— Надо просто взять себя в руки и всё обдумать, — уверенно начал Пламенеющий, немного отстраняя меня только для того, чтобы коротко, крепко поцеловать и продолжить: — Наш настрой просто отвратительный. Тут даже топить не надо, только камень и веревочку подать, сами радостно на дно булькнем. Потому, Аль, сворачиваем отчаяние и слезоразлив, и разбираемся в подоплеке всего происходящего.

— И? — вскинула бровь, со вздохом принимая от мужчины белый платок и аккуратно вытирая лицо. — Какая ещё подоплека? Мы с тобой просто впервые встретились в частном порядке, но в официальных ролях.

— Скорее, ты не вылезла из своей царственной шкурки, — возразил рыжий, скользнув руками к моим ладоням, переплетая пальцы. — И заранее была негативно настроена. Причин вижу три. Нервное напряжение, от которого ты, собственно, и плачешь, старая ворона Надин ... — тут по лицу Ева на миг прошла тень, но он все так же ровно закончил. — И мой лучший друг, который занял оборотную сторону твоего сердца.

— Ты так спокойно об этом говоришь.

— А что мне делать? — с иронией посмотрел Евгран. — Закатывать сцену ревности, взвешивать твоё отношение, находить несоответствие и рушить-рушить-рушить то, что между нами есть? Нет ничего более отвратительного и губительного, чем ревность, любимая... Я вздрогнула от того, как он меня назвал. Впервые назвал... Такое горько-сладкое чувство... как и его губы, которые в очередной раз накрывают мои, но на сей раз в нежном, почти трепетном поцелуе. Наверное, такой он должен был быть в первый раз. Но у нас же всё не так, как у нормальных пар, ведь первый был такой же испепеляющий, как и огонь, из которого я вышла живой.

— Мне странно, — честно призналась, как только смогла снова говорить. — Ты ведь думаешь, что я... — покраснела, все же не в силах без смущения разговаривать о таком, и обтекаемо закончила: — Стала с ним женщиной.

— Как ты тактично выражаешься, — хмыкнул Ев. — Думал. Пока мне немного не отказал самоконтроль. Твоя реакция была красноречивой. Женщины хоть с каким-то опытом себя так не ведут, тем более с любимыми мужчинами.

— Какой ты у меня специалист! — саркастично заметила я. — В таких нюансах разбираешься.

— Потому и не считаю возможным ставить тебе в укор что-либо, — пожал плечами Рыж. — Я сам далеко не святой, и даже те полгода, что ты здесь, сама понимаешь, целибат не хранил. Потому, я никогда не упомяну о том, что было ДО меня. Может, это и не правильно, но я даже думать не хочу на эту тему, так как чувство собственника, которое рычит «моё» и требует набить морду всем покусившимся, меня не обошло.

— Не было у меня с ним ничего, — дернула мужчину за прядь медных волос, вынуждая склониться ниже, посмотрела в серьезные зеленые глаза, и уже сама подалась вперед, целуя самого теплого рыжего.

А тему надо бы сменить, а то с «ничего» я как-то малость слукавила.

— Знаю.

Я почувствовала, как сильные руки с нажимом проводят по спине, ласково растрепывают волосы, которые так и не собраны в прическу и свободно расплескиваются по спине до ягодиц. Ладонь Рыжа повторяет путь шелковистых прядей и без колебаний проводит сначала по округлостям бедер, потом по ногам, пока не касаются обнаженной кожи лодыжек. Я вздрагиваю, и ощущаю, как его губы складываются в улыбку. Отстраняюсь, чтобы возмущенно взглянуть в зеленые глаза, и говорю:

— Рыж, ты опять увлекся.

— Пока нет, — со смешком ответил мужчина, осторожно поглаживая уже мои ступни. Но тут он прищурился и так стремительно бросился вперед, что я машинально отшатнулась и с писком свалилась на ковер. Голову не ушибла только потому, что он был быстрее, и положил руку мне на затылок до того, как я встретила им пол. Уже через секунду меня целовали так, что не осталось никаких сомнений, что недавно была лишь невинная игра. Хрипловатый смешок дрожью отозвался в теле. — А вот теперь начинаю.... увлекаться. А я... я ничего не имела против. Дышать почему-то становилось всё труднее, а мужчина рядом — всё желаннее. Чего-то очень хотелось. Не знала, чего, разве что... быть ещё ближе. Запустить руки в медные пряди, провести губами по коже, прижаться, обнимая крепче, и не запрещать. Ничего не запрещать. Отзываться на поцелуи, выгибать шею под ласками, не краснеть от слишком смелых прикосновений, не гасить пламя, вихрем закручивающееся где-то внутри. Огонь, Ветер, Свет, Тьма — все остальные стихии вспышками появлялись откуда-то из глубины моей сути, напирали, требовали выхода, искрами рассыпались по телу, делая его невероятно чувствительным. Под закрытыми веками разве что фейерверк не взрывался, я дрожала, с губ сорвался короткий стон от того, что горячие губы скользили по обнаженной коже плеча, а потом все ниже, и ниже, пока, наконец, не накрыли острую вершинку груди.

Я выгибаюсь ему навстречу, провожу ладонью по шее, коже под рубашкой, испытывая почти болезненную потребность коснуться обнаженной спины. Мимолетно удивляюсь тому, что на нём уже нет камзола, только последняя преграда из легкого белого шелка. Создатель, какой же она казалась лишней!

Он подхватывает меня под талию, поднимает с пола, прижимая к себе, и снова жадно целует, одновременно рывком сдергивая платье с плеч, чтобы медленно-медленно провести ладонями, по моей коже, от чего я дрожу и выгибаюсь, подсознательно сожалея, что ткань ещё держится на груди, и обнажает спину только наполовину. Но... и этого было вполне достаточно, чтобы лишиться разума. От его взгляда, в котором полыхало что-то такое, от чего живот сводило, от Огня внутри, который так стремился к родственному ему мужчине, и тянул меня за собой и, создатель, как же мне не хотелось сопротивляться. Разум нерешительно протестовал, тихо говоря, что меня испепеляют мои же стихии, моя же сила, которой требуется определенный гормональный баланс в организме, и она любыми средствами этого добивается.

Уцепляясь за здравый смысл, я замерла, тяжело дыша и сильно сжимая плечи Пламенеющего, прижимаясь к нему так, чтобы он не имел возможности продлить это безумие, старалась прийти в себя. Это должно быть моё решение!

— А вот теперь точно слишком увлекся, — ошеломленно пробормотал Рыж и, немного помедлив, приподнял легкую белую ткань платья и вернул на плечи.

Я судорожно кивнула, утыкаясь взмокшим лбом ему в ключицу, и постепенно успокаиваясь. Уже почти облегченно вздохнула, как вдруг сила, переплетаясь разноцветным потоком, снова взмыла, растекаясь по коже, и я с ужасом увидела, как кончики пальцев начинают светиться радужным светом. А потом искры снова вспыхнули и... мне стало больно. Как-то очень знакомо больно. Как будто так уже было.

— Мамочки, — пробормотала, содрогаясь от того, что меня начинало жечь изнутри, и становилось все хуже и хуже.

— Ой-ей... — почти в унисон произнес Рыж и, приподняв мой подбородок, проговорил: — Зайка, у нас с тобой два варианта. Первый, я думаю, озвучивать не надо. Тебе нужно физическое удовлетворение. Но проблема в том, что я уже определенное время тебе физически верен, поэтому, к сожалению, за себя не ручаюсь, и вполне могу воспользоваться ситуацией, потому как ты и так почти моя невеста. Это я так, честно предупреждаю, — пока я ошеломленно хлопала ресницами, меня ещё раз быстро поцеловали, от чего я опять обвисла на руках Ева, прижимаясь к нему сильнее, и даже не обращая внимания на то, что платье окончательно сползло до талии. Мужчина на это посмотрел, прерывисто выдохнул, тихо и малопонятно выругался, поднял с пола свой камзол и быстро закутал меня в него. Потом встал, пересадил на постель, а сам вообще на другой конец комнаты отошел.

— Ты куда? — рассеянно пробормотала, глядя на любимого рыжего немного затуманенным взглядом, но тут же согнулась, зашипев от того, что изнутри солнечное сплетение как кипятком обдали.

— Милая, не заставляй меня озвучивать тот факт, что ещё немного, и вариантов, кроме первого, у тебя не останется! — недовольно посмотрел на меня Ев. — Я же не железный!

— Мне плохо... — сообщила Алому, борясь с желанием скинуть его одежду. — И жарко.