К данной категории лиц принадлежала и Фира Моисеевна, неистощимая и энергичная как динамо-машина, в своем посредническом азарте независимого контактора.

Пожилая усатая дама, обремененная семейством, состоящим из сына, работающего официантом в забегаловке, и пяти внуков, являвшихся результатом его четырех расторгнутых браков, проживала в однокомнатной квартире старого московского дома, и случайное посещение данного жилища, помнится, произвело на меня неизгладимое впечатление.

Кроватей в квартире не было, их заменяли двухъярусные самодельные нары, отчего возникало впечатление обстановки поезда дальнего следования. На веревках, тянувшихся из углов комнаты в кухню, сушилось белье младенцев. Чадила плита. Пищало подрастающее поколение. Стол, заваленный пакетами с трофейными объедками из забегаловки, способствовал развитию стойкого отвращения к еде.

Невольное сострадание призывало чем-то помочь…

Беды же сыпались на Фиру Моисеевну густо и регулярно. Сгорела предназначенная к продаже дача, в неизвестном зарубежье скрылись две невестки, бросив на чужую бабку плоды своего материнства, физически пострадал сын при выполнении служебных обязанностей… А именно: трое нетрезвых посетителей забегаловки затеяли оживленную беседу не то о русском, не то о еврейском вопросе, в обсуждение которых сыну-официанту отчего-то потребовалось обязательно и некстати вмешаться, и в итоге горячей дискуссии незадачливому жидомасону (характеристика оппонентов) откусили нос.

Присоединение носа обратно оказалось дорогостоящей хирургической акцией, честь оплаты которой опять-таки выпала бедной еврейской маме.

В какой-то момент, разочаровавшись, видимо, в бесплодном сотрудничестве с нашим тандемом, а может, вернувшись с охоты за многомиллионными миражами на стезю добычи хлеба насущного, Фира открыла пекарню по выпуску не то бубликов, не то булок, очутившись в зоне внимания рэкета, навестившего отказывающуюся платить дань предпринимательницу по месту ее жительства.

Как я себе отчетливо представлял, пареньки, войдя в хоромы с нарами, потоптались на шатко дыбившихся клавишах серого паркета, оглядели обстановочку, освещаемую тусклой голой лампочкой, свисающей с перевитого разлохмаченного шнура…

Обнаружив под лампочкой страдалицу Фиру, сидевшую на колченогом стуле со скрещенными на грудях, прикрывающих живот, руками - красными от стирки, поврежденными артритом, - прослезились и, извинившись, ушли.

Но и с булками что-то не заладилось, продукция черствела до деревянного состояния по прошествии получаса от выпечки, и вскоре Фира Моисеевна вновь появилась у нас, доверительно заявив, что имеет клиента, готового купить то ли две тонны красной ртути, то ли эскадрилью истребителей с полным боекомплектом.

Тактичный Соломоша, с унынием выслушивающий очередные прожекты деловой женщины, гнать ее за порог все-таки не хотел, говоря мне, что относится к общению с подобными типажами как к игре на рулетке - мол, рано или поздно выпадет цифра, сулящая куш. Я, в свою очередь, уверял его, что единственный способ выиграть в рулетку - не играть в нее. Соломон же упрямо твердил о заветной цифре.

И вот цифра выпала. И название цифре было «зеро».

Матерый делец Соломоша угодил-таки в мышеловку!

На сей раз Фира Моисеевна, внезапно заявившаяся в наш офис в меховом манто, с бриллиантами в ушах и, подозреваю, побрившись, заявила, что вступила во владение престижным трехэтажным особняком, в котором намеревается разместить ресторан (третий этаж); казино (второй) и дискотеку (первый).

Затем, потупив взор и слегка зардевшись, поведала она и об обширном подвале, предназначенном, ее замыслом, исполнить роль пикантного салона с молоденькими прелестницами…

Соломоше предъявились документы с лиловыми печатями городских инстанций, разного рода гарантийные письма, и, вероятно, зачарованно представляя, как, отужинав в ресторане, он, одетый в белый костюм, спускается в казино, где выигрывает сотню-другую, а после, порастреся в клубничном тумане дискотеки поглощенные напитки и яства, следует в подвальчик, мой партнер вполне благосклонно отнесся к паевой сумме, определенной в сто тысяч баксов, и к предложению о долевом участии в эксплуатации недвижимости.

Далее последовали смотрины особняка, в котором до сего момента располагались какие-то дремучие сантехнические мастерские.

К удивлению Соломоши, на первом этаже уже кипели ремонтно-восстановительные работы: шпаклевались стены, устилался гранит и мрамор, елозили по потолку валики маляров…

– В сто тысяч уложимся! - уверенно комментировала Фира Моисеевна. - Я - в свои, вы - в свои… Но если не хотите - пожалуйста! Партнеров я найду без труда! Такой дворец и за такие деньги?! Я бы свистнула, да примета плохая… И здесь бы стояла очередь! С чемоданами валюты! Но я просто ценю вас как старого знакомого, Соломон! И как приличного человека! Так что у вас есть на размышление один академический час! Это не ртуть, это реально…

И Соломон дрогнул.

Однако спустя несколько дней, не сумев дозвониться Фире, ведомый неясным чувством совершенной оплошности, он еще раз навестил особняк, и тут взору его предстала удивительная картина: знакомое здание, возле которого он припарковал машину, содрогалось, будто находилось в зоне неблагополучной сейсмической активности. При этом во всей округе стояла какая-то мистическая канализационная вонь. А вокруг искомого особняка, заставленного машинами дорогих европейских и американских марок, суетились прилично, даже со вкусом одетые люди с портфелями и телефонами сотовой связи.

Истина прояснилась в течение последующих десяти минут.

К особняку примыкал комплекс районной канализационной системы, два раза в сутки запускавшей в действие мощнейшие насосы, чьи рабочие характеристики оказывали серьезное влияние: на особняк, так и на атмосферную атрибутику. В паузы между пусками насосов Фира Моисеевна водила сюда экскурсии из свои знакомых бизнесменов, каждому предлагая вступить с ней в долю. Ныне бизнесмены блохами прыгали вокруг строения, солидаризируясь в намерениях непременного розыска подлой старухи, сумевшей, оказывается, продать свою квартиру и смыться с домочадцами в неведомые просторы планеты Земля.

Истинно сказано: капля точит и камень. Все слезы Фиры Моисеевны, все многолетние ее хождения по фирмам, офисам, производствам и складам сконцентрировались в какой-то момент на пятачке московской земли, где дрожало от усилий мощнейших насосов древнее архитектурное сооружение, на которое пялились дольщики-вкладчики с искаженными злобной растерянностью физиономиями.

– Хорошо, что мы с тобой еще попали на пятьдесят тысяч! - горячо восклицал Соломоша. - Карга непременно требовала все сто! Я сослался на временное отсутствие средств…

– В этом твоя большая заслуга, приятель, - сказал я. - Только при чем тут местоимение «мы»? Ты же замечательно владеешь русским…

– Но…

– Ты советовался со мной? Я давал согласие? Или ты экономил наши общие средства на дорогостоящий звонок в Нью-Йорк?

– Но мы же компаньоны! - выпучил светящиеся негодование глаза Соломон. - И наша сила в готовности к попаданию, ты сам говорил…

– Соломон, - сказал я, поморщившись, - здесь не сцена, аплодисментов не предвидится, а посему, будь добр, сделай одолжение…

– Какое?

– Поставь меня на свое место, а себя на мое. И представь, каким бы в таком случае получился разговор. Только объективно представь… Ага? - Я пожал его мертвую руку. - Пока. Очень хочу спать. Перелет меня доконал. Что касается тебя - умолчу.

Тут я не без некоторого даже удовлетворения вспомнил, что доля партнера за операцию с «линкольнами» находится на моем личном счете и до нее ему не добраться.

Наверное, об этом же подумалось и Соломону, лицо которого приобрело трупный землистый оттенок, а кончик носа, заострившись, отмороженно побелел.

Я поспешил удалиться, сознавая удрученно, что Соломошино нытье по поводу моей «некорпоративности» мне предстоит выслушивать теперь, как домохозяйке кухонную радиоточку.