Той ночью, когда Арнау уже спал, мавр опустился на колени у стола и нашел в стене вынимающийся камень. Обернув документ в плотную ткань, чтобы предохранить его, он спрятал его за камнем, который задвинул как можно плотнее. Когда-нибудь он попросит каменщика из церкви Святой Марии укрепить его получше. Богатство Арнау будет покоиться здесь до тех пор, пока он не сможет рассказать ему об источнике происхождения денег. А это всего лишь вопрос времени.

Однако очень скоро Гилльему пришлось крепко задуматься. Однажды они с Арнау шли по берегу, возвращаясь из Морского консульства, где улаживали кое-какие дела. Барселона продолжала принимать рабов. Лодочники, забив свои фелюги, перевозили на берег мужчин и юношей, пригодных к работе, а также женщин и детей, чей плач заставил их обоих обернуться.

— Послушай меня, Гилльем. Как бы плохо нам ни было, — твердо сказал ему Арнау, — как бы мы ни нуждались, я никогда не соглашусь финансировать требования с рабами. Я предпочел бы лишиться головы от рук магистрата, чем заниматься работорговлей.

Потом они увидели, как галера на веслах выходила из порта Барселоны.

— Почему она уходит? — спросил Арнау. — Почему не использует обратный путь, чтобы загрузиться товарами?

Гилльем повернулся к нему, чуть покачивая головой.

— Она вернется, — с грустью произнес мавр. — После того как выйдет в море, чтобы разгрузиться, — добавил он надломленным голосом.

Арнау молчал некоторое время, глядя, как удалялась галера.

— Сколько их умирает?

— Очень много, — ответил мавр, повидавший немало таких кораблей.

— Никогда, Гилльем! Запомни, никогда!

36

5 января 1354 года

Площадь Святой Марии у Моря

Барселона

«Это может происходить только перед церковью Святой Марии», — думал Арнау, выглядывая из окна своего дома. Здесь собралась вся Барселона; люди толпились на площади и на прилегающих улицах, забрались на леса и заполонили саму церковь, внимательно следя за тем, как по приказу короля устанавливают помост, по которому он должен пройти. Для своего обращения к народу Педро выбрал не площадь Блат, не собор, не биржу, не великолепные верфи, которые он сам строил. Он выбрал Святую Марию, народную церковь, возводившуюся благодаря единению и пожертвованиям всех людей.

— Во всей Каталонии нет места, которое бы лучше всего воплощало в себе дух жителей Барселоны, — восторженно говорил Арнау в то утро, когда они с Гилльемом смотрели, как рабочие строят помост. — И король это знает. Поэтому он его и выбрал.

Арнау даже вздрогнул от холодка, который пробежался по спине. Вся его жизнь была связана с этой церковью!

— Это обойдется нам недешево, — проворчал мавр.

Арнау повернулся к нему, собираясь возразить, но Гилльем не отводил взгляда от помоста, и он промолчал.

Прошло пять лет с тех пор, как они открыли меняльную лавку. Арнау исполнилось тридцать три года. Он был счастлив. И богат, очень богат. Однако он по-прежнему вел суровый образ жизни, хотя в его книгах значилось огромное состояние.

— Пойдем завтракать, — позвал он Гилльема, кладя ему руку на плечо.

Внизу, в кухне, их ждала Донаха с девочкой, которая помогала накрывать на стол.

Рабыня продолжала готовить завтрак, а Мар, увидев Арнау и Гилльема, бросилась к ним бегом.

— Все говорят о приезде короля! — крикнула она. — Мы можем подойти к нему? Его рыцари приедут?

Гилльем, вздохнув, присел за стол.

— Он едет просить у нас еще денег, — объяснил он девочке.

— Гилльем! — воскликнул Арнау, увидев, как изумилась Мар.

— Но это правда, — стал защищаться мавр.

— Нет. Это не так, Мар, — сказал девочке Арнау и получил в награду улыбку. — Король едет просить у нас помощи, чтобы завоевать Сардинию.

— Деньги? — спросила девочка, подмигивая одним глазом Гилльему.

Арнау посмотрел сначала на приемную дочь, потом на Гилльема; оба улыбались ему, не скрывая иронии.

Как вырос этот ребенок! Она уже почти стала девушкой, красивой, умной, очаровательной, и своим обаянием могла увлечь любого.

— Деньги? — повторила девочка, прерывая его размышления.

— Все войны стоят денег, — вынужден был признать Арнау.

— Ах! — дурачась, воскликнул Гилльем и развел руками.

Донаха начала наполнять их миски.

— Почему ты ей не расскажешь, — продолжил Арнау, когда Донаха подавала на стол, — что в действительности это не стоит нам денег, что на самом деле мы зарабатываем их?

Мар округлила глаза и повернулась к Гилльему.

Гилльем задумался.

— Вот уже три года как мы платим особый налог, — заметил он, отказываясь согласиться с доводами Арнау. — Три года войны мы, жители Барселоны, покрываем все военные расходы.

Мар сжала губы и повернулась к Арнау.

— Это правда, — согласился Арнау — Как раз три года тому назад мы, каталонцы, подписали договор с Венецией и Византией о войне против Генуи. Нашей целью было покорить Корсику и Сардинию, которые по договору Аньани должны были стать каталонскими ленными владениями и которые, однако, оставались под властью генуэзцев. Шестьдесят восемь вооруженных галер! — Арнау заговорил громче. — Шестьдесят восемь вооруженных галер, двадцать три каталонские, а остальные венецианские и греческие столкнулись в Босфоре с шестьюдесятью пятью генуэзскими галерами.

— И что было? — осведомилась Мар после того, как Арнау внезапно замолчал.

— Никто не победил. Наш адмирал Понс де Санта Пау погиб в битве, а назад вернулись только десять из двадцати трех каталонских галер. Что было потом, Гилльем? — Раб покачал головой, но Арнау продолжал настаивать:

— Расскажи об этом, Гилльем.

Мавр тяжело вздохнул.

— Византийцы предали нас, — удрученно произнес он, — и в обмен на мир заключили договор с генуэзцами, предоставив им право монополизировать торговлю с ними.

— А что еще произошло? — не отступал Арнау.

— Мы утратили один из самых важных морских путей на Средиземноморье.

— Потеряли деньги?

— Да.

Девочка внимательно слушала разговор, переводя взгляд с одного на другого. Даже Донаха, суетившаяся у очага, заинтересовалась.

— Много денег?

— Да.

— Больше, чем позже мы дали королю?

— Да.

— Только в том случае, если Средиземное море будет нашим, мы сможем спокойно торговать, — изрек наконец Арнау.

— А византийцы? — спросила Мар.

— На следующий год король собрал новый флот из пятидесяти галер под командованием Берната де Кабреры и победил генуэзцев у Сардинии. Наш адмирал захватил тридцать три галеры и потопил остальные три. Погибло восемь тысяч генуэзцев, а три тысячи двести было взято в плен. Заметьте, что в этом сражении погибло всего лишь сорок каталонцев! Византийцы, — продолжал он, глядя в горящие от любопытства глаза девочки, — пошли на попятную и снова открыли порты для торговли с нами.

— А три года особого налога, который мы все еще платим? — спросил Гилльем.

— Но если у короля уже есть Сардиния, а мы торгуем с Византией, чего же еще добивается монарх? — поинтересовалась Мар.

— Жители острова под предводительством судьи Арбореа поднялись с оружием против короля Педро, и ему приходится решать вопрос о подавлении восстания.

— Король, — вмешался Гилльем, — должен был бы довольствоваться открытыми торговыми путями и сбором налогов. Сардиния — земля непокорная. Мы никогда не будем править ею.

Король не пожалел роскоши, чтобы предстать перед своим народом во всем величии и блеске. Однако на помосте его маленькая фигура многими осталась незамеченной. На нем был яркий наряд из блестящего красного шелка, который переливался на зимнем солнце, как и драгоценные камни, украшавшие одежду. Для этого случая Педро IV не забыл надеть корону и, конечно, прихватил свой кинжал, который носил на поясе. Его свита из знати и придворных, разодетая так же пышно, как и король, следовала за ним.