Известно, что давней и страстной мечтой Петра I было перенести основной объем внешнеторговых морских перевозок из Архангельска в Петербург. В самом устье Невы, на крохотном островке еще совсем недавно находился так называемый Подзорный дворец, или Морская обсерватория, откуда, по преданию, царь любил подолгу наблюдать за прибытием в Петербург иностранных кораблей. Подзорный дворец бесследно исчез в результате строительства и расширения Адмиралтейских верфей.
Мы уже говорили о закладке в 1704 году так называемого Адмиралтейского дома со стапелями для строительства судов. К концу 1705 года строительство Адмиралтейства в основном было закончено. Вокруг стапелей появились литейные мастерские и кузницы, амбары для «верчения канатов» и различные склады. Уже в апреле 1706 года со стапелей было спущено первое военное судно – восемнадцатипушечный бомбардирский корабль, чертеж которого, по преданию, сделал сам Петр I.
Петр никогда не упускал возможности лично присутствовать при спуске на воду очередного корабля. Он благодарил строителей, а главный мастер получал из рук государя на специальном серебряном блюде по три рубля серебром за каждую корабельную пушку. Говорят, этот обычай со смертью государя прекратился и еще несколько лет после кончины императора корабельный мастер в день спуска построенного им корабля одевался в черную траурную одежду.
Едва ли не с первых дней создания российского флота Петр задумывался о его символах, и в первую очередь о русском военно-морском флаге. Каким должен быть этот флаг? Какого цвета? И какой формы? Существует легенда о происхождении знаменитого Андреевского флага. Будто бы однажды Петр размышлял о флаге, находясь в собственном домике на Петербургской стороне. Размашисто шагал по покою, от окна к двери… от двери к окну. Неожиданно остановился и выглянул в окошко. А там на земле распласталась темная тень от оконных переплетов. Петр даже вздрогнул, почувствовав в этом какое-то знамение. Тень от окна напоминала Андреевский крест. Так будто бы и появился военно-морской флаг Российского государства.
В это же время по указу Петра в Галерной гавани на Васильевском острове создается так называемый Ковш для ремонта судов. Ковш будто бы выложен мореным дубом, который со временем приобретает все большую прочность и ценность. Говорят, уже в наше время американцы предложили купить этот, как им казалось, ненужный современным петербуржцам дуб.
И только вмешательство первого мэра Петербурга Анатолия Собчака, который с возмущением отказался от этой сделки, спасло эту историческую реликвию.
Мы уже говорили о страсти Петра к морю, хотя еще при жизни императора бытовали рассказы о его страхе перед водой. В то же время сохранилось немало легенд, эти рассказы опровергающих. Старинные лоцманские наставления содержат легенду о том, как однажды, во время исследования Петром Ладоги, его корабль потерпел кораблекрушение на подводных камнях вблизи Новой Ладоги. Ничуть не испугавшись, царь будто бы в гневе воскликнул: «Пусть тут будет сухо!» С тех пор каждое проходившее в этом месте военное или торговое судно должно было сбрасывать в воды Ладоги по одному гранитному камню. Их возили сюда даже зимой и сбрасывали в полыньи. Так будто бы и возник карликовый остров с названием Сухо.
И простой народ не верил в водобоязнь царя. Он сочинил легенду о том, как однажды «Петр укротил плетью бурное Ладожское озеро. Сама природа ему повинуется. Царь Петр знал все на свете». У него не сходили с рук мозоли, ибо, как говорил народ, всякую крестьянскую работу он знал и исполнял. «Вот только лаптей не умел плесть», – с сожалением констатирует фольклор. Об этом есть даже две северные легенды, записанные Н. А. Криничной. Одна из них рассказывает, как Петру захотелось однажды «подешевле чтоб обувь была на армию, лаптей наплести. Ну, а нанять там некого было… А Петр, значит: „Давай сам наплету!“ И он попробовал плести, плел-плел, не мог ничего сделать. Как затеял лапоть плести, так и остался недоплетен».
Другой рассказчик добавляет, что этот недоплетенный лапоть и теперь еще «где-то там в Питере во дворце али в музее висится».
В 1710 году для нужд Адмиралтейства в лесу на реке Ижоре строится пильная мельница, положившая начало знаменитому Ижорскому заводу и городу Колпино. По легенде, искать место для строительства завода Петр отправился в сопровождении итальянца Пино. Берега Ижоры Петру так понравились, что он в нетерпении воскликнул: «Вот здесь и будем строить!» И показал на выбранное им место. «А здесь и удобнее и лучше», – возразил строптивый иностранец, показал в другую сторону и в сердцах воткнул в землю свою трость. Петр искренне расхохотался, взглянул на трость Пино и, давясь от смеха, добавил: «Пусть будет город там, где кол Пино… Колпино».
За работой Ижорского завода Петр наблюдал лично и не раз приезжал сюда, что нашло отражение в местном фольклоре. Колпинцы охотно показывают ограду завода, которая производит довольно внушительное впечатление. Существует предание, что один из участков этой ограды сделан из стволов пушек. Говорят, кто-то из управляющих допустил брак при литье, за что был наказан самим государем. Испорченные же пушечные стволы царь велел в назидание потомкам установить в ограде. На самом же деле «пушки» – это бывшие вытяжные трубы многочисленных малых кузниц, что ковали корабельные цепи.
Старые предания приписывали Петру и сооружение деревянных судостроительных доков на Охте, хотя на самом деле их строительство специалисты относят к середине XIX века. Между тем основания для таких преданий и в самом деле были. На территории современной Охты Петром I была основана матросская слобода, «вольные плотники» которой, согнанные сюда из северных губерний России, должны были обслуживать основанную в 1721 году охтинскую верфь, пильные и канатные заводы.
Отрезанная от Петербурга широкой Невой, Охта долгое время представляла собой как бы самостоятельный провинциальный городок с заводом, судостроительной школой, церковью, своим укладом и, говоря современным языком, собственной специализацией. Так, довольно развитое на Охте молочное животноводство ввело в петербургский обиход поэтический образ охтинки-молочницы. О начале этого весьма выгодного промысла есть предание, которое мы находим в 7-м выпуске «Историко-статистических сведений о Санкт-Петербургской епархии». В нем говорится, что «сам Петр Великий выписал для охтинок холмогорских, голландских и других породистых коров, чтобы они снабжали новую столицу молочными продуктами». Это предание принимает характер вероятности, если сопоставить с ним указ Петра о наделе охтян громадным количеством выгонной земли. Впрочем, как бы то ни было, но охтинки издавна снабжали Петербург молоком. Торговля эта не ограничивалась продажей молока своих коров. Так называемая Горушка на Большой Охте представляла собой молочный рынок, куда ранним утром ежедневно съезжались окрестные чухонцы с молоком и молочными продуктами, которые охтинки перекупали и разносили на своих плечах во все концы Петербурга.
Старинные предания, легенды и мифы Санкт-Петербурга, словно летописи, воспроизводят сложную и многообразную политическую, общественную и просто обывательскую жизнь молодой столицы. Легендарные и полулегендарные события тех давних лет, запечатленные в фольклоре, до сих пор сохраняют острый и неповторимый аромат той эпохи. И хотя эти предания не могут служить документами, они могут пролить свет на документы подлинные. А уж как ярко вспыхивает в этом свете обыкновенная реальность давно минувших дней!
Вот строчки указа, приписываемого народной молвой Петру: «Нами замечено, что на Невской першпективе и в ассамблеях недоросли отцов именитых в нарушение этикету и регламента штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой щеголяют предерзко. Господину полицмейстеру Санкт-Петербурха указую впредь оных щеголей с рвением великим вылавливать, сводить в Литейную часть и бить кнутом пока от гишпанских панталонов зело похабный вид не окажется. На звание и именитость не взирать, также на вопли наказуемых».