Войдя в класс, Эрих сел за парту, поерзал, устраиваясь поудобнее, и нарочито не торопясь открыл контейнер. Вздохнул: «Свой!» Полдела, считай, сделано. Но расслабляться рано, самое сложное ему еще предстоит.

Прямо перед ребятами доска во всю стену, разделенная на квадраты. Директор начал читать фамилии по списку — и каждому нужно назвать какой-нибудь номер из тех, что написаны на квадратах. Тогда квадрат проворачивается на оси и становятся видны выбранные учеником вопросы.

Эрих выбрал тринадцатый, потому что у него это счастливое число: тринадцатого он родился — и, кстати, в тринадцатом году. Квадрат с цифрами «1» и «3» перевернулся, Эрих почитал вопросы, вздохнул и пододвинул к себе листки бумаги.

* * *

В учительской было жарко. Директор с удовольствием бы ослабил узел галстука, а то и вообще снял бы вместе с пиджаком, но сегодня нельзя: высокие гости из-за границы по обмену опытом, следует держать марку.

Учительская никогда не была рассчитана на большое количество людей, обычно здесь находились директор школы, чьи ученики сдавали экзамен, два-три наблюдателя от министерства образования да оператор, который обеспечивал техническую поддержку экзамена: от динамиков и визоров до проверки бумаги, ластиков, карандашей на вопрос наличия шпаргалок.

— Удивительно! — пропыхтел над ухом директора один из гостей. — Мы давно уже отказались от использования бумаги! Компьютеры…

— А мы отказались от компьютеров, — сказал директор. — Компьютеры слишком легко провести, даже если использовать просто как пишущие машинки. Но дело не только в этом. Экзамены устроены таким образом, чтобы как можно объективнее оценить знания учеников — в том числе, в экстремальной ситуации. Подделать почерк невозможно, ответить за другого — тоже. А главное, в этом процессе не задействована электроника, которую, как я уже говорил, легко обмануть.

— Вживленные нейросистемы? — понимающе кивнул гость.

— Не только. По сути, неважно, как они пытаются нас обмануть. Важно, что пытаются, и эта «гонка вооружений» только набирает обороты. Она заставляет их изощряться и изобретать совершенно невообразимые способы… получения информации извне.

— Но зачем вы даете им их бумагу, карандаши?.. Неужели… э-э-э… так сложно обеспечить их всем этим уже здесь?

— Видите ли, в данной ситуации дети должны получить хоть какой-то «якорь» — знакомую, привычную вещь, которая поможет им успокоиться. В результате экспериментов мы пришли к выводу, что карандаш, ластик и бумага оказываются очень важны в такой ситуации.

— А почему этот мальчик с таким отрешенным видом водит карандашом по бумаге? — спросил гость. — Это не похоже на письмо.

— Не похоже, — согласился директор. — Наверное, он просто задумался о чем-то.

— Или не знает ответов на вопросы, — мрачно подытожил один из членов министерской комиссии.

* * *

Из всех ребят только Дылда сообразил, что к чему. Он сидел справа от Эриха и наблюдал за ним, подозревая: тот обязательно устроит что-нибудь этакое. К тому же в выбранном Дылдой билете вопросы были слишком сложные, так что он даже не пытался на них отвечать. Вот если у Эриха есть с собой «шпора», может, и ему, Дылде, поможет. Но Эрих вообще ничего не предпринимал. Сидел себе, сперва листочки перебрал, как будто пересчитывал, потом взял второй сверху, пробежался по нему пальцами и начал водить карандашом, легонько его заштриховывать.

Дылда рассеянно следил, как движется по поверхности карандаш, и вдруг увидел! Он чуть не закричал от изумления и восторга, но сдержался, только ахнул тихо, так что никто не заметил. Да и не могли заметить (Дылда только позже это понял): слишком нечеткими, мелкими были проступившие на листке буквы. Сидел бы Дылда чуть подальше — и он бы все проморгал.

Не нужно было обладать IQ академика, чтобы догадаться: под «бдительным оком» телекамер Эрих из ничего, из абсолютно чистого листка бумаги добывает ответы на свой экзаменационный билет. Как — дело десятое, об этом он потом расскажет (если захочет, конечно), а вот сейчас бы Дылде дать ему знак, чтобы помог.

…Их считали друзьями. Хотя, пожалуй, это была не дружба, а что-то другое. Когда-то давно Дылда заступился за коротышку-новичка, только на днях переведенного в их школу, всегда носившего допотопные очки вместо удобных линз и на уроках отвечавшего лучше всех. Почему заступился? Да так… (Ладно, ладно! Просто хотел понравиться зазнайке Магде, которую умилял вид беззащитного и симпатичненького очкарика.) Потом Эрих помог ему написать ответы на контрольной. Так они и опекали друг друга, каждый в меру своих способностей.

Но дружбы между ними не было. Или была — но в старомодном смысле этого слова. Сейчас ведь дружат только по интересам: если и тому и другому от дружбы есть какая-то выгода. И всегда просчитывают, чтобы не «переплатить» лишнего. А Дылда и Эрих дружили как получалось. Ни Дылда не считал, сколько раз спасал очкарика от местного хулиганья, ни тот — сколько раз помогал приятелю на экзаменах или просто на уроках. Когда надо было, тогда и выручали друг друга.

Эрих всегда был горазд на выдумки, особенно что касается разных «шпор». Дылда иногда завидовал — не упорству его и не сообразительности, а тому азарту, восторгу, с которыми Эрих включался в игру «обмани учителей». И ведь обманывал! Даже сегодня, когда сам Дылда после прыжков в душевой уже ни на что не надеялся (свою «шпору» он зажимал пальцами ноги, но, поскакав, выронил, конечно).

Дылда перехватил взгляд Эриха. Тот уже написал свои ответы, а теперь показывал глазами сперва на листки Дылды, а потом на пол.

Эрих шевельнулся, чтобы почесаться, и уронил свои бумаги. Дылда не «тормозил» и потянулся, как будто хотел помочь ему, а на самом деле спихнул со стола и свои листки. Остальные ребята кто с интересом, кто раздраженно глянули на них и отвернулись: каждому хватало своих проблем.

…Когда они вдвоем лихорадочно подбирали разлетевшиеся страницы, Эрих молча подсунул Дылде одну из своих. Потом, уже сидя за партой. Дылда увидел: тонкими линиями на странице был обозначен прямоугольник. Который, видимо, он должен был заштриховать, как это делал Эрих.

Безумно потея от страха, Дылда взялся за карандаш. Только сейчас он начал понимать, какую невероятную работу проделал Эрих. Неясно как, но он ухитрился перенести на бумагу краткие конспекты ответов на все вопросы да еще запомнить, на каком листке и где именно находятся те или иные из них. Но не это самое сложное (с памятью у Эриха всегда было отлично) — вот как он смог вручную написать ответы на все билеты?! Чудеса!

(Позже Эрих объяснил: никаких чудес. Простая случайность, благодаря которой он обнаружил, что если писать с нажимом, подложив под страницу еще один чистый листок, то на нижнем текст как бы продавливается. И если его потом аккуратно заштриховать…

«Остальное — дело техники, — ухмылялся после экзаменов довольный Эрих. — Точнее, как раз не техники, а вот этих рук. Ну а самое сложное было — расположить все ответы, чтобы потом легко мог найти. Ничего, справился! Главное — мозгами пошевелить!»)

«Насколько было бы проще, — с тоской думал Дылда, — если бы нам разрешали работать хотя бы с печатной машинкой!.. Скачал через Сеть нужную программку, загрузил — и никаких проблем».

Он поглядел на Эриха, благодарно кивнул ему и продолжал выводить каракули, переписывая ответы на чистый листок. Очень болела рука — вся, от локтя до кончиков пальцев, но Дылда не сдавался.

* * *

— И вы не остановите их? — в голосе гостя звучало плохо скрываемое изумление. — Ведь ясно же видно, они списывают оба!

— Таковы правила, — невозмутимо заявил один из министерской комиссии. — До конца экзамена мы не имеем права вмешиваться. Да это и ни к чему: камеры всё фиксируют. При необходимости мы предъявим доказательства того, что ребята списывали.