Грэйс ринулась к телефону, позвонила в Нью-Йорк Крэйгу Эпштейну. Ответили, что он на собрании. Сил никаких нет, что все эти редакторы делают на собраниях?! Когда же они читают рукописи? Ах, черт, забыла, они же отправляют их для редактирования знатокам английской литературы в Коннектикут.
Крэйг позвонил ей в двенадцатом часу.
— Извини, — сказал он, — я был на еженедельном собрании сотрудников издательства. Что ты хотела?
— Я раздумываю над продолжением книги «Любовь — это вальс». Лидия будет в зрелом возрасте.
— О Господи! Грэйс, разве зрелый возраст интересует читателей?
— Ее первый муж Сесл, граф Монткрифский, не погибнет на первой мировой войне, как я раньше задумывала, а будет ранен и попадет как раз в тот госпиталь, где Лидия работает медсестрой. В первые дни она не узнает его, потому что у него будет вся голова забинтована. Постепенно благодаря любовным заботам жены он оправится от ранения. — Грэйс вошла в азарт. — Тут кончается война, и Сесл под впечатлением войны и потери многих друзей решает посвятить оставшиеся дни своей жизни мирной профессии. К несчастью, на этой работе он умирает от малярии, которую подхватил в джунглях Африки, где искал новые виды бабочек. На этом кончается часть первая. Часть вторая: Лидия положенное время носит траур, чему весь Лондон свидетель, а потом снова выходит замуж. Ее мужем становится вежливый, но бессердечный Дабни Кокерел, наследующий фабрики фарфоровых изделий. К годовщине их свадьбы Дабни заказывает портрет Лидии художнику Ричарду Боннингхэму, более известному как Бонни Большой Дик. Он моложе Лидии и так же необузданно девственен, как холмы Уэлша, откуда он родом. Между Диком и Лидией вспыхивает любовь, тайная и безнадежная, потому что Лидия уже замужем, к тому же Дик на несколько лет моложе ее. Они уезжают вдвоем на юг Франции, а оттуда в более экзотические места, где у Дика раскрывается могучий, но доселе скрытый талант, как у Гогена. Тем временем Дабни Кокерел пытается выследить их, и влюбленным приходится все время скрываться. Но все меняется, Большой Дик возвращается в Лондон с огромным количеством картин, а также с женой и ребенком — с Лидией и Маленьким Диком. Хотя Лидия и не развелась с Дабни в Лондоне, но она вышла замуж за Дика в Замбии, их обвенчал вождь племени, и они пили всю первую брачную ночь из черепа врага вождя племени. Но в Лондоне их счастью угрожают законы Британии. Я уже вижу сцену в суде, где драматически сталкиваются законы цивилизованного общества с законами любви и природы. Здорово? Как тебе это нравится?
— М-м-м, — замялся Крэйг, — у тебя Лидия выходит довольно-таки распутной женщиной.
— Крэйг, дорогой, пойми, людям нужна настоящая страсть.
— Но не будет ли в этой книге слишком…
— Много секса? Нет, Крэйг, ты же знаешь, это не в моем стиле. Всего лишь задранная юбка, расстегнутая ширинка, причем штаны у Дика будут шикарные, сшитые у дорогого портного, ведь Дик очень, ну, как бы это сказать, очень импозантная личность, да еще, пожалуй, будет пара взъерошенных голов в постели утром, вот и все. Никаких подробных описаний половых актов. Хотя на берегах Замбези, наверно, я все-таки опишу мельком фаллическую выпуклость на штанах, но не буду заострять на этом внимание. В джунглях люди относятся к человеческой природе иначе.
— Ну ладно, тогда другое дело, Грэйс, попытайся написать так же интересно, как и предыдущую книгу. Кстати, раз уж речь зашла о попытках, что с бумагами Томми? Ты в них еще не рылась?
— Крэйг, кому нравится чистить сортир?
Грэйс решительно отмела все его попытки продолжить разговор о Томми — какой, к черту, Томми, когда она увлечена собственной книгой? Тем более в этом сюжете очень пригодится опыт ее отношений с Галеном, писать об этом — одно удовольствие. Итак, как назвать книгу? Грэйс любила с самого начала придумать название, пусть даже временное. Может быть, «Опора любви»? Годится. Только Грэйс собралась прикоснуться к клавишам, чтобы набрать это название на синем экране компьютера, как зазвонил телефон. Чтоб они все провалились!
В припадке злости Грэйс схватила трубку, и литературный агент Эдна Вейц подлила масла в огонь:
— Плохие новости, — сообщила она.
У Грэйс в голове замелькали тревожные мысли — откуда могут быть неприятности? Может быть, недавняя книга «В аду нет неистовства» исчезла из списков бестселлеров? Может быть, Крэйг Эпштейн собрался уйти из издательства «Адамс и Вестлэйк» на более денежную работу? Или это издательство вот-вот будет поглощено немецким конгломератом? И вообще, что Эдна понимает под словами «плохие новости»?
— Грэйс?
— Да, я слушаю. Просто я задумалась о своей новой книге, пишу продолжение книги «Любовь — это вальс».
— Забудь об этом. Типпи Мунстон только что подписала контракт, она начинает писать биографию Томми Паттерсона.
Типпи Мунстон? Где же Грэйс слышала это имя? А, та самая Типпи Мунстон! Она долго работала журналисткой, собирала всякие сплетни и «жареные» новостишки, прославилась скандальной статьей в журнале «Роллинг стоун» о панках, тогда всякая шваль была в моде. А потом, помнится, Типпи написала огромную и не менее скандальную статью в «Космополитене» о городе Вашингтоне, столице сексуального садомазохизма, которым поражены, как выяснилось, и некоторые сенаторы. С тех пор Типпи занялась популярными биографиями известных политиков-донжуанов, с которыми она познакомилась, очевидно, во время своих исследований рассадника садомазохизма. Интересно, та фотография в «Нью-Йорк пост», где Типпи изображена в постели с сенатором, это часть рекламной кампании? С сенаторов Типпи переключилась на исследование распространенности онанизма среди католического духовенства. Книга об этом имела еще более грандиозный успех, даже Грэйс купила ее — полезно иметь под рукой такой редкий справочник, в писательском деле все может пригодиться.
— Типпи, пожалуй, удивительно подходит в качестве биографа Томми Паттерсона, — выразила уверенность Грэйс.
— А ты сама не собираешься писать о нем?
— Нет.
— Но если Типпи напишет его биографию, что тогда останется на твою долю?
— Я буду писать продолжение своей книги «Любовь — это вальс».
— А если Типпи потребует у тебя те груды его бумаг, которыми ты завладела?
— Пусть попробует. Распоряжаться ими могу только я, Томми назначил меня своим литературным душеприказчиком.
— А если она потребует их через суд? От этой щучки можно всего ожидать, тем более что этот процесс только усилит ее популярность. Ты же знаешь, какая она скандалистка.
— Ничего не поделаешь. Одни смотрят на жизнь через призму политики, другие — религии, третьи — экономики, а Типпи — сквозь призму секса. Но, черт возьми, это ей приносит доходы!
— Это точно. Но послушай меня, — попыталась урезонить ее Эдна, — подумай о том, что Типпи напишет об Одель Хэмптон и о Труди, которой вы помогали. Зато Киттен Фэрлей получит отличное паблисити, потому что Типпи не считает ее убийцей. Но главное, подумай о том, как Типпи Мунстон изобразит в своей книге тебя.
Грэйс даже вскрикнула, будто ее ткнули ножом, и зашлась в приступе ярости. Она слишком хорошо знала, что Эдна имела в виду. Типпи, конечно, напишет не только об истории отношений Грэйс с Томми, о мертворожденном ребенке, но раскопает и более неприятные вещи — неудачные попытки в университете Айовы, еще более неудачный роман с Даррелом Ахмедом Джемалем Мохаммедом Темпельтоном. И наконец, Типпи в своем бойком стиле «разъяснит» читателям правду о том, кто явился прототипом «суки Грэйс» в книге Даррела «Ярость в черном и белом».
Пред мысленным взором Грэйс предстали и другие мрачные картины предстоящих разоблачений. Что если Типпи пронюхает о том, что Труди сейчас лечится в клинике для наркоманов? О Господи! Труди не умеет держать язык за зубами, и Типпи выудит из этой наркоманки все-все. Труди проговорится и о том, как Грэйс помогала ей выколачивать деньги из ее бывшего мужа, и Типпи изобразит Грэйс перед читателями злобной и мстительной стервой. Что тогда останется от ее образа королевы романа? Что скажут читатели? Не отвернутся ли? Проклятье!