- О чем ты говоришь, София? - искренне изумился Себастьян, не веря своим ушам.

Имя девушки, как дорогой кофе, обожгло горло, огнем разойдясь по венам. Сознание наотрез отказывалось вникать в смысл только что услышанных слов. Некоторое время ювелир молчал, тщательно перекатывая на языке долгое карамельное послевкусие. Звуки этого имени были совершенно осязаемыми, бархатистыми и мягкими. Однако, если развивать ассоциации с кофе, Себастьяну все же недоставало здесь легкой шоколадной горчинки и пряностей. Сладко.

Слишком сладко.

- Ты знаешь, Серафим, - остро чувствуя его отторжение, почти прошептала Искаженная. - Не делай вид, что ничего не понимаешь. Я не посмела бы лезть в твою жизнь, если бы ты был мне безразличен. Но ты особенный человек, и ты стал мне дорог за то недолгое время, что мы рядом. Рядом, но не вместе…

- Довольно! - зло рявкнул ювелир, и сон молниеносно рассыпался.

Пробуждение было подобно тяжелому удару по голове, когда в первый миг не соображаешь, кто ты и где. Наконец из оглушающей пустоты черной кляксой проступила знакомая келья. София была здесь. Молча сидела на краешке его кровати, съежившись, как крохотный нахохлившийся воробей, в ожидании неизбежного тяжелого разговора. Узкие девичьи плечики подрагивали, будто от едва сдерживаемых слез.

- Почему ты пришла? - хмуро спросил Себастьян, демонстративно повернувшись к спутнице спиной. Меньшее зло. В эту минуту разумнее было преступить границы вежливости, чем совершить необдуманные и непоправимые поступки. А ювелир ясно понимал, что не вполне контролирует себя. - Тебе необходимо быть так близко, чтобы вторгаться в реальность чужих снов?

- Нет, - девушка смущенно потупилась, - это вовсе не обязательно. Но… мне хотелось… Хотелось быть близко.

- Что?! - Себастьян задохнулся от переполнявшего его возмущения. - Здесь - в святом месте?

София с ужасом посмотрела на спутника. Тот словно бы отдалился, в один миг сделался совсем чужим. На секунду девушке даже показалось, что ювелир хочет ударить её. Вскочив на ноги, она застыла, будто парализованная. Хотелось бежать… и одновременно жгуче хотелось остаться.

Себастьян решил за нее.

- Убирайся прочь, Искаженная, - голос ювелира звучал холодно и опасно, как звучит металл широких клинков. Но уже в следующий миг мужчина взял себя в руки и, овладев эмоциями, продолжил уже спокойнее. - Ты многого не знаешь обо мне… Точнее, совсем ничего не знаешь. Я не тот, кого ты себе выдумала, совсем не тот. Мне нужно обдумать всё, что произошло, и принять решение. И я не обещаю, что тебе оно понравится.

- Возьми меня с собой, - неожиданно попросила девушка, прежде чем уйти. - Я должна быть рядом с тобой, Серафим. Это имеет для меня большое значение. Клянусь, если ты возьмешь меня, я никогда больше не буду нарушать границ твоих снов.

***

- …Себастьян? Разрешишь мне войти?

Ювелир словно очнулся от сна наяву, услышав этот кроткий, но твердый голос. Медленно встал и, отняв руки от висков, направился к двери, даже не пытаясь придать своему лицу доброжелательное или хотя бы нейтральное выражение.

- Конечно, отче. Я счастлив, что вы вспомнили обо мне.

Святой отец вошел внутрь, будто и не замечая взвинченного состояния сильфа, и спокойно уселся за стол.

- Ты не вышел к завтраку и к обеду, сын мой, - участливо начал он, сложив руки в замок. - Друзья твои мрачны и молчаливы, и каждый не находит себе места от беспокойства, хотя и не показывает этого. Воздержание в пище похвально, но только в том случае, если одновременно с физическим происходит очищение духовное. Если же мысли черны, как полночь, голодание может принести только вред - слабость вместо силы.

- А всегда ли так хороша сила? - Себастьян не имел намерения, чтобы ответ его прозвучал как протест, однако не смог удержать некоторых недопустимых при разговоре со священником ноток. - Не попадаем ли мы все в ловушку, погнавшись за иллюзорными ценностями, отче? Не ограничиваем ли самих себя условностями, которые ничего не могут нам дать?

- Всё именно так, как ты говоришь, сын мой, - с обезоруживающей улыбкой подтвердил хранитель церкви. - Сомнения никогда не появляются на пустом месте. Если ты чувствуешь, что неправ, значит, так оно и есть.

- Так что же делать тогда? - На этот раз в голосе ювелира прозвучала только растерянная, тоскливая усталость. - Зачем обретать силу, которую неминуемо используешь во зло? Зачем создавать клинок, зная, что он годен только для одной цели - убивать, убивать снова и снова?

- В этом его предназначение, - вновь согласился святой отец, внимательно глядя в глаза Себастьяну. - Иначе он не был бы оружием. И не был бы самим собой.

Ювелир отвернулся и какое-то время молча смотрел в стену. Необработанный грубый камень странным образом успокаивал и придавал некоторую уверенность, как символ непреходящего могущества природы в противовес временному, весьма краткому владычеству на земле человека.

- Иные люди подобны клинкам. Как жить с этим, отче?

- С любовью и благодарностью Изначальному, Себастьян. Всё, что есть в мире, имеет право существовать, потому что существует, действительно существует, одна только любовь. Всё остальное - лишь наши иллюзии и игры эго. Приняв эту простую истину, ты найдешь ответы на все свои вопросы, если таковые еще останутся.

- Очевидно, я ничтожно мало разбираюсь в религиозных канонах, отче, - ювелир удрученно покачал головой. - Мне трудно осознать смысл ваших слов.

- Не в этом дело, Себастьян, - чуть слышно вздохнул священник. - Тебя мало заботит смерть, и это мудро, но и жизнь ты любишь мало. Увы, я вижу шаткость твоей веры. Попробуй идти не от сухого рассудка, а от подлинных чувств, которые заложены Творцом в каждое живое существо. Познай безграничную любовь Изначального, и ты будешь видеть её проявления во всем. Уподобь свой разум сосуду и исполнись истиной, как водой. Тогда ты услышишь извечный ритм, пронизывающий всё сущее, пульс мироздания, гармонию в диссонансе. Но помни: любви сложно войти в сердце, пока там живет страх. Там, где есть любовь, не места страху, не места запретам и догмам. Не нужно бояться собственной силы, сын мой. Мы не хороши и не дурны, мы такие, какие есть, и в этом высшее предназначение. Не извращай начертанный путь. Твой страх ослепил тебя и сделал уязвимее. А ведь чем значительнее сила, тем больше возможностей и соблазнов применить её неразумно. И тем страшнее последствия наших ошибок, для нас самих и для мира вокруг.

- И тем большую ответственность нам придется нести, - заключил ювелир, не ощущая, однако, привычной тревоги по этому поводу. С удивлением обнаружил он, что причины для радости или страданий зачастую одни и те же, разница лишь в точке зрения.

- Правильно смотреть на вещи очень важно, - словно читая его мысли, мягко подтвердил святой отец. - Важно видеть мир таким, какой он есть, а не таким, каким он кажется, или каким нам хотелось бы, чтобы он был. Глубоко поразмысли над этим, Себастьян, и имей смелость на прямой, честный взгляд. Пока, к сожалению, глаза твои слепы. Ты серьезно заблуждаешься на счет многих вещей… и людей также. Почти всегда такие ошибки приводят к непоправимым последствиям. Будь готов к ним, сын мой. Будь готов.

- Вот как? - задумчиво проговорил ювелир, слыша, как за его спиной священник поднимается и молча направляется к выходу. - Я обещаю подумать над вашими словами, святой отец. Благодарю за поддержку.

Определенно, ему стало намного легче от этого разговора по душам. Несмотря на то, что количество вопросов, кажется, только увеличилось.

Ювелир чувствовал себя потерянным, по-настоящему потерянным. После визита святого отца наваждение как будто развеялось, и он смог снова увидеть свой путь. Увы, тот был начертан не на твердой почве. Мгла сомнений понемногу рассеивалась, открывая внутреннему взору узкую, ненадежную дорогу, скорее даже тропу. Между высоким огнем и большой водой, по взвеси тумана - куда вела она? Себастьян не знал ответа.