Валентин Александрович Николаев
Я – из ЦДКА!
ТАК НАЧИНАЮТ МНОГИЕ МАЛЬЧИШКИ…
Время отсчета моего повествования – середина 30-х годов. Именно тогда, 55 лет назад, я впервые вышел на футбольное поле в составе детской команды. Впрочем, все началось несколько раньше…
Жил я тогда в районе Разгуляя, известного тем, что поблизости расположен Елоховский собор. Сколько лет прошло с тех пор, а меня по-прежнему влечет в этот уголок старой Москвы. Влечет в детство, на Ново-Рязанскую улицу, берущую начало в районе трех московских вокзалов и упирающуюся другим своим концом в Разгуляй. С этой в общем-то непримечательной улицей, где сплошь склады, гаражи, унылые серые дома, фасады которых давно и, кажется, навсегда изъедены паровозной гарью, у меня связаны самые теплые воспоминания. Потому что здесь, на неказистом по нынешним меркам стадионе «Локомотив» состоялся тот памятный для меня официальный футбольный матч, навсегда определивший мой долгий, трудный и счастливый путь в футболе.
А теперь, почему я взялся за перо. Право и обязанность на это дают мне пять золотых медалей чемпионатов страны, звания Заслуженного мастера спорта и Заслуженного тренера СССР, которых я удостоился и которые, очевидно, свидетельствуют о том, что в футболе, этой увлекательнейшей, истинно народной игре, я кое-чего добился. На многих, в том числе суперсовременных, стадионах мне довелось выступать самому, впоследствии выводить на них команды в качестве тренера, но самые яркие воспоминания в моей душе связаны со скромным стадиончиком на Ново-Рязанской.
Но почему я оказался в «Локомотиве», а не в одном из таких куда более популярных клубов, как «Спартак» или «Динамо»? Ответ на этот вопрос однозначен: мой отец, Александр Николаевич, служил на Курской железной дороге, а железнодорожники в те времена особенно гордились своей профессией, у них был свой довольно своеобразный клан. А мы, дети путейцев, едва встав на ноги, считали себя железнодорожниками, да и игры наши зачастую имели «профессиональную» окраску – играли в машинистов да в кочегаров. Так что «Локомотив», как говорится, был на роду написан.
И наконец, еще одно «почему». Не баскетбол, волейбол или теннис, а все-таки футбол. Эта волшебная спортивная игра увлекала меня с раннего детства, а его доступность была поистине безграничной. Кожаные мячи звенели во многих дворах, на пустырях, за сельскими околицами… В футбол играли даже те, у кого не было настоящих мячей. Их с успехом заменяли разного рода самоделки из любого мало-мальски пригодного материала, чаще всего мальчишки гоняли набитые тряпками старые мамины чулки.
Сознаюсь, однако, что мне в этом отношении повезло. Каждый год, уезжая на лето в деревню к бабушке Аграфене Васильевне, я прихватывал с собой новенькие мячи: мама моя, Александра Ивановна, совершенно справедливо рассудив, что непоседливого мальца можно «держать в узде» только с помощью футбола, раскошеливалась без сожаления. Так что с полным основанием можно утверждать, что именно она сыграла решающую роль в моем приобщении к футболу.
Моим первым, разумеется, самодеятельным тренером был дядя по материнской линии Григорий Иванович Родионов, работавший инструктором спортотдела «Локомотива». В 41-м он вступил в ополчение, сражался под Москвой, а погиб в районе Ельни. На стадионе «Локомотив» в Черкизове есть памятник погибшим спортсменам-железнодорожникам. Там выбита и его фамилия.
А первым моим «стадионом» стал скошенный луг за околицей деревни Еросово, что в Собинском районе, на Владимирщине. У деревенской детворы развлечений было хоть отбавляй: в лес за грибами и за ягодами, с удочками на полноводную, по тем временам, богатую окунями речку Колокшу, в ночное, куда я с удовольствием отправлялся, гордо пришпоривая босыми пятками бока дедовского коня по кличке «Мальчик». Но главным, ни с чем не сравнимым увлечением был, конечно же, футбол. Мяч могли гонять с рассвета до заката. Сражались яростно, самозабвенно, но по всем правилам, соблюдая футбольный этикет и рыцарское отношение к сопернику. И если уж возникали запальчивые споры, так главным образом из-за того, что ворота были без перекладины – поди докажи: был гол или же не был…
По воскресным дням играли деревня на деревню. Сначала на поле выходили пацаны. Я, помнится, был среди них не последним. Бегал быстро, довольно ловко обращался с мячом, да и по воротам мог пробить сильно и точно. Парни повзрослев меня быстро приметили и стали приглашать в свою команду. Вот и приходилось играть в прямом смысле слова за двоих. В матчах взрослых этические моменты отходили, как правило, на второй план, главным было только добиться победы, побольше голов забить, а какими средствами, считалось не столь важным. Срабатывал, если так можно сказать, местный патриотизм – никто не хотел уронить честь своей деревни. Такие встречи нередко завершались легкими потасовками, в которых я по молодости лет не участвовал.
Впрочем, старался не участвовать в подобных «молодецких забавах» на футбольном поле не только в юные годы, но и на протяжении долгой спортивной жизни. И до сих пор не могу без возмущения смотреть на то, как даже в играх команд мастеров дюжие молодцы, обученные футболу не во дворах и на пустырях, пытаются выяснить отношения с помощью приемов, метко называемых в народе «грязными», даже пуская в ход кулаки. У меня, да и у моих друзей, ветеранов футбола, всегда были, да и сейчас сохраняются совершенно иные взгляды на нашу замечательную игру. И очень жаль, что иные молодые игроки трактуют футбольный кодекс чести весьма своеобразно. Впрочем, я несколько отвлекся.
Осенью, возвратившись в Москву, играл в футбол со сверстниками и ребятами постарше во дворе, причем любил «поводиться» один против двоих, а то и троих. Получалось. Да и школа буквально болела футболом: после уроков сражались класс на класс, иногда вызывали на поединок команды других школ. Сам того не замечая и не придавая этому особого значения, пристрастился к организаторской работе: устраивал турниры, вел переговоры с соседями. Наверное, все же, активность заставляла проявлять огромная тяга к футболу, не только как к увлекательной спортивной игре, но и как к средству воспитания, сплочения коллектива. Естественно, тогда я об этом не задумывался. Понимание огромной социальной, воспитывающей роли футбола пришло намного позднее, в зрелые годы, когда на зеленых полях доводилось испытывать и горечь поражений – своих и команды, и ни с чем не сравнимое ощущение победы, опять же, своей и своего коллектива.
Скорее всего, именно за дарованную футболом богатую возможность проявить себя как личность, и в то же время быть в команде, среди друзей и товарищей, и бредили этой игрой мальчишки довоенных лет. В организованные команды спортобществ шли записываться чаще всего коллективно. В нашей школе именно так и было: на стадион железнодорожников отправились целой группой – А. Амалицкий, Ю. Аверьянов, В. Баканов, Ю. Блинов, О. Крюков и, естественно, я. Так и играли вместе в детских и юношеских командах. Помнится, мои товарищи были неплохими футболистами, но, конечно, не всем удалось сказать свое слово в большом спорте. У каждого своя стезя.
Мне в этом плане повезло. Уже через год после того как я стал играть в организованной команде, клуб КОР (Клуб Октябрьской Революции), в который входили и спортсмены Казанской железной дороги, был преобразован в общество «Локомотив». Нас, мальчишек, автоматически перевели в футбольную секцию «Локомотива». Событие, в общем-то, ничем не примечательное, на самом деле значило многое: что ни говори, а переход из отраслевого клуба в центральный открывает перед начинающим спортсменом новые возможности.
Тренировал нашу команду Василий Захарович Рудь, известный в столице специалист. Его приход, а было это весной 38-го, мы почувствовали на себе очень быстро. Начал Рудь с наведения порядка в организации учебно-тренировочной работы, с привития футболистам игровой дисциплины, умения тактически грамотно действовать на поле, четко выполнять функциональные обязанности. Команда, что называется, заиграла. И успех пришел незамедлительно: отличились на первенстве Москвы среди ребят своего возраста, и в качестве награды руководство спортобщества «Локомотив» премировало нас двухнедельной поездкой в Одессу. Надо ли говорить, какая это была радость.