Иными словами, премьер представлялся сильфу личной вещью правителя. Любимой вещью, вещью, до коей не смел дотронуться никто другой. Было в этом что-то от пережитков рабовладения. Конечно, все жители Ледума и без того официально принадлежали лорду, хотя и считались номинально свободными. Это тактично называлось юристами и прочими демагогами “добровольной платой за защиту” и означало, что в любой момент времени лорд может сделать с любым жителем города всё, что заблагорассудится, независимо от того, преступил тот в чем-то закон или нет. Правосудие было отдельно, а воля правителя - отдельно, и она превалировала над силой закона.

Но не все люди были одинаковы. Полноправные и неполноправные граждане принадлежали лорду безраздельно, даже находясь в других городах. Лица без гражданства, бродяги вроде Себастьяна, не имели вообще никаких прав и принадлежали до тех пор, пока находились на территории Ледума. Лица, имеющие гражданства других городов, но живущие в Ледуме, могли рассчитывать на покровительство своих лордов, но на практике за своих жителей вступались только дипломаты Аманиты, да и то, если случай был действительно важный и позволял рискнуть и без того непрочными связями со второй столицей.

Такая же система действовала во всех городах Бреонии. Конечно, принадлежность правителю можно было назвать условной, но тем не менее. В последнее время лорды крайне редко пользовались правом абсолютной власти, охотно поддерживая идеи общественного развития, просвещения и гуманизма, пусть больше на словах, чем в реальных действиях.

Единственным исключением из строгого правила были адепты святой службы. Эти религиозные фанатики добровольно отказывались от всех видов прав и свобод светского общества, хотя каждый из них, будучи рожденным на территории города, мог претендовать на получение неполноправного гражданства. Но Инквизиция предпочитала стоять особняком, живя по своим собственным законам. Когда-то давно власти многих городов попытались урезонить носящих серебряные фибулы и взять их под контроль. Замысел был богатый, но исполнение подкачало: реализация его привела к масштабным стычкам с отрядами инквизиторов из Пустошей, подоспевшими на выручку собратьям.

Инквизиторы, постоянно живущие в Пустошах, - не чета городским собратьям. Жизнь там гораздо более тяжела и сурова, и истреблять приходится не беспомощных Искаженных, а хитрых и опасных нелюдей. В общем, после долгих кровопролитных боев, изрядно недосчитавшись солдат и средств, правители вынуждены были отступиться. Приструнить Инквизицию так и не удалось, - как спрут, организация опутала своими щупальцами всю Бреонию. Постепенно люди привыкли к этим самопровозглашенным хранителям чистоты человеческой расы, и лорды, убедившись, что деятельность святой службы не несет в себе опасности для их режимов, также оставили инквизиторов в покое. Противостояние закончилось, сменившись холодным, настороженным нейтралитетом.

И всё же черная лента отличала её носителя от прочих жителей. Она была словно угрожающая, зловещая метка, знак принадлежности высшему существу. В представлении свободолюбивого сильфа это казалось немного унизительным, хотя еще более жалкими выглядели люди, шарахающиеся от премьера, как черт от ладана.

Кристофер отдыхал не без охраны. Не сразу ювелир увидел, что в зале присутствуют посторонние вооруженные люди, откровенно наблюдающие за гостями. Повадки и движения их выдавали охотников, - уж этого брата Себастьян за свой век навидался. Присмотревшись внимательнее, ювелир приметил еще один контингент лиц, также явно пришедших сюда не развлекаться. Эти были практически незаметны: размытые силуэты почти сливались со стенами и тенями от колонн, лиц было не разглядеть. Они пристально следили за происходящим, ничего не упуская из виду. Оружия при них не было видно, но ювелир мог поклясться, что оно имеется - от наблюдателей тянуло опасностью так ощутимо, что Себастьян поёжился. Кто бы это мог быть? Агенты особой службы? Но почему так много?

Охотники и агенты усиленно делали вид, что не замечают друг друга, а на лицах и в движениях их читалась странная враждебность.

Шестое чувство настойчиво шептало, что задерживаться здесь не стоит. Себастьян похолодел. Неужели затевается какая-то операция? Шансы выбраться живыми, и без того довольно призрачные, стремительно таяли. Ничего не замечавшая София восторженно, во все глаза, наблюдала за представлением и, жадно допив свой бокал с вином, украдкой поменяла его на нетронутый бокал спутника.

К слову сказать, в “Шелковой змее”, как в заведении самого высокого класса, для каждого сорта и типа спиртного предназначались специальные бокалы. Как известно, без достойной посуды напиток теряет всю свою прелесть и гармонию, искажается его благородный аромат и вкус. Заказанное Себастьяном выдержанное красное сухое подали в пузатом винном графине, декантере, предназначенном для того, чтобы освободить вино от осадка и обеспечить предварительное соприкосновение с воздухом. Только затем привередливый напиток был разлит по бокалам. В классических емкостях большого объема легко могло поместиться содержимое целой бутылки, однако, согласно правилам винного этикета, наполнили их ровно на одну треть. Изящные фужеры на удлиненной ножке были изготовлены из стекла с добавлением платины, что делало их значительно более прозрачными и прочными. По форме бокалы напоминали нежный бутон тюльпана: широкая округлая чаша чуть сужалась кверху, не давая улетучиться удивительно тонкому аромату. Себастьян мимоходом глянул на поверхность мерцающего в руках у Софии напитка, окрашенную в теплые желто-золотые тона. Должно быть, девушка впервые имела возможность насладиться столь дорогостоящим старым вином.

Ну что ж, хоть кто-то доволен.

Тем временем в ложу Кристофера, откинув резко взвившийся полог, вошел человек. Ювелир как-то пропустил его появление, увлекшись созерцанием необычной аудитории и изрядно разомлевшей спутницы. Человек возник неожиданно, словно материализовавшись ниоткуда уже у самой ложи главы ювелиров. Себастьян никогда прежде не видел его.

Погрузившись еще больше в сосредоточенность, Серафим постарался отсечь все лишние, посторонние звуки зала, чтобы слышен был только разговор этих двоих.

***

- Не ожидал увидеть премьера в подобном сомнительном заведении, - вместо приветствия произнес утрированно строгий голос. Таким голосом требовательные, не знающие поблажек воспитатели разговаривают с капризными детьми.

Кристофер медленно открыл глаза, в густом дыму разглядывая гостя. Зрачки мага были неестественно расширены и неподвижны, совершенно не реагируя на свет.

- Встретить здесь главу особой службы не менее неожиданно, - вальяжным движением глава ювелиров отложил в сторону курительную трубку и промокнул рот салфеткой. Глаза его блеснули холодной синевой.

Казалось, разбуди Кристофера посреди ночи, и губы его немедленно изобразят небрежную полуулыбку, а в глазах застынет безупречная, чуть надменная лень высокорожденного аристократа. Этому выражению было невозможно научиться или же подделать - как и осанку, и другие манеры, сразу выдававшие породу.

- Вам надлежит обращаться ко мне по чину или должности, господин премьер, - тоном, не терпящим возражений, напомнил Винсент, неодобрительно качнув головой. Острый, как ланцет, взгляд его легко рассекал полумрак.

Глава ювелиров побледнел, борясь с неподобающим раздражением. В личном общении глава особой службы был, как всегда, невыносим. Беседы с ним нередко доводили людей до белого каления - Винсент как будто совершенно точно знал, куда ударить, чтобы вывести оппонента, балансирующего, как на канате, из хрупкого состояния равновесия. Пожалуй, с эксцентричного канцлера станется и самого лорда отчитать, как мальчишку, - если такая мысль взбредет в его невероятно умную голову.

- Прошу прощения, господин канцлер, - Кристофер с изящной легкостью выпрямился в кресле, делая знак танцовщикам покинуть ложу. Те немедленно растворились в полумраке зала, оставляя высоких гостей наедине.