О самом Кафире было известно очень мало — имелось лишь общее описание внешности и расплывчатая фотография четырехлетней давности, снятая в профиль. Настоящее его имя, возраст и даже национальность оставались загадкой.

В субботу с раннего утра Томми с напарником следили за Анри Буанелем по кличке Лупо. По некоторым данным, в свое время он выполнял кое-какие поручения Кафира, и существовала вероятность, что, приехав в Париж, Кафир вновь прибегнет к его услугам. Поэтому слежка за ним велась уже третью неделю.

В обычной своей жизни Лупо был букмекером, собиравшим ставки для подпольного тотализатора; кабинет его находился в задней комнате небольшого арабского ресторана в Восемнадцатом округе. Именно туда, судя по всему, Лупо и направился, выйдя из дома в четверть первого.

Проехал по бульвару, свернул — и тут внезапно притормозил и остановился у тротуара. Прошла минута, другая... вдруг его серебристый «Форд» сорвался с места; на первом же перекрестке, в нарушение всех правил движения, развернулся и устремился в обратном направлении.

Заметил слежку? Нет, непохоже. Лупо не делал никаких маневров, чтобы оторваться от преследования, даже не оглядывался — просто, похоже, очень куда-то торопился.

Куда — стало ясно через четверть часа, когда, не снижая скорости, он промчался мимо Оперы Бастилии, свернул в небольшую улочку и остановился. Едва он вылез из машины, как к нему бросились двое мужчин в черных куртках, заговорили, перебивая друг друга...

Томми с напарником припарковались на углу, метрах в пятидесяти; с помощью направленного микрофона услышали обрывки разговора, суть которого сводилась к тому, что нужно «побыстрее забрать девку».

«Ох, и всажу я ей!» — сказал один из мужчин в черных куртках. «Он приказал не трогать — только привезти», — перебил Лупо.

Это «он приказал» заставило сотрудников МИ-5 насторожиться. Кто — «он»? Уж не о Кафире ли идет речь?!

В этот момент к ним подошла женщина в полицейской форме и потребовала, чтобы они убрали машину с неположенного места. Спорить было бесполезно — пришлось отъехать в сторону.

Напарник Томми связался со штаб-квартирой, чтобы доложить о происходящем, сам же Томми тем временем вылез из машины, вернулся на угол и увидел, что троицы у подъезда уже нет.

Приказ начальства был однозначен: не дать увезти девушку, по возможности захватить также Лупо и тех двоих. Если выяснится, что это какие-то криминальные разборки — что ж, полиции тоже будет чем заняться, но пока есть хоть малейший шанс, что это связано с Кафиром, нельзя его упускать.

В какой именно квартире находится Лупо и его сообщники, подсказал Томми грохот упавшей бронзовой вазы, так что попытка Клодин защититься оказалась не совсем напрасной.

Все дальнейшее она видела своими глазами.

Почему Томми так торопился увести ее подальше от квартиры Макса, он объяснять не стал, но по некоторым его намекам и интонациям Клодин поняла, что, хотя англичане и французы в этой операции должны были действовать, что называется, «рука об руку», между ними существовали некоторые трения — и они не всегда спешили поделиться друг с другом информацией.

Ее побег спутал англичанам все карты: теперь не у кого было выяснить, какая связь существует между ней и Кафиром. Правда, оставался еще Макс, который охотно, со всеми подробностями рассказал все, что поведала ему Клодин.

И больше всего сотрудников контрразведки заинтересовало упоминание о человеке в черном. Не может ли это быть Кафир? Ведь то, как описала своего преследователя Клодин: высокий брюнет лет тридцати пяти-сорока — совпадало с имевшимися у спецслужб данными. Да еще эта фраза Лупо: «он приказал»...

Возможно, они ошибались, и человек, преследовавший Клодин по крышам, не имел с Кафиром ничего общего. Возможно. Но даже малейшую вероятность нельзя было сбрасывать со счетов...

В Сен-Луи-де-Шарон Клодин вернулась лишь часов в шесть, нагруженная как верблюд и весьма довольная. Если, конечно, можно быть довольной, когда тебя незнамо почему преследует террорист-наемник, которого ты видела неизвестно где. Но зато по крайней мере некоторые непонятные вещи разъяснились, и многие ее догадки оказались верны. К сожалению, некому было похвастаться этим и сказать: «А вот какая я умная!»

Плечо оттягивала купленная в универмаге дешевая, но прочная спортивная сумка — дань имиджу выпускницы колледжа, приехавшей посмотреть мир — набитая одеждой, обувью и косметикой. Пришлось вспомнить студенческие времена и покупать вещи подешевле — деньги нужно было беречь, Клодин понятия не имела, когда она в следующий раз сможет воспользоваться банкоматом.

Кроме того, не удержавшись, она купила у букиниста несколько потрепанных книг в мягкой обложке, выбирая потолще, и под конец, уже у самой станции RER — корзиночку малины.

Лишь высадившись из поезда, Клодин вдруг вспомнила, что за всеми сегодняшними хлопотами и беготней так и не предупредила никого, что завтра не сможет появиться на съемках.

Понятно, что на самом деле никаких съемок не будет до тех пор, пока фирма не найдет нового фотографа вместо Боба. Но формально Клодин этого знать не могла — поэтому должна была предупредить.

Набирая номер, она подавила в себе желание засечь время, чтобы не пропустить «двухминутный интервал». Подумала, что это уже действительно паранойя — ну кто станет прослушивать сотовый телефон ее агента в Филадельфии!

— Привет, Делия... — начала она.

— Ой, Кло! Ну как ты там в Париже развлекаешься? — радостно заверещала Делия. — Нашла себе уже какого-нибудь симпатичного французика?!

— Я звоню из Лондона. На выходные поехала к друзьям и... в общем, я сейчас в больнице.

Голос Делии из веселого мгновенно сделался встревоженным.

— Что случилось?

— Подвернула ногу. Во время утренней пробежки, — для убедительности добавила Клодин. — Врач говорит, что дней через десять все будет в порядке, но пока почти не могу ходить, на ноге жесткая повязка.

— О Господи!

— Я звонила Бобу, хотела предупредить — но у него никто не отвечает, а записную книжку с телефоном продюсера я забыла в Париже, — закинула Клодин «пробный камень», — так что ты передай, что завтра я сниматься не смогу и всю будущую неделю тоже.

Она ждала, что Делия скажет: «А ты знаешь, какой ужас случился с Бобом?» — но та как ни в чем не бывало затараторила:

— Ничего-ничего, я позвоню. Не волнуйся, все будет в порядке, я попробую договориться, чтобы снимали пока все остальное, у них там еще мужская одежда есть, и пообещаю, что ты железно через десять дней уже будешь в форме.

— Лучше скажи, что через две недели — чтобы уж точно, с гарантией. И не говори, пожалуйста, ничего моей маме, а то она будет страшно переживать!

— Да, ну а как там Макс?

— Ой, извини, тут людям телефон нужен... все, пока! — Клодин чмокнула, изображая поцелуй, и быстро повесила трубку.

Она не сомневалась, что Делии удастся договориться о переносе срока съемок — агентом та была весьма компетентным, да и связи имела неплохие — но если бы не ее настойчивое желание набиться в близкие и задушевные подруги, общаться с ней было бы куда легче.

Но почему она до сих пор не знает ничего о Бобе?!

А вдруг полиция так и не приехала, и он до сих пор лежит там, в квартире? При мысли об этом Клодин замутило.

Нет, не может такого быть — наверное, они просто не успели сообщить никому, тем более что сегодня воскресенье...

Сильва встретила Клодин укоризненным взглядом; хлестнула хвостом по тахте и выразительно повернула морду в сторону телевизора.

— Нет, дорогая! — ответила Клодин. — Сначала положено деток покормить.

Подошла, погладила. Львица, наклонив голову, ткнулась лбом ей в живот — большая, теплая. Было даже как-то неловко разговаривать с ней как с обычной кошкой или собакой, и до сих пор не до конца верилось что они вот так, вместе, рядом.