Она подлетела с приветственным поцелуем, но я лишь коснулся ее губ. Почему эти женщины со своими интимностями не могут дождаться темноты?

— Выбрось записи о звонках из Лондона и Токио в мусорную корзину! — рявкнул я. — Пусть звонят своим вашингтонским корреспондентам. У «Асахи» их тут полдюжины.

— Прошу тебя, бэби, не злись.

— Перестань называть меня «бэби»! — На ней была какая-то розовая цилиндрическая штуковина, которая свисала с плеч, намного не доходя до колен. — И бога ради, одевайся на работе прилично. Это все-таки Белый дом, а не пляж в Монтего Бей.

— Ты раздражен. Почему?

— Хочу спать. По буквам: эс, пе, а, те, мягкий знак. Я еще могу выговорить это слово, хотя уже забыл, что оно означает. А теперь, пожалуйста, пошевели сама мозгами и расположи все звонки по степени важности, вместо того чтобы подсовывать мне идиотскую мешанину.

Я говорил не всю правду. Меня все еще терзала мысль о том телефонном звонке прошлой ночью. А что, если Джилл соврала мне, будто какой-то Ник, или как его там, имеет обыкновение звонить по ночам Баттер Найгаард, а не ей самой?

Джилл скрестила руки на груди и окинула меня внимательным взглядом, словно я вдруг предстал перед ней в новом освещении. Вот он, истинный мистер Каллиган!

— Надо было укусить тебя посильнее, — сказала она. — По крайней мере осталась бы память о твоей последней ночи в моей постели.

Она круто повернулась, простучала каблуками до своего стола и принялась яростно сортировать записи.

Я обхватил голову руками, пытаясь унять пульсирующую боль и сосредоточиться на копии выступления Калпа. Надо было предусмотреть тысячу и один вопрос, которые оно вызовет. Минут пять спустя раздался нежный голосок:

— Джи-и-ин!

Я поднял голову и увидел, что она сидит напротив, невинная и мудрая, как мадонна.

— Это из-за Калпа, да? — спросила она. — Ты думаешь, что-то просочилось отсюда?

— Просочилось! — я чуть не взвыл. — Да отсюда утекает целая река секретной информации, которая несет Уолкотта к победе!

— Надеюсь, ты не подозреваешь меня? — Она была очень серьезна и собранна. Я удивился.

— Тебя? С какой стати?

— Ты так себя вел… Я подумала…

— О, прости бога ради!

Она еще подулась с минуту.

— Джин, знаешь, что я думаю?.. Я думаю, Артур Ингрем что-то сказал кому-то, а этот кто-то поговорил с этим Калпом из Кентукки.

— Возможно, — кивнул я. — Но откуда Ингрем узнал о Любине, а главное, о том, что Стив якобы улетел в Рио?

— От своих агентов, — ответила она. И гордо заулыбалась, словно этот ответ разрешил все проблемы.

— Потрясающая логика, мисс Холмс!

Зазвонил телефон прямой связи с президентом. Он сказал, что ждет меня.

Роудбуш сидел, склонившись над столом. Он протянул мне лист желтой бумаги, на котором было написано карандашом:

«Белый дом отказывается комментировать речь мистера Калпа, полную неприличных нападок и совершенно безосновательных инсинуаций, типичных для политиканов. ФБР продолжает расследование по делу об исчезновении мистера Грира. Когда расследование закончится и Белый дом получит окончательный доклад, общественность об этом уведомят».

Я чуть не упал. После тридцатиминутного ожидания мне вручили ничего не говорящий набор слов. Хуже того, в последней фразе чувствовался вызов, который неминуемо раздразнит наших противников, а число их и злость и без того росли с каждым часом.

— Это не поможет делу, господин президент, — сказал я. — Если я оглашу такое, меня распнут вопросами, как на кресте!

— Постарайтесь как-нибудь выстоять, Джин, — ответил он. — Я не хочу от имени Белого дома отвечать на каждую инсинуацию или опровергать каждую выдумку из серии охотничьих рассказов.

Я взглянул на него, не веря своим ушам. Наверное, даже самый прозорливый и умный человек со временем теряет связь с жизнью, замуровавшись в стенах своего кабинета. Я уже представлял себе завтрашние истеричные заголовки и слышал праведные вопли приспешников Уолкотта. Неужели Роудбуш не понимает, чем оборачивается для него дело Грира?

— Господин президент, я считаю, пора сообщить прессе, что именно выяснило ФБР. Нам нечего скрывать. Мы ничего не потеряем, если скажем всю правду, а выиграем очень многое. А это… — я постучал пальцем по листу бумаги, — это запальный шнур. Завтра произойдет взрыв, и тогда… прости-прощай.

Он подумал с минуту, снова склонившись над столом, затем покачал головой.

— Нет, Джин, сведений ФБР мы не можем сообщить. Это будет нечестно по отношению к Стиву, к его семье, к ФБР, ко всем остальным. Надо подождать. И если нам будет жарко, ничего не поделаешь… придется потерпеть.

Ну да, подумал я, меня же первого освежуют и поджарят!

— Да, конечно, — сказал я. — Сделаю все, что могу. Но как ваш пресс-секретарь считаю долгом предупредить: из этого ничего хорошего не выйдет… И еще одно. Последняя фраза имеет привкус, что, мол, на «общественность» нам наплевать. Нельзя ли ее смягчить?

— Напишите, пожалуйста, что-нибудь сами.

Я зачеркнул последнюю фразу, подумал немного и написал свой вариант. Прочитав его, Роудбуш изменил два слова.

— Да, — сказал он, — так лучше. Благодарю. Надеюсь, теперь гражданин Калп отвяжется от меня… Вот, возьмите текст.

Я сунул листок в нагрудный карман рубашки.

— Кто, по-вашему, осведомляет Калпа? — спросил я.

Он грустно усмехнулся.

— У меня свой список подозреваемых.

— Калп и Силкуорт старые приятели. С Силкуортом говорил осведомленный человек. Может быть, это наш приятель с того берега? — Я кивнул в сторону Лэнгли, но президент не подхватил намека.

— Такого следовало ожидать, особенно перед выборами, — сказал он. — Я-то переживу, но меня тревожат Сью Грир и Гретхен. Некоторые догадочки мистера Калпа дурно пахнут. — Он передернул плечами. — Что ж, я думаю, вам пора кормить своих зверей.

Человек семьдесят пять корреспондентов — рекордное количество для периода летних каникул — столпились в моем кабинете. Это были самые тяжкие полчаса в моей жизни с момента исчезновения Грира из «Неопалимой купины». Наше заявление только подлило масла в огонь. Кто такой «доктор X»? Правда ли, что Грир, как сообщалось, перед побегом захватил из сейфа в своем кабинете все наличные? Занимается ли ЦРУ этим делом? Я отвечал одно и то же: «Мне нечего добавить к официальному заявлению». Мне пришлось повторять это столько раз, что я уже чувствовал себя магнитофоном службы времени. Постепенно неминуемое назревало и наконец разразилось. Корреспонденты обрушились на меня, как на злоумышленника. Что я скрываю? Какие доклады ФБР я видел сам? Репортер из балтиморской «Сан» ловко воткнул мне нож в спину, процитировав мое собственное выступление трехгодичной давности перед Американским обществом газетных издательств о свободе информации и печати. Не изменились ли мои взгляды? Разумеется, не изменились, ответил я, но в деле Грира пока нет доступной для печати информации. Меня приветствовали ехидный смех и ядовитые шуточки. Я чувствовал себя, как побитая собака, и даже ободряющие жесты Джилл, показывавшей со своего поста у двери, что я держусь «на большой», мне больше не помогали.