— Почему ты грустишь? — спросила я, усаживаясь напротив него.
— Я ненавижу его.
— Кого, Никсон? Кого ты ненавидишь? Разве ненависть — это не плохо?
Он отрицательно покачал головой.
— Ты слишком мала. Ты не понимаешь, — он ударил машинку об пол, потом снова, и снова, пока она, в конце концов, не сломалась.
Мне было страшно, но не потому, что я боялась, что он сделает мне больно, а потому что я знала, что ему сейчас плохо. Так что я сделала единственное, на что была способна в данной ситуации.
Я обняла его.
Я обвила его шею своей тощей маленькой рукой и крепко держала его, пока он плакал.
— Не волнуйся, я спасу тебя, Никсон. Я спасу тебя.
— Девочки не могут спасать мальчиков.
— Они тоже могут! — я сжала его сильнее. — Я обещаю. Я избавлю тебя от того, что делает тебя грустным.
— Трейси… — его рыдания становились все громче. — Я так боюсь…
— Если ты боишься, то я тоже буду бояться, Никсон. Пока ты не почувствуешь себя в безопасности. Я буду бояться вместе с тобой.
— Обещаешь? — он отстранился от меня.
— Я обещаю. Потому, что ты мой самый лучший друг на всем белом свете, Никсон. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
Он кивнул, а потом мы разыгрались, пока не уснули на полу.
— Трейси? — это был голос дедушки. — Ты готова?
— Да! — я бросила дневник обратно на стол и открыла дверь. — Извини, я просто задумалась.
— Это нехороший знак, — пробормотал дед.
Я взяла его под руку, и мы спустились вниз по лестнице в мраморный холл.
— Он здесь, — мужчина подошел к дедушке и кивнул.
Дедушка поднял глаза к небу, перекрестился, а затем сказал:
— Давайте его сюда.
Дверь открылась, и появился Никсон. Он выглядел, как мой нормальный Никсон. Он был одет в плотно облегающие джинсы и такую же футболку, которая демонстрировала его татуировки на груди, и половину «рукава» на левой руке.
Его взгляд встретился с моим, и он улыбнулся. Я почти бросилась к нему, но дедушка крепко удерживал меня, поэтому я не могла даже пошевелиться.
Дедушка кивнул двум мужчинам, стоящим около нас. Они подошли к Никсону. Он поднял руки вверх и повернулся, когда они проверяли его на наличие оружия. Неужели это действительно необходимо? Они вытащили у него из-за штанов пистолет, нож из ботинка и стальной костет из кармана. Мои глаза расширились. Он только пожал плечами, будто все, что сейчас происходило — это целиком и полностью нормальное явление.
После того, как его обезоружили, он опустил руки по швам. Я посмотрела на дедушку. Выругавшись, он отпустил меня, и я побежала в объятия Никсона.
Повисло настолько густое напряжение, что его можно было резать ножом. Никсон вежливо принял мои объятия, но как только наши тела соприкоснулись, он зашипел, и мягко оттолкнул меня, оставляя между нами небольшое расстояние.
Растерявшись, я потянулась к его руке, но он вырвал ее и покачал головой.
Больно. Я перевела взгляд с него на дедушку. Никсон смотрел на него, будто хотел сейчас же застрелить, а дедушка одаривал его таким взглядом, будто вот-вот кастрирует его. Здорово. Обед будет поистине звездным.
Звук удара шпилек о мраморный пол прервал их обмен смертоносными взглядами. Леди откашлялась. Я посмотрела в том направлении, откуда она пришла, и была удивлена, увидев красивую женщину с прямыми черными волосами, смотрящую на меня в ответ с улыбкой. Она объявила:
— Обед готов.
Дедушка повернулся на каблуках и последовал за ней прочь из комнаты. Я думаю, я тоже должна идти, потому что Никсон уже шел впереди меня.
Что только что произошло? Почему он так странно ведет себя? Такое поведение больше присуще дедушке. Разве не так? Это не имеет ничего общего со мной. Желчь заполнила мой желудок. Что, если он притворяется? Что делать, если… что, если это все действительно было лишь ради моей защиты, которую он обещал мне, когда я была маленькая? Мое сердце сжалось, потому что спустя неделю после этого я нарушила свое слово, данное ему, оставив его и его мать с монстром отцом.
Я молча задалась вопросом, а сколько избиений ему пришлось пережить от рук того человека, который должен был защищать его, а не бить?
Вдруг, я поняла, что совсем не голодна.
Мы вошли в большую столовую средневекового вида с длинным деревянным столом. Яркие цветы, стоящие посреди этого стола, придавали комнате радостный вид, который был здесь кстати, учитывая то, что на стенах висели картины с изображением горгулий. Все было покрыто деревянными панелями и темными обоями, что заставило меня чувствовать себя здесь неуютно. Казалось, что это место используется для того, чтобы приводить сюда людей и убивать их.
Холодная паста была установлена по обе стороны стола наряду с несколькими кусками лосося и «Брускетта».
Та же самая женщина, которую я видела ранее, наполнила наши стаканы водой, а затем налила в бокалы вино.
То, что я теперь состою в мафии, дает мне право постоянно распивать алкоголь? Это так? Уже второй раз за один день мне предлагают вино. Забавно, но в данных обстоятельствах казалось таким естественным позволять себе это, чтобы избавиться от стресса.
Мертвая тишина убивала меня.
Я с мольбой смотрела на Никсона, когда протягивала руку к его ноге. Мне нужно быть уверенной, что мы можем поговорить, и что между нами все в порядке. Между прочим, это не я лгала ему столько времени. И это я должна так холодно сейчас к нему относиться.
Его ноздри раздулись, когда моя рука коснулась его будра. Он откашлялся, но не сдвинул мою руку.
Мы доедали обед в тишине. Клянусь, я никогда до этого не думала, что жую настолько громко.
Наконец, все закончили.
— Дедушка, могу я выйти? — спросила я вежливо.
Он кивнул головой. Я потянулась за Никсоном.
— Мне нужно поговорить с тобой.
Никсон перевел взгляд с меня на дедушку.
Дедушка откашлялся:
— Помни об условиях, Никсон.
— Как я мог забыть? — он усмехнулся и схватил меня за руку. Недолго думая, я быстро увела его к себе в спальню и заперла за нами дверь.
Глава 27
— Боже мой! Я и забыл, насколько розовая эта комната, — усмехнулся Никсон, поднимая с кровати одну из мягких игрушек, лежащих на ней, чтобы освободить место и развалиться посреди нее.
— Я, должно быть, очень любила розовый, — я рассмеялась.
— Ты ненавидела его, — Никсон положил руки за голову и вздохнул. — Это факт. Я отчетливо помню, как твоя мама заставила тебя надеть розовое платье, а ты сняла его за обедом прямо у всех на глазах.
— Скажи, пожалуйста, что ты не…
— Мне было девять! — засмеялся Никсон. — Поверь мне, я был в ужасе. Я вообще тогда думал, что у всех девочек вши. Я закрыл глаза и отвернулся.
— Грубо. Ты должен был спасти меня, — я легла рядом с ним. Мое дыхание прервалось, когда я поняла что я только что сказала.
— Я всегда спасаю тебя. Даже если ты не знаешь, что я это делаю, я все же спасаю тебя.
— Ты когда-нибудь был в Вайоминге? — спросила я ослабшим голосом, придвигаясь к его телу ближе, пока моя голова не оказалась на его груди.
Он вздохнул.
— Трейс, ты ставишь меня в сложное положение. Я не могу рассказать тебе все, потому что это заставит тебя грустить. Я не могу быть полностью честен, и это просто убивает меня. Мне хочется кричать из-за этого, но у меня есть обязанности, и не только перед тобой, но и перед твоей семьей, перед твоим дедушкой… — он выругался. — Все ужасно. Я не знал, что все так скоро раскроется. Поверь, если бы я мог…
— Что?
Он облизнул губы.
— Я бы поцеловал тебя очень крепко. Я бы еще больше боролся за тебя. Я не знаю. Я бы украл тебя, забрал бы всю твою добродетель, заставил бы тебя впитать меня каждой клеточкой тела, и каждый раз, когда ты вдыхала, ты бы чувствовала только мой аромат, которым был бы пропитан воздух.