Получаются, таким образом, и здесь кочующие мастера, переходящие из Москвы в Новгород, Псков и другие города для выполнения различных работ. Это напоминает нам однородные факты из жизни Западной Европы в раннее Средневековье.
Так, например, аббат Уармутский обращается к архиепископу Луллу Майнцкому с просьбой о присылке ему стекольщика для выделки сосудов, если же в пределах его епархии такого не окажется, то просит его выхлопотать ему мастера у кого-либо другого, ибо «у нас нет сведущих людей в этой области». Карл Великий посылает людей, необходимых для постройки церкви, — работников по дереву и камню, стеклу и мрамору, а Людовик Благочестивый отдает своего кузнеца архиепископу Реймскому{649}.
Общий вывод получается тот, что хотя преобладающим следует рассматривать в эту эпоху производство промышленных изделий для надобностей собственного хозяйства, княжеского, монастырского, боярского, крестьянского, но отчасти оно уже выходило за пределы потребляющего хозяйства. Наряду с пользованием иноземными товарами привлекаются и иноземные мастера, как и мастера из других областей Русской земли, трудом которых, главным образом по заказу потребителя и из его материала, восполняется недостаток в некоторых предметах. Отчасти обнаруживаются избытки в монастырском хозяйстве, которые первоначально, вероятно, лишь в виде случайного явления поступают на соседний рынок. Зачатки ремесел в особенности появляются в Новгородской области, именно в городах, где наряду с населением, занимающимся сельским хозяйством, мы находим и различные виды ремесел, отчасти даже отделившиеся от земледелия; к концу этого периода, по-видимому, рядом с Новгородом выделяется и Москва, в противоположность другим областям, почти не знающим производства для рынка. Однако в эпоху XIII-XV ст. Западная Европа успела уйти уже дальше. Стоит только вспомнить, насколько было развито городское ремесло в крупных центрах Западной Европы, насколько широко была проведена там специализация, как организованы были ремесла в цехи и как велико было число последних, наконец, какую роль ремесло играло в средневековом хозяйстве, чтобы понять, что в промышленном отношении в те времена существовало расстояние между Западом и Россией. Тем не менее развитие в том же направлении обнаруживается и у нас, и мы стараемся в эту эпоху идти по стопам Запада.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Промышленность в городах XVI ст.
В период XVI-XVII ст. господствующей отраслью хозяйства на Руси, как мы видели выше, являлось земледелие. На окраинах, впрочем, мы находим еще звероловные, рыбные, пчелиные промыслы, отодвигающиеся туда из центра, в некоторых местностях, как в Новгородско-Псковском крае, известную роль играло скотоводство, сенокосные угодья, производство кож и сала. Но земледелие «господствовало, подавляло своим значением другие отрасли народного хозяйства». В том же крестьянском хозяйстве, в боярских или в монастырских поместьях изготовлялись по большей части и необходимые промышленные изделия». Не подлежит сомнению, что огромное большинство населения Московской Руси второй половины XVI ст., как и прежде, удовлетворяло свои потребности в разного рода продуктах обрабатывающей промышленности — в орудиях труда, утвари, одежде и пр. — собственным трудом, не прибегая к покупке и продаже: крестьяне сами строили себе избы и хозяйственные постройки, мастерили земледельческие орудия, делали мебель и посуду, женщины приготовляли грубый холст, посконь и крашенину и делали сермяжное сукно»{650}. Лишь отдельных мастеров того или другого промысла мы случайно встречаем тут или там — в Гдове калачника, в Велье — сапожника, в Вотской пятине у Коневского монастыря был один овчинник — непашенный человек, в Троицкосергиевском монастыре в одном уезде жил кузнец, в другом — портной и два плотника, в третьем — бочарник, в четвертом — один шваль и один кузнец.
В других случаях их несколько больше. В имении Богородицкого монастыря встречаем овчинника, кузнеца, бочара, кожевника и двух плотников, у галицкого монастыря в Костромском уезде четыре кузницы и три домницы. В некоторых селах преобладает определенный промысел, охватывающий значительную группу дворов, он приобретает в таких случаях, по-видимому, кустарный характер. Так в Бежецкой пятине Великого Новгорода в одном селе находим 11 дворов гончаров, в другом селе Шелонской пятины 18 дворов колесных мастеров, во Владимирском уезде имелось 14 «высокорецких бочарных деревень». Или, напротив, представлены были различные промыслы, но каждый из них с весьма незначительным количеством лиц; они имели, очевидно, ремесленный характер, работая на местного потребителя. В Псковском уезде была слобода в 75 непашенных дворов, среди которых значилось два калачника, кузнец, три плотника, каменщик, седельник, тележник, трое портных. Около Ипатьевского монастыря в Костромском уезде были расположены 112 непашенных дворов, в том числе четыре кожевника, два красильника, один овчинник, один серебряник, один кирпичник, один свечник, один хлебник, один пивовар, один масленик, целых шесть кузнецов и десять плотников. Здесь мы находим уже значительное разнообразие промыслов{651}.
К таким монастырским селам приближаются по характеру своей промышленности пригороды Новгорода и Пскова, где огромное большинство населения занимается хлебопашеством. К началу XVI ст. ремесленники составляют в таких пригородах, как Иван-город, Ям, Корела, Ладога, Копорье, Орешек, не более 8% населения, но к середине XVI ст. число их здесь значительно возрастает. В 1560 г. встречаем в Орешке 27 ремесленников, в Ладоге 38, в Кореле 54, в Каргополе 77; всего в этих четырех городах находим до 44 (вернее, 30, ибо есть лишние) названий промыслов. Из 162 ремесленников 48, или почти третья часть, приходится на производство съестных припасов (15 хлебников, 12 рыболовов, 10 мясников, 10 калачников), другая треть (53) на выделку текстильных и кожевенных изделий (14 портных, 13 сапожников, 9 овчинников, 8 скорняков), из области обработки металлов находим только 12 кузнецов, двух котельников и трех серебряников, из прочих — бочарников (6), горшечников (5), свечников (4), ведерника, решеточника, мельника.
В сущности, это и все, занимающиеся промышленной деятельностью, ибо все остальные, относимые в приводимом Н. Д. Чечулиным списке под именем ремесленников, вовсе не могут быть признаны ими — ни извозчики, перевозчики и лодочники (16), ни скоморохи, гусельники и песенники (б), ни пастухи (2), ни мыльники (по-видимому, содержатели бань — 2), ни коновалы, ни огородники, ни казаки. Еще менее относятся к ремесленникам толмачи, земские дьячки и, наконец, палачи{652}.
Обращаясь к другим городам Московской Руси XVI ст., как центральным, подмосковным, так и юго-восточной окраины, мы находим здесь много дворов дворян и детей боярских. В одних из них они жили постоянно, как в Казани или Свияжске; в других, в центральной области, большей частью не жили, а держали в этих дворах дворников, своих зависимых людей, которые были их холопами или бывшими посадскими, перешедшими в дворничество к дворянам и детям боярским. Наряду с дворниками находим и ратных людей. На восточной и южной окраинах их было много, нередко треть и более всего населения, ибо города эти имели значение крепостей. В центре их оказывается, напротив, гораздо меньше, ибо они утрачивают свое значение укрепленных. Хлебопашество в городах, хотя далеко не исчезает, все же отступает на второй план по сравнению с торговой и промышленной деятельностью. И дворники, и ратные люди, и посадские, — все они занимаются преимущественно торговлей и ремеслами.
Нельзя отрицать, конечно, того, что были такие города, где «к резкому отделению горожан от поселян не представлялось достаточно повода: о том свидетельствуют пашни и сенные покосы, какие мы находим приписанными к посадам в XVII ст., жители города Шуи, например, и во время царей Московских продолжали промышлять сельскохозяйственными промыслами; были даже и такие города, население которых состояло исключительно из хлебопашцев»{653}.