— Четыреста человек, — сказала она замогильным голосом. — Четыреста, не меньше. И все они придут смотреть, как я буду позориться.

— Четыреста, — эхом откликнулась Джейн, только голос у неё был совсем не замогильный. Она и не подозревала, сколько, оказывается, людей увидят её пьесу! У неё даже голова закружилась.

— Фу, прямо тошнит, как начинаю обо всём этом думать. — Скай и правда выглядела неважно. Дома она даже не завернула на кухню, сразу отправилась к себе в комнату.

— Четыреста, — снова повторила Джейн, входя в дом вслед за сестрой. Перед глазами у неё стоял их школьный актовый зал с настоящей сценой, софитами, кулисами и колышущимся занавесом. В зале четыреста человек, все рукоплещут. А на сцене она, автор — Джейн. Она раскланивается. В руках у неё огромный букет роз… нет, пусть лучше розы летят в неё из зала, со всех сторон, например их бросают специально расставленные вдоль сцены первоклашки…

Ой. Не она же будет раскланиваться, а Скай. И хуже всего, что Скай не получит от этого никакого удовольствия. Ладно, что ж теперь поделаешь. После будут новые пьесы и новые победы, а пока хорошо бы перекусить. Джейн направилась в кухню, где Розалинда с Анной зубрили латынь.

— Qui, quae, quod, — говорила Розалинда. — Cuius, cuius, cuius.

— Cui, cui, cui, — вторила ей Анна. — Quem, quam, quad[23].

— Не quad, a quod. Джейн, ты последняя. Звони папе.

— Ты уверена? — Анна заглянула в учебник. — Да, точно. Quod. Ещё раз, сначала.

Джейн прихватила из коробки на столе горсть изюма и пошла звонить папе в университет. Папы не было, но включился автоответчик, и Джейн оставила сообщение: все дома, всё в порядке. Только она сомневалась, что папа её расслышит из-за этих Розалиндиных кви-кве-кводов.

Джейн повесила трубку и собралась уже уходить, но тут вместо латыни до её ушей долетело знакомое имя, и она притормозила.

— Что-что ты сказала? — переспросила она Анну.

— Сказала, что Трилби Рамирес втрескалась в Томми. — Заметив озадаченное выражение на лице Джейн, она пояснила: — В субботу он ходил вместе с ней на «Осеннюю феерию». Говорят, они там даже танцевали — представляешь? А мы тут понятия не имеем, что Томми у нас, оказывается, умеет танцевать.

— Переходим к множественному числу, — сказала Розалинда. — Qui, quae, quae, quorum, quarum…

— Постой, Розалинда, я не понимаю, — прервала её Джейн. — Томми же в жизни ни на кого не смотрел, кроме тебя. Он с тобой должен встречаться, а не с какой-то там Трилби!

— С чего ты взяла, что он хочет со мной встречаться? А хоть бы и захотел, — Розалинда фыркнула, — всё равно бы ничего не вышло. Потому что я ещё сто лет ни с кем встречаться не собираюсь! Тем более с Томми.

— И всё-таки, почему Трилби? — не унималась Анна. — Она же глупая как пробка! Ещё и трусиха. Один раз, говорят, увидела в раздевалке паука и чуть в обморок не хлопнулась.

— Ну и что? — спокойно ответила Розалинда. — Может, это был большой паук. Quibus, quibus, quibus.

— Неужто тебе всё равно? — изумилась Джейн безразличию сестры. Вот была бы сама Джейн чуть постарше, и смотрел бы на неё Томми, как на Розалинду! Да она ни за что на свете не отпустила бы его ни на какую «Феерию» ни с какой Трилби.

— Абсолютно. Quos, quas, quae, quibus, quibus, quibus. Анна, давай ещё раз. Qui, quae, quod, cuius…

Джейн отправилась наверх, размышляя о том, кто, с кем и почему встречается и как из-за этого всё усложнилось в доме Пендервиков. Вздохнув, она толкнула дверь и оглядела комнату. Скай не было, распечатанный текст «Сестёр и жертвоприношения» валялся на полу. Да, в доме Пендервиков в последнее время и правда всё усложнилось.

Скай сидела у себя на крыше с биноклем и угрюмо смотрела на низкие облака.

— Можно к тебе?

Скай молча кивнула, Джейн выбралась в окно, села рядом и огляделась. В окне соседнего дома маячили двое в странных очках. Джейн помахала, и Бен тоже помахал ей в ответ, а Бетти, наоборот, скрылась. Потом Бен тоже скрылся, — наверно, Бетти утянула его за собой. Когда-то и я была юной и ветреной, подумала Джейн. Идея «ветрености» увлекала Джейн в последнее время, она даже ухитрилась вписать это слово в свою пьесу.

— Ты дочитала до того места, где Радуга называет Маргаритку «ветреной сестрицей»? — спросила она Скай. — Хорошая реплика получилась, правда?

Скай оторвалась от бинокля.

— Какая мне разница, хорошая она или плохая, если я её не запомню? А запомню — всё равно нормально проговорить ни за что не смогу, ты же знаешь. Мы сегодня читали по ролям первые несколько сцен… У меня ничего не получилось, ничего!

— Слушай, давай мы с тобой вместе будем репетировать, а? — Джейн неожиданно увидела себя в роли режиссёра: небрежно сдвинув берет на затылок, она сидит на специальном складном стуле и держит перед собой текст пьесы, весь испещрённый неразборчивыми пометками. Ради такого дела её, наверно, даже отпустят с физики. — Пожалуйста, Скай, давай попробуем. Сама же потом скажешь спасибо!

— Я лучше сразу скажу спасибо. — И Скай снова поднесла к глазам бинокль.

Но после долгих уговоров она всё же согласилась вернуться в комнату и подобрать с пола распечатку пьесы. Ладно, хуже не будет, подумала она. Хуже всё равно некуда.

Следующие полчаса оказались пыткой для обеих сестёр. Скай читала так уныло — без всякого выражения, — что даже Джейн начала сомневаться: может, это просто пьеса такая бездарная? Она пыталась что-то править, искала другие слова — такие, чтобы в голосе Скай появилась хоть искра чувства. Но Скай только ещё больше злилась. «Если ты начнёшь переписывать всё сначала, я вообще ни слова не запомню!» — доказывала она. От полной безысходности Джейн схватилась за цветные карандаши и, окуная их в воду, чтобы скользили, разрисовала лицо Скай, как на ацтекских картинках — вдруг грим поможет ей войти в роль. Грим и правда помог: одну реплику Скай наконец произнесла с чувством.

— Не забывай, сестра моя, как хорошо я владею луком и ножом!

— Это у тебя получилось даже слишком выразительно, — заметила Джейн. — Будто тебе хочется кого-нибудь прикончить.

— А мне и хочется кого-нибудь прикончить!

— Скай, но в этой сцене…

— Я ненавижу эту сцену! Ненавижу эту пьесу! Ненавижу, ненавижу! — Скай швырнула листы на пол и, кажется, собиралась их по-варварски растоптать, но тут с работы вернулся папа и крикнул дочерям, чтобы они спускались вниз: у него есть для них новости.

Новостей в последнее время и так было больше чем достаточно. Если эта новая новость опять касается папиных свиданий, то ни Скай, ни Джейн не горели желанием её слышать. Но репетиция всё равно уже бесславно закончилась, поэтому они стёрли с лица Скай ацтекскую раскраску и направились на кухню. Анна ушла домой, Розалинда успела сбегать к Ианте за Бетти, и теперь все четыре сестры сидели за столом и ждали. Мистер Пендервик снял куртку и тоже сел.

— Сегодня мне на работу позвонила Черчи, — начал он.

Ура, значит, новость всё-таки не про свидания! Тётя Черчи, она же миссис Черчилль, — экономка в Арундел-холле, Джеффри практически вырос у неё на руках. Пендервики познакомились с тётей Черчи этим летом — и тут же в неё влюбились. На папу со всех сторон посыпались вопросы: как там у них, ничего не случилось? Джеффри в порядке? Тётя Черчи в порядке? А Кегни?

Мистер Пендервик поднял руку, дожидаясь тишины.

— У всех всё прекрасно! А Черчи мне позвонила вот почему. В эти выходные она собирается ехать в гости к Джеффри. Она остановится у своей дочери, где вполне хватит места для двоих. Поэтому она предлагает, чтобы кто-нибудь из вас к ней присоединился.

На кухне Пендервиков опять стало шумно: сёстры, все одновременно, спрашивали: так кто же едет? Кто? Кто? Мистер Пендервик зажал уши руками. Когда его дочери успокоились, он продолжил:

— Черчи сказала, что мы сами можем решить, кто поедет. Так вот, Бетти, я не стану говорить, что ты слишком мала для таких путешествий…