Тысячи луженых глоток рявкнули «ура», дальше пошла церемония награждения. У нас с Василием к концу сей церемонии руки отваливались. Медали я клепал всю ночь на синтезаторе, и спать хотел неимоверно. Потому после церемонии брякнулся в шатре не раздеваясь, только скинув сапоги.

Проснулся ближе к вечеру, умылся и пошел к нашим раненым. Врачевал часа три, выхаживал самых тяжелых – вымотался как собачонок.

Нашел Карчи, хотелось посмотреть, что он там наснимал. Когда аппаратик произвел голограмму, мы с шаманом снова пережили прошедшую битву. Жуть, одним словом. Съемка велась в трех ракурсах и с живым звуком. Никакой художественный фильм не мог бы передать ужасающего натурализма боевых действий, причем эффект присутствия поражал воображение. Начало битвы: тяжелая конница в атаке валится под пулеметным огнем, как скошенная трава, у всадника оторвало ногу, но он в горячке боя продолжает размахивать саблей, пока очередью не разрывает голову на кровавые ошметки. Мы с Карчи, затаив дыхание, наблюдали уникальный фильм, да какой там фильм – жесткую бойню, во всей ее неприглядной красе. Гвардеец рубится с дюжим монголом, у него разлетается сабля от удара, в руках один эфес и тут же монгол получает пулю в лоб от напарника нашего гвардейца.

Когда пошли кадры зачистки, я приказал Карчи стереть дальнейшую съемку. Через адъютанта собрал темников.

– Всех наших воинов на погребальный костер, монголов на другой. Утром будет награждение командного состава – от каждого тумена по двадцать человек, выберете достойных. А сейчас пойдем и простимся с павшими воинами. Да, составьте списки погибших, нужно помочь семьям.

Карчи одобрительно крякнул. При нашем появлении вспыхнули два огромных костра, и души павших понеслись в «край вечной охоты».

Ночью сделал двести орденов «Мужество». На следующий день ордена получили все темники, тысяцкие и некоторые сотники. Больше всего орденов досталось гвардейцам. Ордена под номером один и номер два я вручил Толгатхану и его сыну Ильясу. Через день войско отправилось обратно в Уфу.

* * *

Весь город встречал победителей, я искал глазами Марьяшу с сыном – и зря, они ждали нас у терема тестя. Все правильно, ведь за ними увязался бы Сынок, которому в толпе могли наступить на хвост или лапу, а он такого не стерпит и запросто откусит голову неосторожному горожанину. Марьяша бросилась меня ощупывать и периодически целовать, еле оторвал ее от себя, уверяя в непричастности к битве, простоял, дескать, все время на командной вышке. Снял Ваню с Сынка, прижал к груди и неожиданно услышал:

– Папа, я тебя люблю.

Я охнул и уставился на жену, она, смеясь, пожала плечами, второй день как заговорил. Тут вошел тесть, Ванюшка протянул ручонки:

– Деда, деда.

Что тут началось! Тесть подхватил его на руки и принялся нарезать вокруг нас круги, бессвязно выкрикивая:

– Ай, бай, весь в меня!

Коекак угомонили разбушевавшегося Тоглатхана. Сидя за праздничным столом, малыш заявил, что он любит Сынка, маму, папу и деда.

Молодец, никого не забыл.

Тигр, лежавший рядом, довольно заурчал – ведь все понимает, жаль, говорить не может.

Ночью, устав от любовных ласк, Марьяша вдруг заявила:

– Ты очень изменился в последнее время. Я удивленно глянул на жену.

– Дада, я даже немного пугаюсь.

– Ты о чем гутаришь, ласточка моя? Она вздохнула:

– Ты хоть обратил внимание, что стал выше ростом? И глаза стали другими.

Не выдержав, подошел к большому зеркалу – глаза как глаза, и чего выдумывать. Вот с ростом жена права: второй костюмчик меняю, то рукава кафтана коротки и в плечах жмет, то штаны съеживаются, сапоги пришлось заказывать на два размера больше. На все эти мелочи в текучке дел не особо обращал внимание.

– Ну и что у меня с глазами? – я повернулся к Марьяше.

Она дернула обнаженным плечиком:

– Они у тебя стали пронзительными и мудрыми, как у старых аксакалов.

– Не обращай внимания, твой муж всегда был умным. Марьяша, завтра я с войском отъезжаю в Казань, вы с Ванюшкой останетесь здесь, твой отец будет с вами.

Жена запротестовала, но мои доводы ее убедили. Семьей я рисковать не мог, да и не хотел. Тесть на общее дело отдавал свои три тумена башкир и два ногайцев, да плюс Ильяс со своим туменом. Толгатхан оставил себе личную тысячу нукеров охраны с двумя пулеметами.

* * *

На другой день наше войско выступило в поход, часть обоза с ранеными и трофеями погрузили на струги. Большую часть раненых оставили в Уфе. Мы спешили, нужно было прибыть в Казань до прихода монгольской орды. На повозке со мной ехал Карчи, я все домогался, откуда он знает про мой третий глаз. Хитрющий шаман отбрыкивался, как мог, но я его таки дожал, обещал ответить после главной битвы. Описывать дорогу нет смысла, скажу одно: двигались со всей мыслимой скоростью, сторожевые отряды унеслись далеко вперед. Когда впереди показалась Казань в целости и сохранности – камень с сердца свалился нешуточный.

Наконец мы дома, население встречало победителей криками «ура» и охапки цветов летели воинам. Радости много было с обоих сторон, хотя далеко не все осознавали важности нашей победы.

Эх, сейчас бы бравурный победный марш. В своей будущей армии обязательно заведу полковые оркестры.

Тумены в конном строю прошли через весь город и подались в казармы военного городка. Мы с малым обозом и охраной – в терем. Темникам отдал приказ: всех воинов накормить, перемыть в бане, и никаких пьянок.

Поздним вечером, после бани мы с шаманом пили ядреный квас. На огонек пожаловал Семен. Слуги шустро накрыли дастархан со всяческой снедью, а также выставили кувшины с рейнским вином. Сели за стол, Семен поздравил с победой – выпили по чарке, другой. Карчи усиленно выпячивал грудь с новеньким орденом «Мужество». Выпили за его орден.

– Сеня, рассказывай, что у вас нового. Прислали князья дружины или как?

Ответ Скуратова мало чем порадовал, но я предвидел такой исход дела.

– Владимир, ты представляешь, эти паскуды из Киева и Рязани ни одного дружинника не прислали. Вчера подошла конница, три тысячи всадников – две из Владимира и одна из Ростова.

Видно, что Семен еле сдерживается от мата.

– Ладно, не терзайся, нам ведь не столько помощь их нужна, сколько само присутствие.

Семен похлопал глазами:

– Не понял, хан?

– Они будут свидетелями нашей блистательной победы. Сия весть быстро разлетится по Руси.

– А нам как раз на руку, – закончил он. – Ну, ты, хан, голова.

– Не перехвали, сначала необходимо Батыя сделать. Наливай по последней, нужно хорошо отдохнуть с дороги.

Выпили на посошок и разбежались. Я наказал Василию, раньше десяти без важной причины не будить. Упал на кровать и отрубился напрочь. Разбудил меня Сынок – лизнул в нос. Да что за дурацкая привычка, как малый котенок, ейбогу! Отпихнул тигра и погрозил ему пальцем, предупредил, если возьмусь за его воспитание, ему мало не покажется.

Сынок в ответ только вздохнул и неожиданно с грохотом рухнул у кровати, причем задницей ко мне. Таким макаром он выражает свое недовольство или обиду. Я мысленно плюнул и начал одеваться.

* * *

С утра пораньше пришли мои будущие инженеры – Никита с Юрием. Вызвал их через адъютанта. С ними двенадцать молодых парней, смущенно переминающихся у крыльца. При моем появлении принялись кланяться. Я быстро пресек поклоны и пригласил в терем, в большой зал.

Ребята – будущие оружейники, и им осваивать мудреные станки. Чуть не насильно пришлось усаживать их по лавкам, затем объяснил суть учебы и предупредил о неразглашении ее методов. К гипнозу прибегать не хотелось. Надев шлемы, парни приступили к обучению. Занимался с ними целый день. На прощание сказал:

– Азы знаний вы получили и теперь учителями будут Никита с Юрием.

Кузнецам вручил солидную стопку учебников и справочников.

– На месте, в оружейных мастерских, организуете учебу, нужную мебель вам завезут. Что неясно или нужда какая – обращайтесь прямо ко мне. Да, с завтрашнего дня мастерские под вооруженной охраной. У адъютанта получите пропуска на себя и строителей.