— Честно? Защищала меня? И дралась?
— Да! И даже в тюряге из-за тебя сидела…
За дверью повисла недоверчивая пауза.
— Ещё!
— У неё красивый ротик!
— Ещё!
— Мало?
— Да!
— Она вся в мыслях о тебе, так задумалаcь, что даже дядю защитить не успела, он умер от удара тапочкой, на пару с тётей…
— Тапочкой?! Какой ещё тапочкой?!
— Войлочной!
— Другие родственники есть?
Кристина с Масей переглянулись.
— Мама, вроде, была, но тоже, вроде, умерла, тоже найдена у кого-то под кроватью…
— Ещё есть подробности?
— Нету!
Пауза, начавшись, сразу прекратилась.
— Ладно, свободны, на выход!
В коридоре было мрачнее, чем до того. Даже желания задумывать перехотелось, а уж тащиться для осмотра конструкторских поделок дауна — и подавно.
— Кристина, дарю тебе право загадать все три желания, — сказал Максим. — А то мне, пожалуй, пора… Родители искать ещё начнут, с милицией…
— Стоп! — снова нахмурился даун. — Ты же хотел в качестве бонуса посетить мой город…
— Может быть, другим разом… — вздохнул Мася.
За его спиной раздалось жужжание. Из не прикрытой двери выпорхнула Дерьмовочка — снова свой пропеллер нацепила. Полетала-полетала над головами и… Уселась на шею Масе!
— Поиграем в лошадки?
Максим попробовал стряхнуть нахалку, но та вцепилась в него маленькими ручонками, одной — за ухо, другой — за волосы.
— Вперёд!
Петю-дауна это отрезвило.
— Слышь, сначала выдай, что обещала, а потом можешь седлать кого угодно и катиться с ним куда угодно, — прошипел он.
Дерьмовочка вытащила из-за пазухи пакет.
— На, лови, тут два маленьких интересненьких софтика, а железки — завтра!
— Не обманешь?
— Что ты! Что ты!
— Смотри мне! — буркнул даун, ловя свёрток.
И потопал по коридору. Вскоре свернул за угол и исчез.
Кристине было реально не по себе. Малышка это заметила.
— Чего грустишь? Тоже хочешь покататься? А место занято, бэ-э-э… — Дерьмовочка показала сопернице язык.
Бестелесная невеста всхлипнула и убежала. Очень быстро улепетнула, так что Мася даже не успел придумать, что крикнуть вдогонку.
Дверь с двумя нолями захлопнулась. Чучело с пропеллером занервничало, стало ёрзать. Красота! И как теперь выйти наружу?
— Не дрейфь, Бобик, вернее, Сивка-Бурка, я тебя выведу, только сначала покатаемся…
Она ещё и мысли умела читать, эта дрянь.
Малышка пришпорила «лошадку» пятками.
— Ннннн-о-о-о!
Как гоголевская панночка, летавшая на бурсаке. Интересно, чувствовал ли тот олух тёплую попку у себя на горбу? От Дерьмовочки ни тепла, ни холода не исходило.
Масе ничего не оставалось, как пуститься рысью по коридору. Так всегда бывает после дикого веселья: чем больше ржёшь, тем грустнее становится потом…
Сколько поворотов и пробежек совершил Максимка, он не помнил, ибо не считал.
— Что — не нравится? — поминутно спрашивала наездница.
Максим не отвечал, из принципа.
— У, какой неприветливый, а что такого приключилось? Представь, что сестричку свою катаешь — сразу веселее сделается. Всё зависит от того, как взглянуть на вещи…
Масе было пофиг. В левый бок его толкали пяткой — бежал влево. Правой пяткой лягали — рысачил вправо. Обеими пришпоривали — мчался вперёд.
Кишка коридора напоминала трубу коллектора. Мася пару раз глянул вверх — в поисках сливных отверстий, к которым Главный подходил за информацией от Гриши Фиги. Глуховатый шум лавы за тонкими стенками не давал повода зацикливаться на водостоках. Тут имелся гораздо бóльший страх: огненный поток — не ручеёк фекалий.
А припевочка всё лягалась и лягалась, мешая сосредоточиться. Интересно, какой конечностью она будет делать «стоп». И будет ли вообще? Снова прочитав мысли, ездунья хлопнула его ладошкой по макушке и скомандовала:
— Стоп!
Мася отреагировал не сразу: боялся поверить своим ушам.
— Остановишься ты или нет?! — крикнула садистка и, снова зажужжав пропеллером, слетела с его плеч.
Мася притормозил, оглянулся. Дерьмовочка ходила вдоль совершенно гладкой стены. Если не учитывать шершавых плиточек. И прикладывала ухо — там-сям.
— Кажется, здесь… — сказала она. — Да, здесь! Иди сюда, щас на лифте покатаемся!
Максимка поплёлся к ней, готовый увидеть, как определённая часть стены начнёт превращаться в прозрачную волнистую занавеску и исчезать.
Так и вышло. Через несколько секунд лифт был готов к подъёму. Или к спуску?!
Что называется, на автомате Мася вошёл в кабину. Дерьмовочка влетела и мигом прилепилась к потолку, стала ногти разглядывать.
— Ну, дави на кнопку, чего пялишься! — крикнула она.
— На какую?
— Одна там кнопка, не перепутаешь…
Короче, отчалили. Мася даже и не понял, вверх или вниз — абсолютно никаких ощущений не испытал. Разве что досаду из-за отсутствия каких бы то ни было ощущений. Мигали лампочки — просто лампочки, без стрелочек и цифирек. В том мигании было столько же логики и порядка, сколько и в Масиных мыслях…
Когда двери лифта разъехались, показалась эрмитажная раздевалка, через зеркало которой Мася «вкатился» в коридоры преисподней. За окнами мерцал фонарями вечер. Поздний вечер — не время для посетителей. Выходить или…
— Однозначно!.. — засуетилась Дерьмовочка, отлипла от потолка и через секунду уже отплясывала на барьерчике гардероба. Хоть какая-то компания, подумал Максим.
— Что делать будем, как считаешь? — спросила дурочка.
— Здрасс-те! Если уж ты не знаешь, то я и подавно…
— Нас арестуют или нет? — словно издеваясь, произнесла малютка, комично хрюкнув в носовой платочек. — Помню, как однажды в Африке мы с Петенькой попали в лапы к полицейским: лапы были чёрные, сами копы тоже чёрные, а костюмы — белые-пребелые, чтоб им не очень жарко было…
— Хватит заливать, уже не так смешно, — окрысился Максим. — Роль попугая Кеши тебе к лицу, но… Зачем ты меня сюда притащила, если не знаешь, что дальше делать? Не могла, что ли, высадить в другом месте? Ты же матрица!
— Я?! Матрица?! Да ты что-о-о??? — искренне удивилась припевочка. — Лучше б ты меня дауном обозвал, чесслово… Хочешь знать, как моё истинное имя?
— Ты что-то говорила, многоэтажное имя… Гортензия-Анестезия-Лилия… Нет?
— Официально: «Лоредана-Анастасия-Гортензия», это для конспирации, а в паспорте стоит: «Армагеддон», понятно?
— Нет…
В порожнем вестибюле промелькнула тень, и Дерьмовочка, раскрутив пропеллер, ринулась туда. Приглядевшись, Мася определил: то была скорее женщина, чем охранник.
— О, кто пришёл! Госпожа Ветрова! — заорала малышка.
— Тс-с-с! Не орать! Кто разрешил горлопанить? — голос действительно принадлежал мадам.
Максимка тоже ринулся туда.
— Поздравляю, мадам!
— С чем?
— Вы, наконец-то, вспомнили свою фамилию, а заодно и имя-отчество!
Старуха заметно скисла.
— Поздравлять-то особенно и не с чем, — ответила она с ухмылкой. — Я всегда была ветреницей, оттого и очутилась в преисподней, а тут ещё фамилия такая. Она не красит, лучше б я её не узнавала…
— На вас не угодишь! — тоном тёть-Марины брякнул Мася. — Кстати! Вы меня сюда специально запроторили? С каким-то умыслом? Скандал cо смотрительницей был притворный?
— Да нет, скандал был настоящий, а внедрить тебя в два ноля я собиралась, только позже. Хотя сегодня всё идеально получилось: ведь меня срочно в Сибирь вызывают, Силантий звонил, так и знала, что сам не справится…
Дерьмовочка мгновенно оживилась, опять вспорхнула, стала летать кругами.
— Ой! Да! Сибирь прекрасное местечко! Чудное местечко! Там можно на оленях покататься, мы с Петенькой уже катались! И на собачках катались, а одна собачка была размером с тигра, и расцветка у неё была тигровая, так что все подумали, что мы катаемся на тигре!..
— Цыц! — сказала мадам, щёлкнув припевочку по носу. Та и съёжилась… Скукожилась, сделалась плоской, прямо фанерной, превратилась в стоячую картинку — типа тех, с которыми на Арбате или на Невском фотографируются прохожие. Затем фанера сделалась тонкой и гибкой, как ватманский лист.