Столько благих начинаний, столько красивых призывных слов. Кажется, для прекрасной, похожей на Христову, жизни составлена уже чудесная, идеальная пропись: води потихоньку рукой, старайся, не напрягая мозгов, ставить такие же палочки и закругления, как в прописи, и будешь каллиграфом новой жизни, но — нет! большинство из нас мажет только, ставит кляксы, царапает какие-то каракули, и если не весь класс Ленина, то 99 % на третьем году своего образования выше двойки балла не заслуживают. Едва ли товарищ Ленин доволен своей аудиторией, и я думаю, что он наедине с собою или в кругу своих друзей нет-нет да и ругнется, что, дескать, за сволочь наш русский народ!
6/19 марта. На открытии третьего всеросс. съезда работников водного транспорта выступил Ленин и произнес речь, в которой рекомендовал коллегиальное управление транспорта заменять единоличным. Из речи не мешает кое-что записать: «Страна так разорена, бедствия достигли теперь такой громадной силы, — голод, холод и общая нужда, — что так дальше продолжаться не может… Такой зимы, какой была эта зима, вынести больше население не сможет… Тысячи бывших офицеров, генералов, полковников царской армии нам изменяли, нас предавали, и от этого гибли тысячи лучших красноармейцев — вы знаете это, но десятки тысяч нам служат, оставаясь сторонниками буржуазии, и без них красной армии не было бы. И вы знаете, когда без них мы пробовали создать два года назад красную армию, то получилась партизанщина, разброд, получилось то, что мы имели 10–12 млн. штыков, но ни одной дивизии, ни одной годной к войне дивизии не было, и мы не способны были миллионами штыков бороться с ничтожной регулярной армией белых. Этот опыт дался нам кровавым путем, и этот опыт надо перенести в промышленность… Давайте сознаемся откровенно в нашем громадном неумении вести дела, быть организаторами и администраторами.»
Стало теплее, и, конечно, еще грязнее.
Ничего не разберешь в известиях из Берлина. Ревель телеграфирует, что Вильгельм уехал из Голландии и пробирается в свою бывшую столицу, а американский корреспондент передает по радио, что несколько берлинских вокзалов взяты спартаковцами; есть и такие телеграммы из Берлина, что там все спокойно, как будто и не совершилось никакого переворота.
† Только на этих днях узнал о внезапной кончине своего большущего приятеля, Василия Владимировича Волкова, моего ровесника, собутыльника и природного комика. Уроженец «муромских лесов», то купеческий сынок, то коммивояжер, то комиссионер, то торговец дровами, — на всех поприщах он был шустер, ловок и энергичен. Вероятно, и в спекуляции был не дурак (недаром перед кончиной посидел некоторое время в Бутырках, о чем я узнал тоже только теперь, несмотря на то что и сидение, и роковой конец Василия Владимировича были еще в январе месяце. Вот как трудно в настоящее время скоро узнать о ком-нибудь, даже живя с ним в одном городе!).
Припоминается, что он жаловался на склероз сердца, значит, и не суждено было ему дожить до глубокой старости, а жаль, от всей души жаль! Это был такой живой, кипучий, занятный и милый парень! Царство ему небесное и вечный покой!
8/21 марта. С этого дня часовая стрелка переведена еще на один час вперед. Утром было 3 гр. мороза, днем — солнце, красными взят Екатеринодар. Белая мука 900 р. ф.
11/24 марта. Сегодня весь день сияло солнце, теплынь была чисто весенняя, и так нагрело в квартире, что мы даже не топили свою железную печку. Значит, первый день отдыха от пилки, колки, топки и дыма, продолжавшихся изо дня в день целых полгода.
Я стал уже в ужас приходить от возрастания цен, или от обесценивания «советских» денег. Плохонькая лошадь или корова стоит теперь 200.000 р., а мало-мальски получше и все полмиллиона.
За «Петра», т. е. пятирублевку царского выпуска с изображением Петра Великого, один мой знакомый взял сегодня 7.500 «советских» рублей.
Участвовал в споре двух своих приятелей, коммуниста и «середняка» (называющего себя «шейдемановцем»). Был момент, что вот, коммунист забьет своей логикой середняка, когда он задал ему вопрос: «Во сколько часов вставал на работу ломовой извозчик при царском строе?», но услышал в ответ: «Позднее, чем теперь часа на два», а на недоуменный вопрос — почему? — получил пояснение, что раньше ломовой вставал, чтобы сразу чай пить, а теперь ему нужно лошадь поднимать часа два. И это тоже знамение времени, лошади до того истощены, что сами от простого окрика не поднимаются, и их теперь так трудно поднять даже артельными усилиями, что ломовые уже приспособились и сделали для подъема лошадей какие-то блоки. Кстати, насчет лошадей. В эту зиму трупы их уже не валялись по Москве по неделе-другой. Теперь, как только каждая скотинка подохнет, ее моментально обдирают и… преподносят голодной Москве в качестве «парного мяса». Действительно, «человек не свинья — все съест».
А вот автомобили, так те не только по неделе, а и по целому месяцу застаивались на московских улицах где ни попало, и в ожидании починки или уборки их превращались в уборные… факт! А деревянные части их подрубались, подпиливались и растаскивались на топливо дошлыми добытчиками дров. Знаю также, что в некоторых квартирах шли на топку и внутренние двери, и паркет.
Вот видишь такую жизнь и все думаешь, что будет дальше? Нет в этой жизни теперь сторожей и остались одни только воры. До революции всякий человек был обязательно сторожем чего-нибудь своего или чужого, малого или большого, а теперь нет ни одного человека, который не воровал бы чего-нибудь. Ведь обстоятельства заставили воровать русского человека не только чужое, но и свое собственное. К этой характеристике можно добавить еще одно «нововведение». Бывало взятки давали частные лица казенным чиновникам, а теперь дают взятки и частным лицам, и казенным сами советские чиновники от имени своего учреждения. И это — факт.
Да мало ли чего надо бы записать, но, к сожалению, «писатель»-то я неумелый, нудный, тяжелый, а в особенности этим годом; так трудно справиться с передачей своих наблюдений на бумагу, что многое совсем не записываешь, ибо чувствуешь, что не справишься с такой задачей; голова не работает и сердце не вдохновляет, тут и там анемия, истощен как лошадь, а блока приспособить к поднятию умственных сил не могу… Не умудрил Господь!
А как-то обмолвился тут, что, мол, дам на этих страницах не только картину жизни с июля 14-го года, но и свои «воспоминания» по театральной части. Теперь откровенно говорю: извини, читатель, — такой «премии» ты не получишь, ибо оскудел я за последнее время и телом, и духом, и разумом я стал «скорбен».
А все-таки жаль, что я не могу совладеть с такой темой. Ведь что другое, а «театральное» мне отчетливо помнится более чем за сорок лет. Я видел С. В. Шумского, И. В. Самарина, М. А. Решимова, Н. И. Музиля, С. П. Акимову, В. А. Макшеева, А. П. Ленского, Ф. П. Горева, Г. Н. Федотову, О. А. Правдина, М. Н. Ермолову, Е. К. Лешковскую, Н. А. Никулину, М. П. Садовского, О. О. Садовскую, Н. Е. Вильде, Н. М. Медведева, A. И. Южина, К. Н. Рыбакова, А. П. Щепкину, В. Н. Андреева-Бурлака, Уманец-Райскую, П. М. Свободина, М. И. Писарева, Г. И. Мартынова, Красовскую, М. Т. Иванова-Козельского, П. Ф. Солонина, Н. П. Рощина-Инсарова, Ф. П. Волгину, А. Я. Гламу-Мещерскую, Н. М. Радина, Н. Д. Рыбчинскую, И. П. Киселевского, В. Н. Давыдова, С.В. и А. А. Яблочкиных, B. П. Далматова, Л. И. Градова-Соколова, М. В. Лентовского, М. И. Писарева, Е. Н. Гореву, М. Г. Савину, Бравича, О. В. Гзовскую, Ю. М. Юрьева, В. Ф. Комиссаржевскую, Н. М. Подарина, Б. С. Борисова, К. С. Станиславского, И. М. Москвина, Вишневского, В. И. Качалова, О. Л. Книппер, Лужского, Н. Н. Соловцова, М. П. Лилину, А. А. Санина, А. И. Мозжухина, К. А. Варламова, К. Яковлева, Уралова, братьев Адельгейм, В. В. Чарского, Н. В. Светлова, Яворскую, Мичурину, Н. Васильеву, Потоцкую, Германову, В. И. Неронова, Нелидова, В. И. Лихачева, А. А. Суворину, А-А. Федотова, А. А. Стаховича, А. А. Остужева, М. И. Петипа, Максимова. Слышал Д. А. Усатова, П. А. Хохлова, Б. Б. Корсова, Димитреско, Клементьева, Ф. И. Шаляпина, Смирнова, Л. В. Собинова, С. Власова, Кошица, Н. А. Преображенского, Коровину, Донского, Додонова, Форстремм, А. В. Нежданову, Сбруеву, Дейта-Сионицкую, Хренникову, Южину-Ермоленко, Ю. Ф. Закржевского, А. Д. Давыдова, А. Я. Чернова, Лодия, С. А. Вельскую, В. И. Родона, А. Мазини, Клямжинскую, Прянишникова, Михайлова-Стоян, Батистини, Катоньи, Антоновского, Блюменталь-Тамарина, Раисову, А. Д. Вяльцеву, М. П. Никитину, В. В. Ковецкую, Троцкую, Н. Н. Фигнера, А. В. Секар-Рожанского, Т. Любатовича, Яковлева, Н. В. Плевицкую, Л. Мессаль, Феону, Лукина в «Вампукке», Друзьянину, Петрову-Званцеву, Цветкову, Розову в «Прекрасной Елене» в постановке «Свободного театра». Бывал в концертах и операх под управлением П. И. Чайковского, С. В. Рахманинова, И. К. Альтани, Купера, Сука, Авранека, Направника. Восхищался в балетах Л. Н. Гейтен, Рославлевой, Гельцер, отцом и дочерью; Фокиными, Балашевой, Г. Н. Самойловой, Жуковым, Тихомировым, Джюри, Торнаги. Смеялся в цирке от острот Таити, Дуровых, Бим-Бомов, видел знаменитых цирковых директоров Гинне, Чинизелли, Никитиных и Саламонских. Был на всевозможных премьерах и на своего рода «исторических» спектаклях, например, в Большом театре при дневных выходах Шаляпина и Собинова; участвовал и сам на сцене… Да, да! и однажды (в 1890 году) даже в Большом театре в опере «Борис Годунов»… статистом, за 30 коп. гонорара, а в 1897 году был чуть не директором любительского театра в Измайлове, причем работал и за суфлера, и кроме того сыграл три роли: в «Соколах и воронах» — Зеленова, в «Гастролерше» — Мецената (кажется, эти две довольно скверно), и в «В штатском» — Полковника (очень удачно, со стяжанием громких аплодисментов). Немало было и театральных личных знакомств (В. К. Ильков, Туманский, И. П. Арканов, П. С. Оленин, П. А. Оленин-Волгарь, А. А. Суворина, В. А. Максимов, Вайнер-Виннер, М. М. Климов, Васенкова, Б. А. Фердинандов, Л. А. Фердинандов а, М. И. Доронин, Веков, Л. Г. Рындина, Парамонов, А. В. Леонтовская-Кожина, В. А. Зиринг, Н. К. Яковлев, Ф. А. Корш, А. А. Славин и др.). А затем, я много видал разных знаменитостей в ресторанах, на балах, на гулянках, в вагонах, про многих знаю кое-что интимное, интересное, и т. д., и т. д. Всего не то что не запомнишь, а разве что не в силах описать, — то и не стоит память напрягать. Будем пробавляться настоящим, не отвлекаясь ни назад, ни по сторонам.