4* Необходимо помнить, что весной 1943 г начался нарастающий вал дневных бомбардировок американской стратегической авиации. Уже в конце года, когда Me264V2 был готов к наземным испытания этот опытный самолёт был уничтожен в ходе одного из налётов на Аугсбург. Весной 1944 г. такая же судьба постигла Me264V1, а программа была закрыта ещё до готовности третьего опытного образца.

5* Даже осенью 1943 г. надёжность работы Jumo004 откровенно желала лучшего. Достаточно сказать, что в ходе официального показа фюреру новой техники 26 ноября на Me262V-4 заглохли обе турбины, и только наличие “дублёра" Me262V-6 спасло лицо фирмы.

6* В январе 1943 г. серийный выпуск Bf 109 составил 258 машин, а в июле он достиг 725 самолётов и продолжал увеличиваться.

7* Так Вилли Мессершмитта называли втихомолку в Министерстве авиации.

Именно этот Mel63V-21 (борт, код VA+SS), продемонстрированный 24 июня 1943 г. Рудольфом Опицем делегации Министерства авиации, возглавляемой фельдмаршалом Мильхом, фактически открыл дорогу в серию ракетопланам Александра Липпиша.

Комплекс зданий фирмы «Гельмут Вальтер Верке», где выпускались жидкостные реактивные двигатели для «Комет».

Но ещё до этого, 24 июня, Рудольф Опиц в присутствии авторитетной делегации Министерства авиации, возглавляемой фельдмаршалом Мильхом (в её составе на правах эксперта находился и Александр Липпиш) поднял в небо Mel63V-21 (борт, код VA+SS). Надо сказать, что Опицу почти фатально не повезло в этом вылете — он слишком рано потянул ручку на себя, видимо, намереваясь выполнить эффектную «свечу», но скорость была ещё мала и, не набравший достаточной скорости для этого манёвра ракетоплан, снова ударился колёсами об бетон ВПП. От удара отлетела колёсная тележка, но двигатель уже вышел на взлётный режим и, продолжив взлёт на лыже, пилот всё-таки смог взлететь. Погода стояла не слишком подходящая для демонстрационных полётов — высота нижней кромки облачности находилась на отметке 2100–2200 м. Оказавшись под облаками менее чем через минуту после старта, Опиц начал описывать плавный разворот вокруг аэродрома. К счастью, для демонстрации баки самолёта были не полностью заправлены, но как и почти год назад — 17 августа 1942 г. — они оказались деформированы, и в кабину снова начали поступать ядовитые пары топлива. Но на этот раз ситуация усугублялась тем, что на этот раз Опиц был в обычном лётном комбинезоне и обычных лётчицких очках!!.. По существу этот полёт вполне мог стать для выдающегося лётчика-испытателя последним, так как его слезящиеся глаза почти ничего не видели. Но на этот раз фонарь кабины был оборудован форточкой, открыв которую пилот смог проветрить кабину и сравнительно спокойно завершить полёт после исчерпания запасов топлива. На Мильха полёт Ме163 произвёл весьма сильное впечатление, но при этом, в ходе консультаций со специалистами, было принято решение не отказываться и от Ме262.

Нет смысла говорить о том, что программа создания боевых ракетопланов осуществлялась под глубоким покровом тайны с использованием всевозможных мер секретности. Достаточно сказать, что испытательные полёты проводились под прикрытием истребителей, барражировавших на западных и северо-западных подходах к испытательному аэродрому, а решение на взлёт принималось с учётом данных воздушной обстановки 8*. Готовые облётанные самолёты снова разбирали и грузили в закрытые железнодорожные вагоны, которые тщательно охранялись. Хотя все они направлялись в Лехфельд, с целью маскировки адресация их содержимого каждый раз была различной и потому они двигались не по оптимальному маршруту. Впрочем, потеря от нескольких часов до двух — трёх лишних дней особой роли не играла.

Справедливости ради стоит отметить, что разведка Королевских ВВС в 1943 г. так и не смогла добыть данных по разрабатываемым в Германии реактивным самолётам, а вот в отношении программы крылатых ракет ФАУ-1 этого не скажешь — в апреле экипажи британских «фотографов» из состава 544-й эскадрильи смогли вскрыть немецкий ракетный полигон в Пенемюнде, а июле обнаружили и две стартовых позиции баллистических ракет ФАУ-2.

И всё же сохранить в абсолютной тайне разработку новой боевой техники было конечно невозможно, в чём на собственном опыте смог убедиться лейтенант Мано Циглер, направленный в состав Eprobungskommando 16. Выйдя прекрасным июльским днём из вагона пассажирского поезда, доставившего его в Бад-Цвишенау он, устремив взгляд в безоблачное небо, увидел «пилотируемый реактивный самолёт — умопомрачительно быстрый… Это невозможно!.. Это похоже на абсурд…

…Крохотное чёрное пятнышко, появившееся на небосклоне, растущее с феноменальной скоростью и превращавшееся на моих глазах в предмет, напоминающий бумеранг, который зашёл в вираж, спикировал вниз, выполняя резкий манёвр, а затем, промчавшись беззвучно, словно призрак, скрылся за деревьями…»

8* К этому времени в боевом составе разведывательных эскадрилий Королевских ВВС появились дальние высотные разведчики «Москито PR Mk.lX», обладавшие дальность полёта в 4000 тыс. км при крейсерской скорости 400 км/ч. Впрочем, благодаря принятой тактике так называемых челночных вылетов — взлетали в Англии, приземлялись на аэродромах Южной Италии — экипажи этих разведчиков могли держать на маршруте 550 км/ч на высоте 9000 м, что делало их перехват немецкими поршневыми истребителями чрезвычайно сложным даже с использованием радиолокационного наведения.

Первое, чему обычно удивлялись прибывшие в Eprobungskommando 16 строевые лётчики-испытатели была строжайшая диета, представлявшая собой потрясающее меню, о котором большинство из них уже забыло во фронтовых частях, особенно в России. Мано Циглер с восхищением вспоминал «отварной рис со сметанным соусом и фруктовым вареньем, аппетитные омлеты с варёными почками, макароны высшего сорта с подливкой и гуляшом,, а также бесконечное разнообразие других блюд, которые уже довольно давно исчезли с немецких столов. Даже тосты жарились из первосортного белого хлеба! О чёрном здесь даже не слышали!».

Хотя штабной врач с умным видом рассказывал, что в результате громадных перегрузок при полётах на больших высотах и высоких скоростях функционирование организма лётчика и особенно системы пищеварения в значительной мере изменяется, думается, что на самом деле улучшенные нормы питания просто объяснялись значительной новизной реактивных полётов и необходимостью отвлечь внимание лётного состава от мыслей типа: а что будет сегодня на обед?.. В отношении питания исключения составляли только блюда из бобов и чёрных хлеб, с давних пор традиционно занимавшие значительное место в пищевом рационе германского народа. На больших высотах эта пища, будучи съеденной, действительно вызывает нежелательные последствия (повышенное газообразование) в организме.

Ещё одним неожиданным нововведением в подготовке лётного состава стали ежедневные тренировки новичков в барокамере. При этом в ней надо было не просто находится, а пытаться контролировать своё состояние и показания приборов. Последнее выполнялось путём записывания их показаний на бумагу. После подъёма и спуска с высоты по тому, насколько тщательно были написаны цифры и вычерчены линии, анализировалось состояние курсантов. При внешней простоте задания оно оказалось поначалу весьма сложным. Как вспоминал позднее Мано Циглер, «когда стрелка указателя высоты приблизилась к отметке в семь тысяч метров, я почувствовал, что моя правая рука стала неметь, но я упорно продолжал писать. Сидя рядом со мной, Фриц принялся выстукивать мелодию, и я присоединился к нему, в то время как Герберт (Герберт Лангер и Фриц Кельбов прибыли в учебный центр на несколько дней раньше лейтенанта Циглера. — Прим. Авт.) болтал что-то невразумительное. Судорога у меня в руке не проходила, и я почти не чувствовал карандаш, зажатый между пальцами. Стрелка приблизилась к отметке восемь тысяч метров. Взглянув усилием воли на своих коллег я понял, что мы все уже находимся между жизнью и смертью. Герберт и Фриц явно собирались перейти в мир иной, да и я был в не лучшем состоянии. Мной овладела какая-то апатия. На какой-то момент уши заложило, но мой взгляд был прикован к указателю высоты. Остановившись, как мне показалось, на целую вечность, стрелка пошла в обратную сторону, сопровождая свой ход быстро усиливавшимся шипением, постепенно перешедшим в едва переносимый свист.