Работа, какой бы она ни была неприятной, остается работой, и ее следует делать по возможности лучше: если уж взялся за плуг, то не оглядывайся назад. С годами старший инспектор Войткус приобрел известность крупного специалиста, и ему доверяли самые сложные задания, в том числе и до такой степени запутанные, что искать там какие-либо доказательства казалось безнадежным. И свою прославленную настойчивость он старался использовать и сегодня.
— Скажите, по каким принципам вы выписываете, вернее — выдаете продукты?
— Согласно численному составу, который накануне получаю в дирекции, — без запинки, словно выученное стихотворение, уже не в первый раз повторила Ольга Гринберг. — И в соответствии с меню…
— Следовательно, вы знали, что сегодня около половины отдыхающих поедут на экскурсию в Ригу и к обеду не вернутся?
— Такие мелочи не калькулируются. В последний момент многие отказываются ехать, а бывает, ломается машина и поездка вообще отменяется.
— Правильно. Но сегодня ее не отменили. Куда девались продукты, которых не съели экскурсанты?
Гринберг пожала плечами, как бы показывая, что подобные мелочи ее не интересуют.
— Откуда мне знать? Закуски и десерт, наверное, оставили на столах — чтобы съели на полдник, если проголодаются в Риге. Остальное пошло в общий котел: официанткам, судомойкам, мало ли кому.
— Но ведь можно было и рискнуть и оставить соответствующее количество продуктов на складе, — не отставал Войткус. — Набралось бы как-никак пять килограммов мяса без костей, дюжина яиц, килограмм масла, если не ошибаюсь… Не говоря уже о прочих продуктах, о сладком. А после работы все это отправить в Ригу… Об ужине я ничего не говорю, предусмотреть поход в баню вы не могли.
— Да что вы привязались? — наконец возмутилась Гринберг. — Продукты я отпускаю на кухню под расписку, а остальное — не моя печаль. Ни то, сколько хлеба они там кладут в котлеты, ни то, сколько жиров попадает в щи.
— Конечно, без соучастия шеф-поварихи вам не обойтись, — согласился Войткус. — Наверное, приходится платить подать и директору, но при ваших оборотах это мелочь… Ладно, не будем больше говорить о сегодняшних делах, и о диссертации Кундзинына тоже не будем, мне и так ясно, что это не ваше амплуа. Но может быть, она заинтересовала вашего супруга?..
Фраза так и осталась висеть в воздухе. Как бы не понимая, о чем говорит инспектор, Гринберг молчала, словно сберегая свой мелодичный голос для более удобного случая. И Войткусу пришлось повернуть допрос в новое русло.
— Начнем другую песню. На дорогу из Риги сюда и обратно ваша семейная «Волга» расходует примерно двадцать пять литров бензина, в неделю это в денежном выражении составит рублей шестьдесят. Выходит, что обеих ваших зарплат не хватает даже на транспортные расходы. Поскольку ваш муж, как известно, тоже получает не тысячи. Как же вы сводите концы с концами? — поинтересовался Войткус и сам же почувствовал, что выстрел пропал впустую.
— А это, простите за откровенность, не ваше дело, — Гринберг выпрямилась, и показалось даже, что она вот-вот набросится на инспектора, — Может быть, я работаю здесь из патриотических побуждений и ежемесячно продаю унаследованные от матери бриллианты, чтобы не приходилось трястись в автобусе… Лучше бы вы не задавали таких глупых вопросов, а попросили, чтобы мне установили персональную прибавку, тогда ваша совесть была бы спокойной.
«Так мы далеко не уедем, надо возвращаться на землю, где можно оперировать фактами, а не предположениями». И Войткус раскрыл свой блокнот.
— Извините, если я затронул ваши священные чувства. Любовь, как я в этом убеждаюсь, действительно не признает материальных препятствий… У меня тут сделано несколько выписок из книги регистрации отдыхающих, и из них следует, что в дни заездов дом практически пустует. Исходя из продуктового номинала, ежемесячно возникает возможность сэкономить или — простите за откровенность — положить в карман сумму, которая превышает ваш оклад в…
— Не продолжайте! — прервала его Гринберг. — Мне эта цифра тоже долго не давала покоя. Но потом я разделила ее на количество обслуживающего персонала, и получилась мелочь… Ну, пусть хоть раз в месяц поедят по-человечески… И все же вы правы — что-то тут не так. Не выписывать продукты я не имею права, я же должна отчитываться по датам, указанным в путевках. И в то же время продуктов жаль. Сэкономить-то нетрудно, а как их потом использовать? Вот подумайте вместе с директором, не восстановить ли старую традицию — выдавать каждому отъезжающему дорожный паек. Моего ума тут не хватает.
В то, что ее ума не хватает, Войткус не верил, однако и доказательств у него не было. Словно шестым чувством ощутив растерянность инспектора, Гринберг перешла в контратаку:
— А не хотите ли вы недельку поработать на моем месте? Тогда и увидите: приходится прыгать, как ершу на сковородке. Я как заведенные часы: с утра до вечера лишь о том думаю, как выполнить заказы отдыхающих. Наше меню ведь с выбором. Планируется, что рыбу по-польски потребует каждый пятый отдыхающий, и вдруг выясняется, что ее захотели почти все. Оля, давай судака! А где я его возьму, об этом никто не думает. Можно, конечно, на базе обменять на мясо и отказаться от компенсации за разницу в ценах… Но вы уже познакомились с нашим главбухом, так что комментарии, как говорится, излишни… И все же я работала бы здесь до пенсии, если бы не эти вечные обвинения и подозрения: раз ты завскладом, то определенно жульничаешь, если за тобой приезжает муж, то не без выгоды для себя… Вот и вы не верите, что он меня просто жалеет… Да что я так много: спросите самого Раймонда!
И действительно, на площадке за окном затормозила антрацитово-черная «Волга» и мигнула огнями дальнего света. Затем мотор умолк, глухо стукнула дверца машины, и через несколько секунд вошел, не постучав, муж заведующей — среднего роста человек лет пятидесяти с гладко зачесанными темными волосами и чисто выбритым лицом, чьи маловыразительные черты привлекали внимание уже одним тем, что не говорили ничего о его характере. Протирая запотевшие очки, Гринберг не заметил, что жена тут не одна, и не счел нужным даже поздороваться.
— В такую собачью погоду выезжать из гаража не окупается, я два раза чуть не угодил в кювет. Спасибо новой резине, что привез тот полоумный морячок. А ты еще деньги жалела…
— Может, заодно изложишь товарищу и свою биографию? — Ольге удалось наконец остановить монолог мужа. — Инспектор милиции будет тебе очень благодарен.
— Вы из Риги? Тогда можем поболтать по дороге, — не смутился Гринберг. — А сейчас нельзя терять ни минуты — если подморозит, я за ваши жизни не смогу поручиться.
— Следовательно, у меня нет морального права отнимать у вас время, — Войткус сразу понял, что имеет дело с хитрым противником. — Все зависит от ваших ответов. Чем они будут содержательнее, тем быстрее мы закончим. Итак: что вы каждый вечер везете из «Магнолии» в Ригу?
— Самое ценное мое достояние: жену.
— А я слышал, что вы вовсе не такой уж идеальный супруг. Даже подали заявление о расторжении брака…
— Именно поэтому. Она ведь имеет право на половину имущества, — с издевкой ухмыльнулся Гринберг.
— И по пути в Ригу вы никуда не заезжаете?
— В вашем вопросе запрограммирован ответ, который вы сами хорошо знаете. Когда удается вырваться пораньше, всегда останавливаемся на базе или в колхозе. Откуда, как вы думаете, на вашем столе огурчики и салат из зеленого лука? Не была бы Ольга такой проворной, отдыхающие давно уж заболели бы авитаминозом. А за спасибо никто ничего не даст. Везде приходится что-то оставить — хотя бы коробочку конфет или букет цветов.
— Понятно. — И Войткус неожиданно сменил тему разговора. — Вы не скажете, во сколько вчера выехали в Ригу?
— Около четырех. В половине пятого были уже у председателя «Рассвета». Он, если потребуется, подтвердит.
— Не нужно — я с ним уже разговаривал. И услыхал, что из правления колхоза вы направились не в Ригу, а снова свернули на Приежциемс. Может быть, скажете, что вы такого забыли в «Магнолии»?