Впрочем, орден Воителей Истины по ее инициативе устроил веселый ужин, который предполагался после диспута, но расстроился от того, что у Ее Величества болела ножка. Братья по вере собрались в малой столовой, облаченные в свои орденские рясы. Было отпущено много милых шуток по поводу того, как магистр ордена, преславный брат Жан Тюрлюр, едва не впал в ересь религии, и брат Агнус преподнес ему талисман, предохраняющий от опасных рецидивов, — медальон с изображением Эпикура и с надписью: Sola fide in ratio — «Только верою в разум». Жанна хохотала и веселилась от души вместе со всеми.

Вильбуа ждали со дня на день: он был уже в Трале-оде. Не ждал его один только герцог Марвы, отвергнутый любовник и неудачливый соперник. Он сделал все, чтобы достичь своей цели, и добился только того, что королева чуть не умерла, отравленная его рукой. Когда она начала выздоравливать, к нему, как ни странно, вернулась и надежда. Несмотря на весь позор, на полное, казалось бы, крушение, он крепко запомнил ее слова в Цветочной галерее: «Не сейчас, потом». Неважно, что она бормотала их бессознательно, в отчаянии — тогда ей было все равно, что говорить, — он запомнил ее слова и считал, что потеряна еще не вся надежда. Пусть приезжает Вильбуа. Он все равно приедет, с этим ничего не поделаешь, но это еще не значит, что все кончено. Стихи всегда давались ему легко, искусству стихосложения его специально учили в отрочестве конечно, это были не стихи, а стишки, но для глупеньких женщин они прекрасно годились. И вот, в эти дни, когда все ждали Вильбуа, он без особых усилий сочинил довольно обширную поэму, наполненную, как ему казалось истинным чувством. Он был из тех гладиаторов, которые даже будучи повержены, все еще сжимают в руке оружие и пытаются нанести удар; и он решил выстрелить этой поэмой в девочку — просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Конечно, от него самого она вряд ли станет сейчас слушать стихи. Она и в замке слушала их без особого интереса. Так пусть ей принесут эти стихи со стороны как сочинение неизвестного автора, и прочтут ей; а он будет здесь же и посмотрит. Подлинного автора она все равно угадает, в этом он был уверен; это-то как раз и было самое интересное.

Устроить весь этот spectaculum ему было нетрудно Он подобрал даже участников: королева, сам принц и принцесса Каршандарские; церемониймейстер Кремон и носитель королевской мантии Эрли — в качестве статистов. А стихи принесет Альтисора.

Итак, все участники сидели в малой гостиной, и Кремон весьма нудно описывал церемониал встречи Вильбуа. Жанна скучала — как и полагалось по сценарию. Доложили об Альтисоре; он вошел, сияя своей лукавой улыбкой и орденскими знаками — золотой цепью на шее и эмалевым щитком на левом рукаве, у плеча.

— Граф, повеселите нас чем-нибудь, — сказала Жанна.

— Приказание Вашего Величества пришлось как нельзя более кстати, — поклонился ей Альтисора. — Я шел сюда именно с тем, чтобы предложить вниманию Вашего Величества высокоторжественную поэму, всю в октавах и прочих завитушках. Жаждущий славы и поэтический лавров автор не осмелился предстать перед Вашим Величеством… да, возможно, его просто не пустили бы, но я согласился составить ему протекцию.

— Жаль, что нельзя видеть автора, — сказала Жанна — Что же, он беден, худо одет?

— Нищ, убог и несчастен, Ваше Величество, — отвечал Альтисора. — Впрочем, это видно и по содержанию стихов.

— Случается, что авторы нарочно надевают маску нищих и убогих, чтобы вернее добиться успеха, — вступил в игру Лианкар, — вы слыхали об этом, граф?

— Слыхал и про такое, ваше сиятельство, — спокойно отпарировал Альтисора. — Вы хотите знать, не я ли сочинитель этих стихов, не так ли? Отвечу вам прямо: не я Ибо самое большее, чему смог научить меня мой учитель поэзии — это отличать сонет от терцины, и то с трудом… Разрешите читать, Ваше Величество?

Жана с улыбкой кивнула ему:

— Прошу вас, граф, читайте.

Альтисора прочел поэму, она была довольно длинна и состояла из пяти песен. В первой песне изображалась нимфа, дочь неба — тело ее было из белых облаков, глаза — из ясной лазури, а кудри — из золотых солнечных лучей. Нимфа, как водится, обитала в волшебном цветочном лесу, орошаемом светлыми ручейками. Ей служил полубог, описанию которого посвящена была вторая песнь. Взоры смертных не достойны были касаться нимфы, но один дерзкий человек все же рискнул поднять на нее глаза и погиб: сердце его пронзила любовь. В третьей песне нимфа послала полубога достать с неба розовое облако, которого она желала столь страстно, что про себя решили отдать свою любовь полубогу, если тот принесет ей облако. Тогда смертный (что было уже в четвертой песне) в отсутствие полубога проник в лес и раскрыл перед нимфой свою страдающую душу. Но нимфа пренебрежительно отвернулась от него и ушла, оставив смертного лежащим среди цветов. Пятая песнь была заполнена описаниями страданий смертного и нетерпения нимфы, которая, ожидая полубога, бегала по всему лесу и топтала смертного своими ножками, даже не замечая его. Кончалась поэма торжественным аккордом весь лес заливал яркий розовый свет, звучали победные фанфары, и нимфа, простирая руки, издавала радостный крик: к ней летел полубог с вожделенным облаком.

Жанна сразу узнала в нимфе себя: аллегория были слишком прозрачна. Труднее было понять, кто такой полубог, но когда упомянуто было об облаке и о смертном, все встало на свои места Жанна поежилась Автор несомненно знал о сцене в Цветочной галерее, он всеми силами старался показать ей это Неужели кто-нибудь видел их там? Вряд ли. Но в таком случае автор Жанна покосилась на герцога Марвы тот улыбался снисходительной улыбкой мецената, но ей сразу же показалось что улыбка эта вымученная и натянутая Чем дальше развивалось действие поэмы, тем меньше сомнений оставалось у нее. Откуда, однако, известно ему об ее чувствах к Вильбуа? Ведь этого-то уже никто не знает Впрочем, об этом он просто догадался — тут ошибиться было трудно. Он угадал. Но зачем он устроил этот поэтический балаган?

Поэма была составлена мастерски, дифирамбы нимфе сплетены искусно Они пощекотали ее девичье самолюбие, это правда, но не более чем пощекотали, взволновать ее они не могли За всеми этими тщательно отмеренными страданиями Жанна увидела только холодный расчет. На что он рассчитывал, она не знала, но расчет был очевиден. На секунду в ней даже вспыхнул гнев, но она подавила его: ведь стихи принадлежали неизвестному автору… Он желает услышать ее мнение — хорошо же, он получит его.

Альтисора дочитал поэму, и в комнате стало тихо. Все ждали слова королевы.

— Господа, — сказала она, — скажите сначала вы Граф, не можете ли вы уступить мне текст? Я хочу сохранить его на память.

Альтисора передал ей листочки. Разумеется, стихи были переписаны прекрасным почерком; но она и не ждала увидеть руку герцога Марвы.

Гроненальдо заявил, что главный недостаток поэмы — ее длина, что любимейшая его поэтическая форма — сонет, поскольку в нем всего четырнадцать строк Октавы же напоминают ему кирпичи, сыплющиеся на голову. Два-три десятка — это еще куда ни шло, но он сбился со счета после семидесяти, а их после того было столько же, если не больше.

Все это было высказано в шутливом тоне, для начала разговора; кто-то должен был «разжечь печку», как выражался известный толетский проповедник отец Тозолик После такого зачина диспут развернулся по существу.

— Автор просто дерзок, — сказала принцесса, — на месте Вашего Величества я засадила бы его в Таускарору.

— Мне кажется, суждение вашего сиятельства слишком сурово, — любезным током произнес Лианкар, — на мой взгляд — автор скорее несчастен, а не дерзок… Я склонен даже пожалеть его…

«Еще бы», — подумала Жанна.

— И это дает ему право писать дерзости? — возразила принцесса. — Этот писака не стоит защиты вашего сиятельства… К тому же он, сдается мне, не так уж беден и несчастен… Граф, будьте добры описать его наружность, выражение лица…

— Хм, это довольно трудно, — ухмыльнулся Альтисора, — его не пустили дальше передней, там было-таки темненько, а он был под капюшоном. Мне как-то неловко было попросить его поднять капюшон — все же поэт… Помню, торчала какая-то борода…