[4] Бомбардировки с помощью системы SHORAN не являются тактическим методом, а есть способ боевого применения. Что же касается тактических методов поражения целей при использованием системы SHORAN, то они могут быть разными. Например:
– групповой налёт с различных направлений с эшелонированием самолётов по высоте;
– групповой налёт с одного направления, с минимальными временными интервалами между машинами, с эшелонированием задействованных сил по высоте (или без него);
– одиночные беспокоящие действия через неравные промежутки времени с различных направлений и высот и пр.
[5] К этому надо добавить, что для подготовки экипажей была открыты две школы на авиабазе Рэндольф и на авиабазе Форбс.
[61 Тогда отличились зенитчики 666-го ЗАП, входившего в состав 92-й зенитно-артиллерийской дивизии.
[7] В указанный автором период в составе ночной истребительной авиации, прикрывавшей объекты Северной Кореи, имелся только один 351-й ИАП, оснащённый исключительно поршневыми истребителями Ла-11.
Применение прожекторов в системе ПВО Северной Кореи началось практически одновременно с началом ночных налётов В-29. Уже в июне 1951 г. в составе Корейской народной армии был сформирован первый зенитно-прожекторный полк в составе двух батальонов. Прожекторные станции 3-15-4 работали по высотным целям (какими и были В-29) в связке с радиопрожекторными станциями РАП-150, представлявшими собой радиолокаторы метрового диапазона, а также оптические приборы ТПЗ, благодаря чему дальность сопровожде ния воздушных целей прожекторными лучами возросла до 18 – 20 км. Иначе говоря, при высоте полёта цели 7 – 8 км освещённая зона, которую должен был преодолеть В-29 в случае пролёта непосредственно над прожектором, имела диаметр 36 – 37 км. При скорости 600 км/ч на её преодоление требовалось около 3,5 минут. Уже из этого примера видно, что преодоление даже трёх – четырёх прожекторных позиций было отнюдь непростой задачей.
[8] Аналогичные события имели место в ночь на 28 ноября и 4 декабря, когда экипажи В-29 бомбили мосты через Ялуцзян в районе города Синыйджу. Во всех случаях пилотам Ла-11 удавалось только повредить В-29 огнём с дальней дистанции. Причина неудач наших поршневых перехватчиков крылась в тактике налётов, избранной экипажами В-29. Последние, как правило, выходили к району удара на значительных высотах 10.000-11.000 м, после чего в пологом пикировании (с углом снижения не более 5 градусов) разгонялись до 700 – 710 км/ч и с высоты не ниже 5500 м бросали бомбы, после чего тут же разворачивались в сторону моря. Преследование бомбардировщиков пилотами Ла-11 на такой траектории не позволяло перехватчикам достаточно быстро сблизиться с обнаруженной целью на дальность эффективного огня, и противник уходил в запретную для наших лётчиков зону над морем, где чувствовал себя в относительной безопасности.
[9] Ещё один образчик «буржуазного ревизионизма». Опыт подобных ударов в ходе Второй Мировой войны показывает, что на самом деле в случае возникновения «сильных пожаров» в городских кварталах даже значительное количество снега на крышах домов (до одного метра) не препятствует распространению огня. Почти наверняка большая часть экипажей по каким-то причинам просто промахнулась.
[10] Весьма спорное утверждение. Вот, например, что по этому поводу пишется в «Обзоре деятельности бомбардировщиков В-29», подготовленном в 1954 г. штабом Бомбардировочного Командования ВВС США дальневосточной операционной зоны: «Небольшие географические размеры территории противника – 250 км в ширину и 400 км в глубину от реки Ялуцзян до линии фронта – позволяли реактивным истребителям противника за несколько минут полёта достигать почти любого пункта над своей территорией. В результате, сосредоточившись на выполнении исключительно ночных бомбардировочных вылетов, выполняемых без истребительного сопровождения, мы существенно расширили зону действия корейских перехватчиков, которая теперь была ограничена только линией фронта и береговой чертой собственно Северной Кореи.».
Читатели, возможно, спросят, а что это давало, ведь безвозвратные потери перешедших на ночную работу В-29 всё равно резко снизились? Однако нельзя забывать, что растягивание времени воздействия перехватчиков и исчезнувшая (во всяком случае, на время) угроза со стороны истребителей сопровождения, позволила ночным перехватчикам не опасаться противодействия и дольше держать в напряжении экипажи В-29. Кроме того, на маршруте к цели экипажи В-29 летели на крейсерских скоростях 480 – 500 км/ч, что позволяло пилотам наших перехватчиков Ла-11 при наличии РЛ-наведения с земли довольно успешно перехватывать бомбардировщики. Другое дело, что вооружение Ла-11 (три 23-мм пушки НС-23) и оснащение (отсутствие БРЛС и обычный стрелковый прицел) требовало сближения с бомбардировщиком на достаточно короткую дистанцию, на которой истребитель попадал в зону действия огня оборонительных установок бомбардировщика. Практически во всех случаях экипаж В-29 мог задействовать минимум две установки, насчитывавших в сумме четыре-шесть крупнокалиберных пулемётов, управляемых автоматизированной системой управления огнём! Для одиночного одномоторного поршневого истребителя это было немало. Достаточно сказать, что масса секундного залпа Ла-11 равна около 5,39 кг (с учётом потерь на синхронизацию стрельбы эта величина составляет 4,79 кг), на что экипаж В-29 мог ответить 3,16 – 4,74 кг (в зависимости от направления атаки). Если к этому добавить, что на высотах 9000 – 11000 м Ла-11 имел весьма незначительное превосходство в скоростных характеристиках перед В-29, то становиться очевидным тот факт, что почти любой манёвр уклонения, выполненный экипажем бомбардировщика после первой (во многом внезапной) атаки приводил к потере контакта с противником. Другое дело, что даже получив небольшие повреждения экипажи бомбардировщиков предпочитали не рисковать и возвращались, не выполнив задания. Об этом косвенным образом говориться и в данных, приводимых самим автором, который на с. 51 указывает, что 31 июля был поставлен рекорд в количестве задействованных в одном налёте В-29 (68 самолётов). Если после перехода на ночные действия экипажей «Суперкрепостей» безвозвратные потери весьма резко снизились, то количество машин, получавших различные повреждения, вряд ли заметно сократилось. В противном случае, уместно задать вопрос: если после перехода на ночные вылеты всё стало так хорошо, как пишут американские авторы, почему пика в использовании бомбардировщиков пришлось ждать восемь месяцев (с 28 октября 1951 по 31 августа 1952 г.)?! Ответ, думаем, очевиден. Несмотря на поставку В-29 из частей, перевооружавшихся на более современную матчасть, количество машин получавших в ходе боевых вылетов различные повреждения, было немалым и фактически не позволяло в короткие сроки заметно увеличить число исправных бомбардировщиков в боевых эскадрилиях.
[11] Необходимо заметить, что недостаточные темпы выпуска аппаратуры и длительные сроки подготовки радиооператоров затянули переоснащение В-29 всех трёх авиагрупп фактически до конца 1952 г.
[12] Правда обходилось это для экипажей В-26 надо сказать довольно дорого. На малых высотах зенитный огонь был страшным.
[13] Вообще, по этому вопросу существует большой разброс мнений. Понятно, что если разведка не подводила и сообщала точные координаты целей, то результаты при использовании бомб с дистанционными взрывателями были очень хорошими. В частности, командир 2-й американской пехотной дивизии генерал-майор Кларк Л.Раффнер передал следующее сообщение в штаб ВВС США Дальневосточной операционной зоны: «Громадный урон, наносимый вашими бомбёжками, значительно уменьшили давление противника на войска, находящиеся под моим командованием. Точность бомбовых ударов, подрывающих боевой дух целых частей противника, сосредотачивающихся для атаки в полукилометре от линии фронта, просто изумительна. Америкаснкий солдат, бежавший из плена во время налёта на Сунчхон около полуночи, сообщил, что большая часть батальона противника, выдвигавшегося к линии фронта с целью атаки позиций 9-й пехотной дивизии, была уничтожена, э его остатки в панике разбежались».