К тому времени, когда Гален пришел с работы домой, деятельная Грэйс успела заказать по телефону билет на утренний самолет из Ньюарка в Чикаго и еще один билет из Чикаго в Лос-Анджелес, да еще успела позвонить Одель домой, правда, не застала ее и, поговорив с Си, объяснила ему, что она завтра утром будет в Чикаго, поэтому пусть Одель завтра не идет на работу, а сидит дома и ждет ее.

— Что случилось? — недовольно пробурчал Си.

— Я стою на пороге раскрытия тайны убийства Томми Паттерсона! — драматически проинформировала его Грэйс.

— Чтоб вы все провалились, — взвыл Си.

Видимо, Си слишком устал от жизни, поняла Грэйс, надо будет сказать, что пора ему уходить на пенсию.

Когда Гален переступил порог ее дома, деловитая Грэйс уже стирала белье. Гален, разумеется, удивился, ведь стирка относилась к его компетенции. Правда, он брался за это дело только тогда, когда уже все белье было грязным и просто надеть было нечего. Но Гален припомнил, что у беременных женщин иногда случаются припадки бурной активности, он недавно читал об этом в нескольких книгах, так что удивляться тут на самом деле нечему.

— Привет, — заметила его Грэйс. — Как дела?

— Лучше скажи, как дела у маленькой мамы.

— Гален, я уезжаю на несколько дней. — И она оскалила все свои острые зубы.

— Чего?! Ты посоветовалась с доктором?

— Гален, прекрати наконец указывать мне и постоянно напоминать о беременности! Женщины рожают детей со времен Евы, так что позволь мне решать такие вопросы самой.

Она пошла на кухню, он послушно поплелся следом.

— Ну почему ты не разрешаешь мне заботиться о тебе? — вздохнул он.

— Через девять месяцев ты будешь заботиться о ребенке.

Гален сел, грустно положил голову на руки.

— Куда ты собралась ехать?

— Вначале в Чикаго, потом в Лос-Анджелес. Мне надо схватить убийцу.

— Что? — вскочил Гален. — Кто убийца?

— У меня пока есть лишь подозрения. Но я ничего не скажу до тех пор, пока мои подозрения не подтвердятся.

— Ну тогда скажи хотя бы, с кем ты там собираешься встретиться.

— С адвокатом Труди, с Одель и с Киттен.

— С Киттен? — Глаза Галена заискрились.

К сожалению, Грэйс не смогла увидеть его штаны — ей мешал стол, — и она не знала, возбудился ли Гален при имени Киттен. Черт возьми, а так было бы любопытно увидеть!

— Гален, не забывай, что я мать твоего ребенка. Надеюсь, ты меня все еще любишь?

— Конечно. — Он подошел к ней и обнял. — Конечно, Грэйс, не сомневайся.

— Но тогда почему ты никак не можешь забыть о Киттен?

Гален отошел от нее и сказал, как само собой разумеющееся:

— А разве хоть один здоровый и темпераментный американец может забыть о Киттен Фэрлей?

Вот кобель! Да за такие слова… Как дать бы ему сейчас по яйцам! Но Гален, к сожалению, вовремя успел отойти на безопасное расстояние.

Глава 40

Бросок на Запад

При подлете к Чикаго на Грэйс всегда накатывала депрессия. С чего бы это? Может быть, из-за слишком правильного расположения городских кварталов, из-за обилия однотипных домов? Такой вид сверху казался ей безобразным. Правда, Грэйс родилась здесь, на Среднем Западе, и здесь же прожила большую часть своей жизни, но теперь, после холмистой местности Северо-Востока, этот край казался ей слишком плоским.

До чего странно жизнь тасует людей, размышляла Грэйс, пробиваясь сквозь толпу к стоянке такси. Одель родилась в Коннектикуте, на востоке США, а живет на Среднем Западе. А у меня вышло наоборот. Мы с Одель поменялись местами.

Такси понеслось по пустынному шоссе на восток, к Чикаго. Почему в этом пригороде такое слабое движение? Может быть, потому что все едут на юг, подальше от холода и жутко плоских равнин?

У дома Одель Грэйс расплатилась с таксистом и приготовилась увидеть свою подругу, но из дома навстречу ей вместо Одель вышел Си Хэмптон. Грэйс впервые обратила внимание, как он постарел за последнее время. Раньше он всегда выглядел сильным и мужественным, может быть, потому, что был очень мускулистым. У него хватало сил работать на местности, в поле, как выражаются геологи, хотя он имел собственную фирму и мог бы спокойно сидеть в офисе. Но теперь Си заметно сдал, на лице его отчетливо проглядывала тревога.

Грэйс взошла на знакомое крыльцо, Си чмокнул ее в щечку и пригласил в дом.

— Ты еще работаешь? Не заболел, надеюсь? — спросила она.

— Просто взял отгул.

— Си мне не верит больше, — донесся из гостиной голос Одель.

Грэйс влетела в гостиную и крепко сжала подругу в объятиях. Это была их первая встреча после похорон Томми, хотя по телефону подружки болтали часто. Одель пошла на кухню принести кофе и кое-какую закуску, а Грэйс поудобнее устроилась на диване и заметила, что и диван, и ковер в гостиной новые.

— Люк научился вытирать ноги, входя в дом, вот мы и решили обзавестись хорошей мебелью, — объяснил Си. — Этой роскоши нам хватит до конца наших дней.

— Вы забыли о внуках, — напомнила Грэйс.

Тут вошла Одель с подносом, поставила его на кофейный столик и улыбнулась.

— Внуки, — произнесла она мечтательно, а потом озорно добавила: — А может быть, и крестники?

Грэйс сделала вид, что не понимает, на что намекает Одель, но Си подлил масла в огонь:

— Поздравляю! Полчаса назад звонил твой друг, он настаивал, чтобы ты отдохнула как следует, прежде чем лететь в Лос-Анджелес.

— Я убью его! — заорала Грэйс.

— Ну зачем же? — ласково заступилась Одель. — Он такой хороший мальчик, то есть мужчина. Он так рад, что ты забеременела.

— Если бы он только мог, он сам бы забеременел, — заворчала Грэйс. — Мне иногда кажется, он и в самом деле беременный, столько он говорит об этом.

— Но это же так хорошо, что он заботится о тебе, — прощебетала Одель. — Вот когда я носила Люка, где ты был тогда, Си?

— О Господи! Давайте не будем составлять список моих преступлений. Грэйс прилетела сюда не для этого. Верно, Грэйс?

— Си, я очень хорошо отношусь к тебе, — строго сказала Грэйс, — но дело, ради которого я прилетела к вам, касается только меня и Одель.

Одель смиренно — ноги вместе, руки на коленях посмотрела на мужа, муж посмотрел на нее, а Грэйс напряженно следила за супружеской парой.

— Грэйс, — начала объяснять Одель, — после того случая с Труди, когда нам пришлось вызвать полицию, я дала обещание Си, что не буду скрывать от него ничего, связанного с Томми и его женами. Поэтому, Грэйс, если хочешь что-то сказать, говори нам обоим.

Грэйс задумалась. Насколько Си посвящен в это дело? Знает ли он, что Одель встречалась с Томми за три дня до его гибели? Ну ладно, получайте.

— Вы сами напросились, — предупредила их Грэйс.

И приступила к повествованию. Рассказала она и о том, как нашла дневник, в котором Томми записывал свои встречи в последние недели до смерти.

— Он встречался с Труди, — рассказывала она, — но не только с ней. — Грэйс многозначительно глянула на подругу. — Кроме того, я обнаружила очень странную вещь. Рукопись.

Далее Грэйс объяснила, что в этой рукописи ей кажется странным, и Одель подтвердила, что Томми больше всего любил мясо.

— Более того, мы ели мясо с ним в ресторане, куда он пригласил меня, когда… — Тут Одель осеклась, сообразив, что наболтала лишнего.

— Когда ты встречалась с Томми в Лос-Анджелесе за три дня до его убийства, — закончила за нее фразу Грэйс.

Си уставился на Грэйс. Боже мой! Только сейчас до нее дошло, что Си не знал об этом!

— Я уже все объяснила полиции, — выпалила Одель, не дожидаясь, пока Си разразится проклятиями.

— Ты встречалась с Паттерсоном?! — взревел Си. — Какого черта?

Одель встала, отошла подальше от обоих мучителей, тяжко вздохнула.

— Моему приюту нужны деньга, — начала объяснять она. — Очень нужны. Каждый год правительственное финансирование приюта сокращается. К кому только я не обращалась с просьбами пожертвовать деньги, и к частным лицам, и к организациям, даже в «Молодежную лигу». Но в наше время благотворительность вышла из моды, несчастные дети и женщины никого больше не интересуют. Теперь деньги дают только на борьбу с новыми болезнями да на политику. Но мужья и сожители по-прежнему издеваются над своими женами и так называемыми подругами, в этом наше общество почему-то не изменилось. Я вижу страдающих женщин и их детей каждый день, я вижу, что несчастных становится даже больше, а я ничего не могу сделать для них. Прямо сердце разрывается, когда смотришь на них и выслушиваешь их жалобные истории. Я уже истратила на приют все небольшое наследство, которое досталось мне от родителей и которое мне следовало бы сохранить для моих собственных детей. Я беру деньги для приюта и из зарплаты Си, но приюту все равно не хватает. Вот я и задумалась — у кого денег больше, чем он заслуживает? Кто хапает много, а дает мало? Это Томми Паттерсон. — Одель в изнеможении вернулась на свое место и села. — Поймите меня правильно, это не месть. Конечно, он предал меня, оставил меня и дочь без средств к существованию. Но с тех пор прошло много времени, я выкарабкалась, ненависть растворилась во времени. Время лечит. Я нашла Си. Или он нашел меня, — улыбнулась она мужу. — Теперь у меня все в порядке. Си удочерил Юлию, Юлия выросла, я даже не рассказывала ей о ее настоящем отце. Как говорится, если не можешь сказать о человеке ничего хорошего, лучше не говори ничего. Я понимала, что Томми манипулирует миллионами людей так же, как когда-то манипулировал мной, и наживается на этом. Ты, Грэйс, тоже ведь понимала это. Так зачем мне рассказывать своей дочери о таком человеке? Конечно, Юлия сама где-то разузнала правду о Томми. А что я могла против этого сделать? Она уже взрослая. Я и так всеми мыслимыми и немыслимыми уловками ограждала ее от жестокой правды до тех пор, пока это было возможно, не показывала ей ее свидетельство о рождении. Когда Юлии надо было получать водительские права, я пошла в их контору и наврала, что не могу найти ее свидетельства о рождении, поэтому они поверили ее школьным документам. Но это не могло продолжаться до бесконечности. Си, помнишь, как Юлия с подругой отправились путешествовать летом в Европу? За границу невозможно уехать без паспорта. Так Юлия и узнала, что ее настоящий отец — Томми Паттерсон.