Слова Базиля не убедили инспектора.

– Разве может человек потворствовать убийству ради постановки собственной пьесы?

– Спросите у любого драматурга, чьи пьесы не ставят. Нет, честно говоря, Адеан был отвратительно откровенным эгоистом, снедаемым собственной амбицией. Это – один из тех людей, которые обладают минимумом таланта, максимумом запросов, которые молятся на искусство с тех пор, как за последние сто лет оно стало приносить неплохую прибыль. Таких авантюристов нельзя назвать полноценными людьми. Если у вас нет таланта, а вы все же стараетесь вовсю, чтобы пробить себе дорогу в искусство то, делая карьеру, вы вряд ли соблюдаете этические нормы. Если бы вы загнали Адеана в угол, то он все равно бы не признался, сказал, что все его наблюдения еще не выявляют на все сто процентов убийцу, что у него нет уверенности и т. д., но все же его неожиданное открытие повело бы все расследование по другому каналу… Но он решил про себя воспользоваться представившейся ему возможностью в своих целях. Подобные трюки совершаются в большом бизнесе ежедневно, почему бы не прибегнуть к подобной тактике и в театре – рассудил он. Что его сдерживало, запрещало посмотреть на все сквозь пальцы, подтолкнуть вовремя кого-то локтем, обратить внимание на себя, в общем, действовать по принципу «ты – мне, я – тебе»? Он играл с убийством так же невинно, как ребенок играет с заряженным пистолетом, а пистолет ведь может выстрелить. Мы должны задать себе простой вопрос: что стало известно Адеану и не было известно нам.

– Вы говорите, что Адеан был тем свидетелем, который предоставил Марго алиби? – переспросил Фойл. – Может, именно этот факт имеет отношение к последующим событиям?

– Вряд ли, так как Марго Ингелоу была вместе с Полиной, Мильхау и мной сегодня вечером во время совершения второго преступления. Судя по всему, она в нем не замешана.

– А каким образом Адеан получил роль Владимира?

– На этот вопрос очень легко ответить. Стоит только послать за этим мальчишкой, который играл роль молодого крестьянина и распевал песенки за сценой.

Через несколько минут полицейский доставил «певца» на сцену. Он теперь сильно смахивал на крестьянского парня в своем веселеньком красно-зеленом костюмчике провинциала, специально сшитом для него.

– Расскажи-ка инспектору, что ты сегодня утром вытворил на репетиции? – строго приказал Базиль.

Его влажные черные большие глаза забегали взад-вперед. Было заметно, что ему не по себе.

– Знаете, это была просто шутка, а они все набросить на меня как сумасшедшие. Это считается дурным предзнаменованием. Тот парень, который должен был играть Владимира, отказался от роли, и тогда выступил вперед Адеан и сказал, что готов ее сыграть, так как он не суеверен. Черт возьми, это не моя вина. Как я мог сказать, что… что…

Мальчик, повернувшись, посмотрел на альков. Там никого не было. На кровати лежало лишь скомканное стеганое одеяло. Он сглотнул слюну и потупился. Руки его тряслись мелкой дрожью. Голос Базиля нарушил неловкую тишину.

– Сколько ты получил за эту выходку?

– Десятку. – Мальчик по-прежнему не поднимал головы, уставившись глазами в пол.

– От кого? – нетерпеливо спросил инспектор Фойл.

– Разве вы не знаете? – Мальчик удивленно вскинул голову. – От самого Адеана. Он хотел сыграть роль Владимира.

Инспектор не скрывал своего разочарования.

– Ладно, можешь идти, – сказал Базиль. Мальчишка стремительно исчез за кулисами.

– Почему же, черт возьми, Адеану так хотелось сыграть Владимира? – спросил Фойл. – Уж не для того ли, чтобы проверить свою теорию убийства?

– Все не так просто, инспектор, – безразлично, почти заинтересованно ответил Базиль. – Он сделал это ради того, чтобы привлечь внимание Мильхау к своим пьесам, и ему это удалось сделать. В конце концов, он вырвал у него обещание прочитать их.

– И потом, получив свой первый настоящий шанс, он был убит, – продолжал размышлять над этим странным случаем инспектор. – Хотя бы намекнул, что ему стало известно…

– Он не был заинтересован в том, чтобы оказать помощь следствию. Адеану было на всех наплевать. Его интересовал только один человек. Это он сам.

Фойл вновь бросил взгляд на нож, лежавший на столе, как будто тем самым давал понять, что отдает предпочтение вполне ощутимому «ключу» перед всеми этими мало вразумительными предположениями. Вдруг его осенила новая идея.

– Скажите, Родней Тейт выносил сегодня на сцену свою хирургическую сумку?

– Да, но только пустую. Сегодня утром он оставил все ее содержимое, весь инструмент, все ножи в сейфе, кабинете Мильхау.

– Вы их перед этим пересчитали?

– Увы, нет. Просто он высыпал все ножи, зонды, зажимы и прочее на стол перед носом Мильхау. Целую кучу. Любой человек мог взять ради собственного удовольствия нож перед тем, как они оказались в сейфе.

– Нужно было обязательно все пересчитать. Придется спросить об этом у Тейта. – Фойл поднялся с кислой миной. – Ну теперь я намерен учинить допрос по всей форме всей этой банде в кабинете Мильхау. Хотите поприсутствовать?

– В данный момент нет. Я останусь ненадолго здесь похожу, осмотрюсь…

Фанерная дверь все еще тряслась после ухода со сцены Фойла. Оставшись наедине с самим собой, Базиль шагал взад-вперед по сцене. Он мало верил в успех подобных допросов на манер инквизиции, которые сейчас проходили в кабинете Мильхау. Ведь всегда официально заданные вопросы настораживают людей. От них можно добиться важных показаний, только действуя как бы невзначай, те минуты, когда они теряют бдительность, а вся обстановка при этом кажется случайной, спокойной, не подготовленной заранее. Фойл оставил автобиографию Гейзера на столе. Вероятно, он считал, что этот предмет не имеет особого значения для дознания. Базиль вновь полистал страницы. «Зачем Адеан купил эту книгу, если ее можно было взять почитать в медицинской библиотеке?» Один отрывок о постановке медицинского диагноза в Индии привлек его внимание. Он начал читать и не мог оторвать Книга захватила его…

Легкие шаги за сценой привлекли его внимание. Он повернул голову и увидел в проходе между кулисами справа Марго Ингелоу. Она остановилась.

– Не бойтесь, доктор Уиллинг. Это я. Инспектор допросил меня первой и сказал, что могу быть свободной.

Он молчал, словно ожидая от нее дополнительных сведений. Она прошла на сцену. На ней была белая шляпка, ее гладкие каштановые волосы спутаны в легком беспорядке, а черно-белое льняное платье несколько помято. Она казалась усталой.

Марго опустилась в кресло Федоры перед камином.

– Вы, конечно, считаете меня виновной во всех тех событиях, которые здесь разыгрались?

– Я этого не говорил.

– Но вы это показываете всем своим видом.

– Я гораздо больше, чем вы, несу ответственность за все, что случилось, – твердо ответил он. – Сегодня на репетиции я чувствовал, что все идет не так, как должно, но я не прервал ее, так как у меня, кроме предчувствия, ничего определенного не было.

– Мне кажется, во всем, что произошло, не виноваты ни вы, ни я, – сказала Марго. – Люди сами определяют собственную жизнь. Адеан сделал свой выбор. Он был настолько глуп, что посчитал великим развлечением подразнить убийцу.

Базиль протянул к ней руку.

– Не вернете ли вы мне скрепы, которые вы вытащили из его рукописи?

Она бросила на него изумленный, возмущенный взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Дайте мне вашу сумочку!

Она колебалась. Он подошел к ней и мягким жестом руки сам поднял ее с колен Марго, ту самую кожаную сумочку, которая была с ней вчера в ресторане. Раскрыв ее, он увидел обычные предметы: кошелек для мелочи, носовой платок, губную помаду. Он открыл «молнию» другого отделения. Там лежала пара медных скреп и другие мелкие предметы – бриллиантовое колечко, свежая газетная вырезка, крышка от жестяной банки, маленькие золотые ножнички для ногтей, совершенно новая, сияющая монета, стеклянный компостер из какого-то магазина и пучок фольги.