-- А по мне так в самый раз, -- хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном-фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.

   Азамат выныривает и отряхивается по-собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползаются по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.

   -- Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.

   -- Неправда, -- вяло отвечаю я. -- Мне дотуда ещё четыре килограмма...

   -- Это волосы отросли, -- отмахивается Азамат. -- Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?

   -- А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше... А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?

   -- Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?

   -- Теоретически может, хотя вряд ли.

   -- Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: "князь Алэк Синеглазый". Звучит, а?

   Я ухожу под воду побулькать.

   Когда мы возвращаемся, вокруг дома уже кипит работа. Маман всё распланировала, мужики приволокли из леса крошечные деревца и понатыкали их по маминому указанию, а теперь обильно поливают из шланга.

   -- О, капитан, -- Эцаган разгибается из-под микроскопической сосенки. -- Как вы долго, мы уж думали, не послать ли спасательную экспедицию...

   -- Я бы вам устроил спасательную экспедицию, -- хмыкает Азамат. -- До самого Ахмадхота бегом.

   Эцаган ржёт и подмигивает мне. Я ему грожу кулаком.

   -- Вот, глядите, -- мама возникает перед нами и делает широкий жест рукой. -- Здесь у вас будет тенистая аллея.

   -- Лет через тридцать? -- спрашиваю.

   Азамат приседает и присматривается к лиственным задохликам, торчащим из свежевскопанной земли.

   -- Нет, эти быстро растут. Через два-три года с меня ростом будут.

   -- Ну ладно, -- отмахиваюсь. -- Ты нам только оставь лужайку какую-нибудь, и чтобы без колючих кустов по краям, а то ребёнка надо где-то выгуливать.

   -- Оставлю, оставлю, я вас знаю, -- заверяет маман. -- Вон там вон, с одной стороны скала, с другой дом, а с остальных воткну какую-ниудь неистребимую полынь, чтоб мягко было. Ладно, -- она поворачивается к мужикам и хлопает в ладоши. --Всё на сегодня, отдыхайте. Пошли, пошли! -- машет руками, как будто мух отгоняет. Те ржут и расходятся.

   -- То ли пойти искупаться, -- Эцаган задумчиво чешет в затылке. -- То ли поработать...

   Из-за угла выруливает Тирбиш с мелким.

   -- Хотон-хон, вас очень просят.

   Мелкий и правда изображает слёзы -- нос наморщил и ноет.

   -- Давай сюда.

   У меня на руках ребёнок сразу раскрывает зажмуренные глаза и принимается с интересом смотреть вокруг.

   -- По-моему, кто-то маленький манипулятор, -- смеюсь я.

   -- Капитан, раз уж мы все здесь, может, потренируетесь с нами? -- предлагает Эцаган.

   -- Можно, -- кивает Азамат. -- А то я уже тоже костенеть начинаю. Давайте, переодевайтесь и выходите на полянку.

   Все, кто не участвует в тренировках, рассаживаются в теньке смотреть.

   -- Вам, Ийзих-хон, ужасно повезло, -- говорит Орива. -- Можно не ездить в столицу смотреть бои, всё равно все самые лучшие воины собрались здесь.

   Матушка смеётся, а Янка кривит губы.

   -- Да ладно все, неправда! Если бы здесь все собрались, некому было бы страной управлять.

   -- Тоже верно, -- соглашается Орива. -- Лучшие наёмники-то у нас нынче по должностям сидят.

   Поразмявшись традиционными играми, мужики переходят к поединкам. Первыми сцепляются Шатун с Бойонботом. Похоже, Азаматовы весенние уроки не пропали даром -- уже этих двоих я почти не различаю, так быстро они двигаются. Сашка и мама тоже вытягивают шеи и всматриваются, то и дело удивлённо косясь на меня. В итоге Сашка решает проблему просто: достаёт телефон, записывает видео, а потом проигрывает вдвое медленнее.

   -- Круто! Вот это я понимаю боевые искусства! Действительно почти балет!

   Зрители-муданжцы, видимо, различают борцов получше, чем мы, слабовидящие земляне. Наконец Бойонбот распластывается на земле, тяжело дыша, и заявляет, что сдался.

   -- Рановато, -- Азамат качает головой. -- И я тебе скажу почему. Ты переносишь вес против инерции, от этого сильно устаёшь, а надо экономить силы. Ты же не пытаешься в унгуце планировать поперёк ветра? И тут не пытайся...

   -- Как он такие мелочи различает? -- поражается матушка. -- Вот это глаза! Я только вижу, кто бьёт, а кто уворачивается.

   -- А ты, Шатун, -- тем временем продолжает Азамат, -- левую руку бережёшь. В чём дело? Болит? Ломал недавно?

   -- Да нет, так, потянул немного. Боязно подставлять.

   -- Если надо лечиться, лечись, а если нет, то не бойся. Лучше уж руку подставлять, чем живот. Ну, Тирбиш, готов? Поехали!

   -- М-да, чемпионат по ушу отдыхает, -- протягивает Сашка. -- Выучить, что ли, пару приёмчиков? Только, боюсь, засмеёт меня твой муженёк.

   -- Саш, ну он же вежливый человек, он не станет над тобой смеяться, -- возмущаюсь я.

   -- Да? Ну ладно, можно попробовать, когда он с настоящими воинами закончит.

   Следующие два дня маман продолжает возиться в новоиспечённом саду и делиться с Ийзих-хон вязальными секретами, Сашка учится муданжской борьбе, я сижу с ребёнком, а молодёжь таскается в лес за грибами и ягодами.

   Азамат установил камеру ночного видения, и наутро мы с ним сели глядеть, на что похож ночной поедатель сливок.

   -- Это тот самый парень, -- говорю я, глядя, как на экране из леса украдкой выходит человек.

   -- Слишком мелко, не могу разобрать, есть ли когти... -- бормочет Азамат.

   Парень долго и тщательно осматривается, наконец подбегает к банке, хватает её и в три прыжка уносится обратно в лес.

   -- Так, а кто же её обратно принёс? -- Азамат потирает нижнюю губу и перематывает пустые кадры. -- Ага, вот, снова появился.

   На экране всё тот же парнишка опять выходит из леса, всё так же крадучись, замирая от каждого звука, почти на всех четырёх подползает к тому месту, где мы оставляли гостинец. Там он прижимается к земле и достаёт из-за пазухи пустую банку. Ставит её ровнёхонько на прежнее место и стремительно удирает.

   Азамат просматривает оба появления по нескольку раз, наконец вздыхает и закрывает бук.

   -- Нужна камера с разрешением побольше, здесь не видно. Но повадки звериные, ты заметила?

   -- Да, есть немного... С другой стороны, если он всё время живёт в лесу, то выучился, наверное, красться...

   -- Да, да, -- Азамат кивает. -- Ладно, сегодня ночью ещё раз попробуем. Я с унгуца сниму камеру, у меня там очень хорошая...

   -- А ты этих демонов много видел-то раньше?

   -- Два раза. Один раз в лесу, мельком, а второй -- когда отец его подстрелил. Приволок тушу в клуб, чтобы всем мальчишкам показать, как демон выглядит. Мы его тогда хорошо рассмотрели. Но тот был взрослый...