Я нарочно привлек Д. Бедного в свои «сотрудники». В этих странных стихах довольно ловко отражено настроение восьмого съезда и идеально кратко выявлена речь Ленина. Паки и паки об электрификации. Проект ее докладывал на съезде какой-то т. Кржижановский. Жаль, что в газетах нет инициалов его имени: мне хотелось проверить свое предположение, — это не из тех ли Кржижановских, которые директорствовали в Восточном обществе. Что говорить — это были дельцы крупного масштаба, они «очки втирать» и толкать капитал на большие дела были большими мастерами. Между прочим, по Кржижановскому выходит, что по проведении электрификации в России как бы прибавится 15 млн. рабочих. Это при действии электричества в течение 8 час. в сутки, а при 18 час. такой подсчет, конечно, удвоится, т. е. рабочая сила возрастет на 30 млн. чел.

За минувшую ночь подсыпало снега достаточно для хорошего санного пути. Мороза только три градуса.

17/30 декабря. Восьмой съезд советов вчера закрылся. Численность съехавшихся на него коммунистов была не 1.200 ч., как я ошибочно записал, а около 2.500 ч.

По предложению Рыкова установлен Трудовой орден красного знамени. Департаменты и их генералы давно уже реставрированы. Теперь пойдут и «звездоносцы» (может, их будут называть «знаменосцами» или «трудоносцами»).

К съезду из Англии пришли известия, что англичане загнули в проект торгового договора такие требования, какие может принять только «побежденная страна», а так как наша власть сама себя считает победительницей, то Красину приказано приехать в Москву для совещания о торговом договоре, и таковой, стало быть, еще писан вилами на воде.

Продолжают пояснять нам, чего следует ожидать от электрификации. Земельного запаса у советской России будто бы 2 млрд. десятин, а засевается в последние годы не более 100 млн., или, как врут газеты, «20 %». Не вернее ли 5 %, — если сопоставление цифр 2 млрд. и 100 млн. не ошибочно? Засим: российский хлебный урожай достигает теперь 4 млрд. пудов, а с помощью электрификации он легко дойдет до 8 млрд. Давай Бог! В конце 1931 года, значит, будет выпускной экзамен «советизации». Только вот беда-то: едва ли я доживу до тех времен, да и вопрос еще — доживет ли сама «советизация» до этого года?!

Венгерское правительство известило Чичерина, что четырем бывшим венгерским комиссарам суд вынес смертный приговор, а остальным — пожизненную каторгу, но, склоняясь пред жестокой, «бесчеловечной» угрозой советского правительства проделать то же самое «с невинными людьми», венгерскими офицерами, находящимися в русском плену, — оно готово вступить в переговоры с русским правительством о смягчении участи приговоренных.

С согласия Италии образовалось новое государство «Юго-Славия», в которое вошла и Черногория, причем царь (или король, забыл уж кто) Николай оставляет трон и получает большую пенсию.

В Греции, за смертью короля Александра, на престол сажают Георгия, сына экс-короля Константина, мужа сестры Вильгельма («экс»-германского).

Заходил сегодня к свекрови своей племянницы — Ольге Эмильевне Зиллере. Я побеседовал с ней в громадной комнате, когда-то бывшей столовой или гостиной, а теперь эта комната — «вся квартира», тут и столовая, и кабинет, и зал, и будуар, и спальня, и… кухня. Еще обставлена она богатой мебелью: столы, шкафы, диваны, рояль, ширмочки, шифоньерки и проч. По стенам подлинные творения Сомова, Переплетчикова и др. знаменитых художников, но самое главное в этой комнате, самое завидное, самое полезное, самое приятное (и для обитателей ее и для посетителей) и самое… безобразное, это — большущая печка, из простых кирпичей, обмазанная глиной, снабженная простыми железными трубами, затворами и приборами. Растопырилась она, матушка, посреди этой прекрасной комнаты, и в ус себе не дует! Ей бы место в крестьянской избе или в подвале каком, а она — в чертог забралась. И сколько таких картин теперь в особняках и во всяких «комфортабельных» квартирах. И если бы Сомов или Переплетчиков взяли для своих полотен такие сюжеты да повезли бы их в те страны, где нет еще «советизации», то там поняли бы жуть нашей жизни (если бы поверили, что эта картина с натуры, а не фантазия художника).

Кстати, вчера я, перебирая сочинения Щедрина, невольно перечитал 13-ю главу «Истории одного города» («Подтверждение покаяния. — Заключение.»). Это про Угрюм-Бурчеева: «Он был ужасен; но, сверх того, он был краток, и с изумительною ограниченностью соединял непреклонность, почти граничившую с идиотством… Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево… Ни Бога, ни идолов — ничего… Жизнь ни на мгновенье не отвлекается от исполнения бесчисленного множества дурацких обязанностей, из которых каждая рассчитана заранее и над каждым человеком тяготеет как рок… Нивелляторство, упрощенное до определенной дачи черного хлеба, — вот сущность этой кантонистской фантазии… Страшная масса исполнительности, действующая как один человек, поражала воображение… Все это… не намекает ли на какую-то лучезарную даль, которая покамест еще задернута туманом, но со временем, когда туманы рассеются и когда даль откроется… Что же это, однако, за даль? Что скрывает она? — Ка-за-р-р-мы!.. До сих пор разрушались только дела рук человеческих; теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного… Нет ничего опаснее, чем воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою и не угрожаемого непрерывным представлением о возможности наказания на теле. Однажды возбужденное, оно сбрасывает с себя всякое иго действительности, и начинает рисовать своему обладателю предприятия самые грандиозные. Погасить солнце, провертеть в земле дыру… По… проекту Угрюм-Бурчеева, праздники должны были отличаться от будней только тем, что в эти дни жителям вместо работ предоставлялось заниматься усиленной маршировкой… Грудь захлестывало кровью, дыхание занимало, лица судорожно искривляло гневом при воспоминании о бесславном идиоте, который с топором в руке пришел неведомо отколь и с неисповедимою наглостью изрек смертный приговор прошедшему, настоящему и будущему… Мысль…. что в идиоте таится какая-то сила, которая цепенит умы, сделалась невыносимою. Никто не задавался предположениями, что идиот может успокоиться или обратиться к лучшим чувствам и что при таком обороте жизнь сделается возможною и даже, пожалуй, спокойною. Не только спокойствие, но даже самое счастье казалось обидным и унизительным, в виду этого прохвоста, который единолично сокрушил целую массу мыслящих существ. «Он» даст какое-то счастье! «Он» скажет им: я вас разорил и оглушил, а теперь позволю вам быть счастливыми! И они выслушают эту речь хладнокровно! Они воспользуются его дозволением и будут счастливы! Позор!!!..»

Но всего не спишешь, не склеишь в стройность и не справишься с составлением аналогичных выводов. Обращаю читателя к подлиннику и прошу его, не смущаясь тем, что Угрюм-Бурчеев гениально выдуман Щедриным как образец зарвавшегося реакционера, — проверить меня: правда ли, что Советизацию устраивали не кто иные, как Угрюм-Бурчеевы? Почитайте эту главу (13), да повнимательнее. (Она стоит 13-й главы Откровения Иоанна Богослова!)

18/31 декабря. Троцкий на 8-м съезде сказал что-то вроде того, что коммунизм зиждется теперь на трех китах: 1 — учет, 2 — нормализация, 3 — электрификация. Он же доложил съезду план демобилизации, согласно которому предполагается к середине будущего лета распустить половину настоящего воинского состава. В декабре месяце, т. е. в эти вот дни, будут распущены все красноармейцы, родившиеся до 1885 г. А потом так и пойдет дело с роспуском более ранних возрастов вплоть до 1895 г., т. е. до 25-летних.

Выпущено от имени съезда торжественное обращение к рабам совдепским. Демобилизация утверждается, план электрификации одобряется и обещается — через один год теплое и светлое (в смысле дров и освещения) житие для всех российских граждан; через 2–3 года полное восстановление транспорта и заводской промышленности, а через 3–4 года у нас уже, по соображению премудрого и прозорливого съезда, «не будет ни раздетых, ни разутых». Вот уж поистине: ихними устами мед бы пить!