Вскоре все пятеро, то ли устав от игры, то ли все-таки замерзнув, выбежали из воды и попадали на песок, тяжело дыша, улыбаясь, все вместе, одной компанией, потом уселись обсохнуть и собраться с силами невдалеке от одиноко лежащего на песке с бутылкой Слободана, босого, расхристанного.

Какое-то время они болтали. До Слободана доносились их голоса, но смысла слов он разобрать не мог. Он только видел, что Викица, как новенькая, находится в центре внимания. Несколько раз они обернулись в его сторону: может, речь шла о нем. Девушка принесла из машины полотенце и дала Викице вытереть волосы. Потом все встали. Приезжие направились к машине. Викица отделилась и медленно, неохотно вернулась к Слободану.

Не взглянув на него, устало легла на песок, будто за эти несколько шагов к нему истратила все только что клокотавшие в ней силы. Сквозь мокрое белье ясно проступали темные кружочки на груди и треугольник на трусиках; сырая ткань лепилась к гусиной коже.

— Так давно не играла в пицигин, — вздохнула она.

— У тебя все просвечивает, — сказал Слободан. В его голосе ясно чувствовался укор.

Викица, подтянув подбородок и опустив кончик носа, заглянула в ложбинку на груди.

— А, неважно, — сказала она. — Это клевая банда.

Будто это могло оправдать демонстрацию ее наготы.

Инженер не нашелся, что ответить. За своей спиной он чувствовал присутствие компании, время от времени доносились их голоса, звяканье посуды. Он предложил Викице выпить, но она отказалась. Первый раз. И даже несколько раздраженным жестом. Но ничего не сказала.

Юноши вытащили из своей поклажи маленький голубой баллон с газовой плиткой, разложили вокруг кухонные принадлежности, плетенку с бутылью вина, расстелили одеяло, поверх него скатерть. Девушка на коленях возилась у плитки, парни разлеглись вокруг. Викица то бросала взгляды в их сторону, то веточкой чертила на песке возле ног какую-то непонятную схему.

Спустя некоторое время один из ребят, голый по пояс, в джинсах и с полотенцем на шее, поднялся, картинно вихляя бедрами, подошел к Викице и Слободану и, не выпуская из зубов соломинку, пригласил их присоединиться. Слободану показалось, что парень смотрит вызывающе, нагло, что держит себя подчеркнуто небрежно, но он не нашел слов, чтобы отказаться от предложения.

Тем более что Викица — быстро, быстро, — лишь юноша отвернулся, сбросила с себя мокрые вещи, надела на голое тело джинсы и майку и, не договариваясь со Слободаном, вообще не взглянув на него, направилась к приезжим. Слободан, помогая себе руками, с трудом оторвался от земли. Он нехотя доплелся до ребят, надутый, скованный, чувствуя на себе их взгляды. Они поздоровались с ним довольно учтиво и посмотрели довольно безразлично. Викица уже сидела между двумя юношами, и поэтому Слободан вынужден был расположиться несколько на отшибе. Она смотрела на него с той же настороженной непроницаемостью, как и другие.

Девушка раскладывала подогретый на газовой горелке гуляш в желтые пластмассовые тарелки и тут же их раздавала. Инженер получил свою порцию первым: уважение или клеймо старшего? Сначала все ели молча, обмениваясь лишь неясными, нерешительными взглядами, а потом мало-помалу завязалась беседа, в которой инженер участия не принимал.

Выяснилось, что это студенты, которые, погрузив на крышу машины палатку, направляются в Дубровник и делают по пути привалы где понравится. Хозяин машины, его девушка и двое друзей. Из Загреба они выехали уже неделю назад. Вчера вечером увидели с шоссе эту песчаную бухточку, заночевали в палатке, а теперь едут дальше. Лучше не придумаешь! Викица с явной завистью жадно глотала их дорожные рассказы.

Они были такими крепкими, такими нормальными. Слушая болтовню ребят, инженер с каждой минутой ощущал, что на глазах стареет и все больше отдаляется от них. Они говорили о дискотеках и маленьких загребских кафанах, о «Харлей Давидсонах», «Ямахах»[33], о «менах» и «герлах», о детективных и порнографических романах, о некоей «капусте» и «королях». О клевых фрайерах и тюкнутых шизичках. Викица принимала оживленное участие в разговоре. Они потягивали вино и становились все веселее, все больше наслаждались своей компанией, солнцем, которое так приятно, так ласково припекало, они чувствовали себя довольными и сытыми после вкусного гуляша, здесь, на песчаном пляже, на этом удачном солнечном привале их долгого и счастливого пути в Дубровник. Они все чаще подталкивали друг друга голыми плечами, похлопывали друг друга по рукам, разваливаясь поудобнее, обменивались все более теплыми взглядами. Они прикасались и к Викице и включили ее в свою игру. И все меньше обращали внимания на Слободана.

Может быть, в эту минуту ему надо было энергично встать и положить всему конец, а может, он просто не думал о грозящей опасности. Может, не имел сил воспротивиться, а может, просто не хотел. Викица выглядела такой счастливой, она разрумянилась и весело улыбалась. Впрочем, абсолютно исключено, что до инженера ничего не доходило: он должен был почувствовать сомнение хотя бы в тот момент, когда они решили укладывать вещи и сниматься с места. Незадолго до этого Викица шепталась о чем-то с одним из парней, а потом умолкла, ушла в себя и, свернувшись, внимательно рассматривала пальцы на своих ногах. Ребята быстро поднялись; Слободан поблагодарил их за обед, очень сухо, официально, без тени улыбки, и, когда юноши начали пристраивать вещи на машину, они с Викицей пошли обратно.

Может быть, у него должна была вызвать сомнение и та покорность, с которой последовала за ним Викица, и то, что она почти не попрощалась со своими новыми знакомыми; наверно, ему следовало перехватить какой-нибудь многозначительный взгляд или, наоборот, отметить про себя многозначительное отсутствие взгляда.

А может быть, он просто делал вид, что ничего не замечает. Он, вероятно, хотел лишь, чтобы они поскорее уехали; он так быстро шагал, что Викица вынуждена была почти бежать за ним. Наконец инженер услышал, как позади зашумел мотор «фичи», и, может быть, в этот момент поверил, что опасность миновала. Но Викица вдруг остановилась.

— Я сейчас, только как следует попрощаюсь, — неожиданно бросила она и с легкостью газели снова пробежала по песку эти роковые пять десятков шагов, которые, как ему казалось, они надежно и безвозвратно оставили за собой. Ребята уже забрались в машину: двое юношей и девушка теснились на заднем сиденье. Мотор работал, но правая дверца была открыта. Место рядом с водителем пустовало. Слободан почти безучастно, будто все это происходит не с ним, а с кем-то другим, наблюдал, как Викица с развевающимися по ветру волосами, босиком бежит по песку, как без всяких колебаний приближается к открытой двери, как не спеша, словно намеренно, чтобы каждое ее движение навсегда врезалось в память наблюдателя, садится в машину, на заранее приготовленное для нее место.

Дверь захлопнулась, и «фича», отбрасывая из-под колес песок, будто пускаясь в бегство, рванулся вперед и в следующее мгновение затерялся в кустарнике, взвывая от напряжения.

Остался ли Слободан стоять на том же месте с бутылкой коньяка в руке, добровольно погружаясь в сонную волну безразличия, или, вдруг почувствовав, что теряет последнюю опору в жизни, сломя голову, но слишком поздно помчался по колючкам и камням за машиной, которая тарахтела уже где-то наверху, на шоссе, далеко от него? Он и сам не знал, что с ним происходит. Все это не имело уже для него никакого значения.

А потом ночь никак не хотела проявить милосердие и опуститься на землю. Сумерек вроде бы вообще не было: луна, словно желая настигнуть уходящий день, сразу же выплыла из-за гор, полная, сверкающая, злобная. Металлический лунный свет залил мурвицкое поле брани.

Было тихо. Слышался только шорох шагов инженера, пробирающегося по камням. Несмотря на луну, каменистая местность подсовывала ему под ноги то коварную яму, то кольца заржавевшей проволоки, то просто обрывала тропу. Инженер почти полз на четвереньках, но упорно продвигался к своей цели. По временам он останавливался и, затаив дыхание, прислушивался. Ни человеческого голоса, ни стрекота кузнечиков, ни рокота машины вдали. И он, бормоча ругательства, продолжал ползти среди развалин. Ему мерещилось, будто только что здесь бушевала страшная война, и от непрекращающейся, длительной бомбардировки в ушах продолжало греметь, как он это запомнил по детству. Чего я ищу в этом хаосе: семью, дом, любимую? Все равно: просто надо не отступать, идти вперед, дальше, тут уже не осталось и камня на камне. А может быть, произошло землетрясение, и не только здесь, а на всем свете, стряслась всеобщая катастрофа и я — последний оставшийся в живых человек. Будущее мира — в моих руках.