– Ну так пошли, – Альмарин махнул рукой в сторону корпуса друидов, продолжая косить глазами на Лиэра. – Пижон… Чего шрамы не сведешь? Это ведь просто. Или память о первой любви?

      – Эти на груди – первая охота. А на шее – блохастое недоразумение.

      – На кого ж ты охотился, что регенерация их до сих пор не убрала? – удивился перевертыш. – Впрочем, это не мое дело. Проходи, – он распахнул дверь собственных апартаментов. И не смотри на меня так, ты же не думал, что я нормальный коньяк держу в лазарете?

      – На спятившего тиграна.

      – Оу… – Альмарин выловил откуда-то из стола причудливой формы бутылку и теперь разливал ароматный коньяк по бокалам. – Уважаю… Их и командой охотников непросто завалить, а уж в одиночку…

      – Аха. А я завалил, хотя он меня и подрал. Вот и не свожу – гордость.

      – Тогда понятно… Так, что же с твоей рубашкой-то делать? Я могу, конечно, магией починить, но не думаю, что тебе понравится живая одежда.

      – Руками зашей, – вампир чуть прищурился. – Это несложно.

      Рубашка, странного покроя двухслойная вещица из металлизированного черного шелка, мерцала неподалеку.

      – А я не умею. У меня вся одежда живая, она сама прорехи заделывает. Друид я или кто?

      – Ну, зашей магией, – хмыкнул вампир. – Раз такой неумеха.

      – Вот кто бы говорил… Что нужно было сделать с рубашкой из паучьего шелка, чтобы она так легко порвалась? – Альмарин провел ладонью вдоль прорехи, что-то тихонько шепча. Ткань замерцала и сошлась, скрепляясь поблескивающей серебристой нитью, которая легла на темную ткань в причудливом узоре, напоминающем небольшого зверька.

      – Ой… – выдал Альмарин, испугано глядя на дело рук своих.

      – Позволить одному блохастику укусить ее… Да-да, такому вот, как на шве.

      – Кто же это у тебя рубашки грызет? Да еще и так старательно? – прищурился Альмарин. Ему не хотелось признаться, но слова Лиэра вызвали неожиданный укол ревности.

      – Муж, – мрачно буркнул Лиэр. – Он у меня золото, так бы и закопал. Как напьется, так и бросается. Как протрезвеет, так и штопает.

      – Ты замужем?! – Альмарин чуть не уронил бокал. – Да быть того не может!

      – Только по вампирским законам, расслабься. Глоток моей крови, глоток его – и у меня в мужьях белая блохоловка-манто.

      – Не знал, что вампиры могут превращаться в кого-то, кроме летучих мышей, – Альмарин отставил бокал, и принялся разглаживать ткань рубашки, которую так и не отдал хозяину. – А зубы ты за что ему выбил?

      – Он не вампир, – буркнул Лиэр. – И зубы у него на месте, скалит их вечно не в тему.

      – Э? – Альмарин подвис. – А чего он тогда кровь пил? И шрамы, опять же. Я думал, ты со своим характером подобного не спустишь.

      – Мы были молоды, глупы, ни один не умел пить и думать о последствиях. И тогда эта шкура меня пленила…

      Перевертыш отвернулся.

      – Вот уж не знал, что у тебя такая тяга к белым шкуркам… – грустно сообщил он.

      – Это в прошлом. Мой красавец-муж, с которым у меня сегодня мог бы быть праздник годовщины свадьбы, вспоминает меня, лишь напившись вусмерть. Все остальное время я для него враг.

      – Везет тебе на перевертышей, – хмыкнул Альмарин, отставляя бокал. – К твоему сведению, это расовая особенность, алкоголь мозги отрубает полностью, и вспомнить, что делаешь под его воздействием, практически нереально. Прокляли нас когда-то. Ты бы видел, что Льен вытворяет в подпитии.

      – Я на тебя насмотрелся. А что наш тихий рыжик творит, я знаю – лично затраханного Райлиса спасал.

      – Райлиса? Когда это он Льена напоить успел? И как додумался, паршивец? Так. А когда это ты на меня насмотреться успел? – Альмарин нехорошо прищурился, наступая на сидящего в кресле вампира. – Или тебе одного перевертыша мало? – он мазнул взглядом по следу мелких клыков на шее Лиэра и потух так же быстро, как и вспыхнул. – Хотя мне по жизни не везет…

      – Ты всегда такой идиот? О, Тьма, за что мне это вот тупое блохастое кусачее?

      – Я не блохастый! – Альмарин припечатал вампира к креслу, наклоняясь над ним. – И вообще, сколько можно надо мной издеваться! Ну, не помню я, не помню, что было на той вечеринке! НЕ ПОМНЮ!

      – Ты про ту, на которой решил, что у тебя в пасти консервный нож, а моя шея – банка сгущенки? Или когда вспомнил, что женат, и отдавал супружеский долг, завывая, как волк в капкане? Или какую? Я напомню, не сомневайся, я непьющий.

      Растерявшийся перевертыш хлопнул ресницами, становясь неимоверно похожим на Вайленьена. По крайней мере, его точно так же хотелось погладить по голове и дать конфетку. Он съехал прямо на пол и жалобно спросил:

      – А раньше сказать нельзя было? Я же правда не помню…

      – А я пытался. Но одна белая горжетка на меня так шипела…

      – Уй! – схватился за голову Альмарин. – Это слова: «Ушастый, а ты не слишком наглеешь? Вечером был намного покладистей», были попыткой поговорить? Извини, не знал! И вообще, я с похмелья злой и соображаю плохо! А ты тоже хоро… М-м-м-м-м…

      Лиэр, видимо, решил все-таки раз в надцатый проверить, а вдруг супруг стал все-таки сговорчивее в трезвом состоянии. И поцеловал друида.

      Тот потрепыхался еще пару секунд, но потом расслабился и обмяк, отвечая на поцелуй.

      – Так даже получше. Много выпил?