала было она, но ее голос был заглушен громким и печальным смехом Макса.
– Имеет значение, и даже очень большое! – Макс провел рукой по волосам. – По сути дела, ты обвиняешь меня в том, что я вел себя чуть ли не с преступной безответственностью, совратил юную девушку и бросил ее, беременную, без какой-либо помощи или поддержки. Хотя – да простит меня Бог! – последнее утверждение соответствует истине, – добавил он с тяжелым вздохом.
– Послушай, мы все это уже обсуждали. Я понимаю, что доставила тебе огорчение, много чего наговорила. Но все в прошлом! Сейчас у каждого из нас своя жизнь. Так какой смысл ворошить былое?
– Смысл, дорогая Эмбер, в том, что твоя версия событий резко расходится с моей, – прямо ответил он, бросив на нее проницательный взгляд. – Когда, собираясь к дяде, я попросил тебя стать моей женой и последовать за мной в Штаты, как только я улажу все формальности, необходимые для твоего приезда, я говорил это от чистого сердца.
Только назавтра после вылета я вспомнил, что в предотъездной спешке забыл дать тебе номер дядиного телефона, и решил связаться с тобой, когда ты переедешь к тетке в Лондон. Но я не смог сразу узнать ее телефона. Ты пока не возражаешь?
– Да нет, конечно.
– Хорошо. Дальше начинается неизвестная тебе часть истории: вскоре после приезда в Штаты я с дядей ехал в его машине на совещание на одном из его заводов. По дороге в нас врезался огромный грузовик. Я очнулся уже на больничной койке с переломами руки, обеих ног и с сотрясением мозга. И то счастье – бедный мой дядя, сидевший за рулем, погиб на месте происшествия.
Тем не менее, – продолжал Макс, не обращая внимания на испуганное восклицание Эмбер, – хотя у меня не было тяжких осложнений типа потери памяти, еще долго после того, как переломанные кости срослись и я встал на ноги, меня мучили страшные головные боли. Но еще больше голова моя болела потому, что на мои плечи обрушились все дела дяди. Хоть я и был его единственным оставшимся в живых родственником, я удивился, узнав, что, согласно недавно составленному завещанию, все имущество дяди переходит ко мне. – Макс повернулся к Эмбер и улыбнулся ей горькой улыбкой. – Ни другие директора фирмы, ни работники не были в восторге от подобного поворота событий. Да оно и понятно. Шли неделя за неделей, а я чувствовал себя таким разбитым и больным, что не мог взяться за дела. А когда оправился, то понял: во-первых, мне следует вывернуться наизнанку и доказать всем – хотя бы для того, чтобы оправдать доверие дяди, – что я способен руководить компанией, а во-вторых, я дал себе отчет в том, что миновало целых два месяца, как я с тобой расстался.