— Почему другое судно тоже не приступает к поискам? — поинтересовался Андерсон. — Они просто дрейфуют.

— Все в порядке, — ответил Гарнер, размышляя вслух.

— Мне кажется, они объединились. Поэтому нет нужды искать обоим. Но тогда…? О боже! Я понял. Инопланетянин управляет Меснеем и Гринбергом. Так или иначе он позволил им делать за себя его работу, а они об этом и не догадываются.

— Но, наверное, работа была бы сделана быстрее, если бы они искали на кару?

— Мне начинает казаться, что этот чужак — аристократ из аристократов. Может быть, он думает, что тот, кто работает, раб. А так как он владыка… Но всё равно вопрос остаётся прежним — что они ищут, и где это находится?

— Взгляни, сынок, они почему-то не интересуются радаром и до сих пор не нащупали мазером нашу флотилию с Пояса. Придётся этим заняться мне.

И ещё одна деталь о кораблях с Пояса: воздушной установкой можно было управлять даже с помощью табачной трубки. Мужчина в третьем корабле был единственным в группе, кто пользовался этим, один из шести во всем Поясе. Его звали, правда, не слишком нежно, Старина Смоки.

Когда-то он был сухопутной крысой, то есть жил на Земле. Около тридцати лет пилотировал звено туристических кораблей на орбите Луны. Ночи проводил в небольшой дешёвой комнате, на несколько этажей выше уровня грузового транспорта в Лос-Анджелесе. По выходным дням он выходил на пляж и был несказанно рад, когда отыскивал достаточно чистый клочок песка, чтобы можно было сесть; отпуск проводил в незнакомых городах, чужих и новых, неоспоримо очаровательных, но обычно таких же перенаселённых, как Лос-Анджелес. Однажды он остановился на две недели в джунглях Амазонки. Он контрабандно провёз несколько сигарет, рискуя сесть на два года в тюрьму, и выкурил их через пять дней. И когда Смоки наконец заметил, что при разговоре с любым товарищем или незнакомцем ему хочется закурить, он вернулся в города.

Потом была встреча с Лукасом Гарнером по долгу службы. Шла массовая сидячая забастовка в знак протеста в связи с разоблачённой коррупцией в Комиссии по рождаемости. И когда закон взял Смоки за воротник, он встретил Гарнера в униформе шефа полиции, Каким-то образом они подружились. Их взгляды на жизнь были достаточно близки, чтобы создавать страстные, убедительные и забавные аргументы. Затем Люк перешёл в Силы. Смоки никогда не простит ему этого.

Однажды Смоки огибал Луну — вёз туристов — и вдруг почувствовал внезапное, странное желание развернуть ракету и лететь, лететь до тех пор, пока все звезды не останутся позади. В тот вечер он подавил порыв и приземлился в Долине Смерти, так же как приземлялся семь тысяч раз до этого. Той ночью, пробравшись в свою квартиру через обычный водоворот толпы, Смоки понял, что ненавидит любой город этого мира.

Он достаточно прослужил, чтобы купить собственный геолого-разведочный корабль. По некоторым обстоятельствам Пояс с радостью принял его. Он научился быть осторожным, прежде чем Пояс убил бы его, и хорошо зарабатывал, чтобы поддерживать корабль, чинить его, обеспечивать себя едой и табаком.

Теперь он был единственным в группе, кто мог узнать голос Лукаса Гарнера. Когда радио вернулось к жизни, он внимательно выслушал сообщение, а затем вызвал Льва и передал, что это действительно был Гарнер.

Радиограмма сняла все сомнения Смоки. То был сам Гарнер. Старик не стоял выше обдуманней лжи, но он бы не стал рисковать своей жизнью. Если он вблизи Нептуна в этом жалком боевом земном корыте, значит у него есть огромная причина быть здесь.

Старина Смоки глубокомысленно осмотрел свой арсенал из двух радарных ракет, снаряда с теплонаведением и лазерной пушки короткого диапазона. Наконец-то начнётся война миров!

Кзанол был расстроен. За шесть часов поисков раб Месней обшарил всю планету. Костюма на ней не было!

Для основательности он позволил рабу начать вторичное обследование. Он перевёл собственное судно на Тритон. Мозг не мог рассчитать траекторию спутников; один из них мог оказаться на пути его корабля, когда тот мчался к Нептуну, то есть он мог врезаться в Тритон. Этот спутник был не ближе Нереиды, но гораздо больше.

Через выматывающий нервы час, — час полёта вверх ногами над слегка изрытой плоской поверхностью Тритона, с пылающим соплом, направленным вовне, — Кзанол дал волю своему гневу. Ни одной белой вспышки не появилось на экране радара, хотя сам Нептун пылал сквозь прозрачный диск большого спутника. Он перевёл своё внимание на небольшую луну.

— Так вот оно что! — Лицо Андерсона просияло. — Они думали, что эта штука на поверхности, а её там нет. Теперь они не знают, где она! — Он нахмурил брови, размышляя. — А не удрать ли нам отсюда? Похоже, новобрачник нацелился на Нереиду, и мы можем оказаться слишком близко, чтобы оставаться спокойными.

— Пожалуй, — согласился Гарнер. — Но сначала мы выпустим снаряд. И нацелим его в чужака. А о Гринберге позаботимся позже.

— Мне это не по душе. На “Золотом Кольце” два других человека. — Прошла минута. Долгая минута. — Не могу шевельнуться, — прохрипел Андерсон. — Попробуйте вы. Вон та третья кнопка под голубым огоньком.

Но Люк тоже был обездвижен.

— Кто бы мог подумать, что ему удастся достать нас так далеко? — горько удивился он.

Андерсон ничем не мог помочь. Судно продолжало падать на Нептун,

Для Силы расстояние не столь важно. Имеет значение количество людей.

Нереида не оправдала надежд. Глубинный радар проник в неё, как через искривлённое оконное стекла, но ничего не обнаружил. Кзанол махнул рукой и стал следить за полуспящим рабом. Его крошечное пламя смело пылало в ночи Нептуна.

Кзанол был в плохом расположении духа. По-видимому его судно проскочило не только Нептун, но и два этих спутника. Может, что-то произошло с Мозгом? Возможно он не был рассчитан на эксплуатацию свыше трехсот лет. Но какой-то глубинной частью ума он знал причину промаха. Мозг проскочил мимо цели намеренно. Кзанол приказал ему совершить самоубийство, не понимая того, чего требовал. Мозг — будучи машиной, а не рабом, то есть не подчиняясь Силе, — ослушался его. Корабль пронёсся через солнечную систему и ушёл в межзвёздное пространство на 0,97 световой скорости. И теперь он далеко за пределами изгиба вселенной.

Он чувствовал, что мускулы натянулись у его рта, распрямив вкусовые щупальца вдоль щёк, словно защищая их. Он раскрыл челюсти так широко, как мог, и ещё шире, сворачивая губы назад, пока они едва не разорвались. Это была непроизвольная реакция, реакция страха и ярости, автоматически готовившая тринтанина к битве со смертью. Но здесь некого было бояться. Вскоре челюсти Кзанола захлопнулись, и его голова вжалась в массивные плечи.

Единственным удовольствием было теперь следить, как последнее судно обшаривает Нептун в третий раз. Он увидел, как его яркое пламя внезапно удлинилось и тут же стало короче. Спящий раб сдался.

Кзанол знал, что он тоже летит на Тритон. Чувство великодушной жалости вкралось в него, и он вспомнил о традиции, по которой семейство Рейкарлива никогда не вздевалось над рабами. Кзанол решил встретить спящего раба на Тритоне.

— Один… два… Я не могу найти корабля Гарнера. Должно быть, он куда-то сел или отключил двигатель. Другие вращаются на орбите.

— Забавно, почему он нам не доложил. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

— Мы бы увидели вспышку, Смоки. Так или иначе, он пошёл на Нереиду, а затем отключил двигатель. Если это так, мы обнаружим его позже.

Когда Кзанол оказался поближе, он ПРИКАЗАЛ спящему рабу повернуть корабль и присоединиться к нему. Через час военный корабль и “Золотое Кольцо” были рядом.

Пилот и штурман Кзанола беспокоились о горючем, поэтому, как только судно спящего раба приблизилось, Кзанол ПРИКАЗАЛ ему перелить своё топливо в “Золотое Кольцо”. Он ждал каких-то звонких звуков, хлопков, производимых кораблями, К счастью, карты отвлекли его и кольцом привязали к креслу. Он следил за движениями своих трех рабов лишь частью ума: спящий был в хвостовой части судна, нилот и штурман неподвижно сидели в рубке управления. Он не хотел рисковать их жизнью, позволив помогать спящему.