— Что опять?
— Н-ничего, — в мои планы не входило рассказывать ему о моем душевном состоянии.
— Хватит, я же тебя знаю.
— Не хочу в школу, — мгновенно соврал я. Голова с утра работала превосходно.
Он задумался, уставившись в потолок и через минуту выдал:
— Ладно, иди только на контрольную, — нет, все-таки переоценил я его умственные способности.
Я состроил рожицу, подложил руку под щеку и смотрел на него щенячьими глазами.
— У тебя и так по алгебре три выходит, — сказал он укоризненно.
— Откуда ты знаешь? – тихо спросил я. Знаете, меня всегда напрягал контроль со стороны родителей, но он-то был понятен, а со стороны соседа... Он что, в курсе моих четвертных оценок? Он же вчера упомянул контрольную, а я даже не задумался, откуда он о ней знает.
— Ты будешь учиться, — заявил он уверенно. – И хорошо окончишь школу.
— А тебе-то что с этого? – лежать с ним рядом расхотелось, и я выбрался из-под одеяла, натягивая футболку.
— Ничего. Как я сказал, так и будет.
Ну вот, я так и знал. Люди не меняются. Вот уже знакомый блеск злости в глазах. Во избежание проблем, я пошел в коридор и надевал куртку, когда вылетел он, даже не удосужившись одеться. Вид у него был раздраженный.
— Это куда ты собрался? – от него снова веяло опасностью.
— Д-домой.
Конечно, мне снова стало страшно. А когда мне страшно, я начинаю заикаться.
— Никуда ты не пойдешь.
— Н-но у меня нет зубной щетки и мне нужно переодеться, — пролепетал я в свое жалкое оправдание. Не думаю, что его это остановит.
Он смерил меня взглядом и бросил:
— Через час внизу.
Дома было пусто и грустно. Проигнорировав наставление мамы поливать цветы, я заглянул в холодильник. Борщ и котлеты. Схватив котлету, я стал ее жевать прямо холодную. Во рту была горечь. Без радости я переоделся, умылся и собрал учебники. На душе было паршиво. Потом осторожно закрыл квартиру, спустился вниз. Сосед уже ждал внизу, сидя в машине.
До школы Кирилл не сказал мне ни слова, а когда я уже выходил, кинул холодное:
— В три.
Контрольную я провалил. С такой легкостью, что староста, хватаясь за голову, записала меня в двоечники. Конечно, ей нужны были хорошие показатели, а мне на них было плевать. После занятий я стоял возле школы на холодном ветру, а соседа все не было. Каждые десять минут я смотрел на часы. Когда оно замерло на четырех, мне стало не по себе. Во-первых, я чертовски замерз, во-вторых, я не знал, что мне делать, в-третьих, стоять, как идиот, тоже не хотелось. Это может быть дурацкая шутка Кирилла, с него станется.
Медленно бреду домой. Путь занял у меня продолжительное время. Ветер дул в лицо, мешая дышать, снег хрустел под ногами. Не чувствуя пальцев и носа, я на цыпочках прокрался к своей двери и, словно вор, проникнув в родную квартиру, заперся на все замки. Почему-то мне казалось, что я почувствую облегчение, оказавшись в родных стенах. Ошибался. Было все так же тоскливо, обидно и горько. Послонялся по пустой квартире, посмотрел телевизор и даже не подумал делать уроки, зная, что кого-то это здорово разозлит.
К вечеру я почувствовал себя неважно. Разболелась голова, появился насморк, и запершило в горле. Еще было очень холодно. Мне казалось, изо рта идет пар. Полазив по шкафам, я нашел самый теплый плед, лег на диван, ничего не видя перед собой. Мыслей никаких не было. Вздохнув, закутался поплотнее и так уснул, дрожа всем телом.
Из забытья меня вывела настойчивая трель звонка. Не соображая ничего, подхватив плед, я пошел открывать, решив, что это родители. Но это не могли быть они. Они же уехали. Со сна я не соображал, а то бы точно не открыл дверь. Конечно, это был мой сосед. Злой и пышущий яростью.
— Какого черта ты здесь? – заорал он. Я отошел к стене, подтягивая плед. Все еще было очень холодно. Может с отоплением что-то не так?
— А где мне еще быть? – спросил я, опираясь о тумбочку. Стоять ровно было тяжело.
— Что с тобой? – он застыл на месте. – Ты как-то не так выглядишь.
Он присматривался ко мне с подозрением, я громко чихнул, это навело его на кое-какие мысли, и Кирилл дотронулся тыльной стороной ладони до моего лба.
— Где у тебя аптечка? – резко спросил он.
Я неопределенно указал на кухню, а сам вернулся в зал и скрутился в комочек вместе с пледом. Вернулся Кирилл с градусником, успел просмотреть все ящики (а их у мамы было немало). Он бесцеремонно вытащил меня из теплого убежища, засунул мне стекляшку в подмышку и стал ждать, выстукивая мотив по колену. Достав через положенное время градусник, он выругался:
— Твою же мать, у тебя температура тридцать девять! Где ты умудрился заболеть?
— Тебя ждал, — прохрипел я, а его лицо изменилось.
Больше не тратя времени на слова, он поднял меня на руки и понес в свою квартиру. Оказавшись в ней, он уложил меня на диван, притащил теплое одеяло, как следует укутал меня и ушел на кухню. Там он долго колдовал, принес в итоге теплое молоко с медом, чай с лимоном и тем же медом и несколько таблеток. Я уже слабо соображал. Он буквально заставил выпить все это, затем намазал грудь какой-то мазью, пахнущей эвкалиптом. И словно куклу усадил к себе на колени, будто укачивая.
— Я так хочу спать, — прошептал я, прислоняясь к его прохладной щетинистой щеке.
— Спи, малыш, завтра тебе будет лучше.
28 декабря 20… года
Мне стало лучше только сегодня. Все эти дни температуру удавалось сбить на время, но к вечеру она поднималась. Кирилл, свято веря в волшебную силу меда и лимона, вливал в меня огромное количество жидкости, содержавшей оба этих продукта. Я бегал в туалет каждый час, если не спал. Если спал, то все равно просыпался и бегал каждый час. Показывая непонятное рвение, Кирилл перерыл все справочники по медицине, какие только смог найти. Затем он вычитал в интернете, что особый сорт меда нужно намазать на грудь, приложить лист бумаги, надеть теплый свитер и оставить на ночь. Отлучаться от меня он не хотел, поэтому приказывал кому-то с громкими матами найти этот «гребаный мед». В итоге оказалось, что мед подходит любой. Это ему сказала врач, которому он звонил консультироваться в шесть утра. Кирилл описал ей симптомы и долго настаивал, чтобы мы приехали и сдали анализы. С большим трудом его удалось убедить, что это обычная простуда. Он даже в туалет пару раз носил меня, переживая, чтобы я не перенапрягся. На мой резонный вопрос:
— Может, еще подержишь?
Он ответил серьезно: