Теперь ей предстояло проверить правильность и жизнеспособность своей идеи.

Дуглас прислал за ней черный лимузин. Машина, слава Богу, прибыла минута в минуту. Джозефин уже настолько истерзалась волнением и ожиданием, что с трудом справлялась с нетерпением.

Шофер – молчаливый мужчина лет пятидесяти – открыл дверцу и усадил ее, не произнеся ни слова. Джозефин хотелось спросить, часто ли ему приходится возить подружек Дугласа, но она сдержалась. К тому же стеклянная перегородка между салоном и его кабиной казалась и скорее всего была звуконепроницаемой.

Вот если бы кто-нибудь сейчас взял меня за руку и сказал, что все будет хорошо, тоскливо думала Джозефин, безучастно глядя в окно на темные улицы. Никогда еще ей не было так жутко и одиноко.

Она надеялась, что Дуглас приедет первым и будет ожидать, готовый принять ее в свои объятия.

Но окна дома 21 по Нортвэй-роуд были темными. Тяжело вздохнув, Джозефин достала ключ и вошла. Направилась в гостиную, напоенную ароматом привезенных ранее цветов, поколебалась, потом развела огонь в камине и плотно задернула шторы. И, занимаясь всем этим, пыталась убедить себя, что вовсе не нервничает.

Осмотрев гостиную и оставшись довольной, подхватила свою сумку и поднялась в спальню. Достала пеньюар и медленно и торжественно облачилась в него. Прошла в ванную и придирчиво поглядела на себя в зеркало, пытаясь понять, какой произведет эффект.

На нее смотрела настоящая соблазнительница. Понравится ли ему этот слишком… откровенный имидж? Что ж, время покажет…

Пора бы уже Дугласу появиться. Ей так необходимо его одобрение. Вспышка страсти в темно-карих глазах, танец золотистых искорок. И его губы, жадные, истосковавшиеся по ее рту губы…

Джозефин снова вздохнула и спустилась в гостиную. Там не было решительно ничего, что могло бы отвлечь и развлечь ее, – ни телевизора, ни магнитофона, ни даже книг или журналов.

Ей пришло в голову, что Дуглас передумал. Возможно, даже спланировал все это как жестокую шутку в отместку за то, что она осмелилась задеть его мужскую гордость.

Но в это время раздались шаги по дорожке, открылась и захлопнулась входная дверь.

Она планировала встретить его, лежа на низеньком диванчике в соблазнительной позе с манящей улыбкой, предназначавшейся ему и только ему. Но забыла об этом и вскочила, вцепившись пальцами в складки своего роскошного пеньюара.

Дуглас медленно вошел и настороженно окинул ее взглядом.

– Добрый вечер, – тихо и вежливо, даже немного устало произнес он. Не было в его голосе ни дымящейся страсти, ни нетерпения. И он не подошел к ней и не притянул к себе, как она надеялась. – Извини, что задержался.

Она сглотнула.

– Ничего… Это не имеет значения. Теперь ты уже здесь. – Джозефин помолчала, неуверенно заметила: – У тебя усталый вид.

– Да, верно, – согласился он. – Но не волнуйся, это не помешает мне воздать тебе должное.

– Я не волнуюсь, – быстро откликнулась Джозефин. – Просто подумала, что, может, тебе захочется кофе или чего-нибудь посущественнее. Я купила кое-какие продукты. Могу быстро поджарить кусок филе. – Она попыталась улыбнуться. – У меня это неплохо получается.

– Не сомневаюсь, – протянул он и иронично усмехнулся. – Но я явился сюда не затем, чтобы знакомиться с твоими кулинарными талантами, дорогая моя. Надеюсь, ты помнишь об этом. Я не голоден. – Дуглас скинул пиджак и небрежно бросил его на кресло. – Честно говоря, у меня выдался поганый день. Но ванна поможет исправить это. – Он направился к лестнице на второй этаж, на ходу развязывая галстук, но остановился, повернулся к Джозефин и мягко добавил: – Можешь принести мне выпить, если тебя это не затруднит. Через четверть часа.

Она кивнула.

– Конечно. Скотч?

Он насмешливо приподнял бровь.

– Да, если есть, то скотч. У тебя отличная память.

– Я не так-то много знаю о тебе, так что помнить просто.

– Я тоже, между прочим, – заметил Дуглас, оглядывая ее без тени улыбки. – И не забыл ничего, ни единой детали. Итак, через пятнадцать минут.

Он удалился, а Джозефин направилась в кухню, достала купленную бутылку, откупорила и налила в бокал на три пальца темно-золотистой жидкости. Вернулась в гостиную и присела перед огнем, поглядывая на часы.

Потом встала, нервно прошлась взад-вперед и снова взглянула на часы. Прошло всего две минуты. Пожалуй, стоит убрать его пиджак, решила она. Хоть какое-то развлечение.

Сказано – сделано. Джозефин подняла его с кресла и осмотрела со всех сторон – не помялся ли. И удивилась: черт побери, прошло всего несколько минут, а она уже превращается в заботливую и хлопотливую подружку. Задумчиво взглянула в сторону лестницы.

Какая-то смутная мысль мелькнула в голове и исчезла. Джозефин нахмурилась. Сверху доносился звук льющейся воды. Наконец он стих. Наверное, Дуглас уже в ванне.

Он столько всего знает о ней, а она… Ей, конечно, давно стало ясно, что он человек состоятельный, но, как ни странно, это интересовало ее меньше всего.

В карманах пиджака должны быть ключи, права, бумажник – одним словом, источники информации…

Конечно, это не очень честно, вернее, просто бесчестно, но он-то не постеснялся подкупить служащих на ранчо, чтобы узнать ее адрес.

Водительских прав она не нашла, но бумажник лежал, где и полагается, – во внутреннем кармане. Джозефин вытащила его, раскрыла и быстро стала знакомиться с содержимым, разыскивая все, что угодно, лишь бы там было его имя. Или какой-то намек на то, чем он занимается. Больше мне ничего и не надо, говорила она себе.

Увы, ее ждало разочарование. Она нашла несколько сотен долларов и двести английских фунтов, но ни одной визитной карточки. И ничего другого с его фамилией. Ни малейшего намека.

Внезапно ее проворные пальцы нащупали небольшой плотный квадратик. Что это? Фотография? Чья же?

Она вытащила ее, но боялась взглянуть, боялась узнать правду. Жена? Невеста? Подруга или любовница?

Тяжело вздохнув и опасливо покосившись на лестницу, Джозефин решилась. На фото был запечатлен большой лоснящийся черный кот в ошейнике с колокольчиком.

Черт! Она сунула снимок обратно, убрала бумажник, повесила пиджак на плечики и, взяв бокал со скотчем, поднялась наверх.

Дуглас лежал в ванне и, похоже, спал. Но вид у него был уже не такой изможденный, как четверть часа назад.

Постояв и посмотрев на него, Джозефин тихо сказала:

– Я принесла тебе скотч.

Он открыл глаза, потянулся и сел. Взял стакан из ее рук, поставил на край. Внимательно оглядел Джозефин с ног о головы и обратно.

– Хочешь присоединиться?

– Спасибо, но я не люблю виски.

Дуглас усмехнулся и заметил:

– Я имел в виду не виски. И, полагаю, ты это знаешь не хуже меня.

На ее губах заиграла улыбка.

– Что ж, может, ты и прав. – Она подняла руки и развязала верхний бант на своем роскошном пеньюаре.

– Нет, – мягко произнес он. – Оставь. Разве ты забыла? Я хочу сам раздеть тебя.

Джозефин замерла, недоверчиво глядя на лежащего в ванне мужчину. Потом сказала:

– Но мой пеньюар… ему придет конец.

Дуглас взял бокал и проглотил половину содержимого. Поставил его обратно.

– Славная смерть. К тому же во второй раз он уже не произведет того же эффекта, – заявил он.

Джозефин сделала вид, будто обдумывает его слова.

– Вполне возможно, – наконец сказала она и опустилась в ванну, устроилась на противоположном конце и с чопорным видом расправила складки мокрого одеяния. – Я вижу, настроение у тебя поднялось.

– И не только настроение, – сообщил Дуглас.

Глаза его вызывающе смеялись. Он наклонился и подтянул ее к себе. И поцеловал – медленно, чувственно, вдохновенно. Она приоткрыла губы и отдалась наслаждению. Когда поцелуй окончился, оба задыхались.

С бесконечной нежностью Дуглас отодвинул с ее лица намокшие темные пряди, пробежал пальцами по длинной гибкой шее и приблизился к многочисленным бантикам, составляющим единственную преграду на его пути к лицезрению ее тела. Он начал медленно развязывать их один за другим, начиная с верхнего и ни на секунду не отрывая от нее глаз.