- Брось, Кристофер, - Эдмунд ободряюще улыбнулся, но улыбка не удалась, выйдя какой-то кривой и напряженной. Всегдашняя подчеркнутая аккуратность аристократа, временами превращавшаяся в манию, начинала смутно раздражать его. - Это отношения между отцом и сыном. Не вмешивай в семейные дела чертову высокую политику. Мне не хотелось бы, чтобы минувшее неприятное происшествие омрачило мою связь с лордом.
Неприятное происшествие? Кристофер мысленно усмехнулся. Уж инфант-то мог подобрать иной оборот речи, говоря о гибели брата. Кажется, такое поведение не очень достойно престолонаследника, хотя у господ свои представления о нормах. Но какого черта Эдмунд заявился сюда? Он что, главный знаток придворных интриг в этом городе?
Может, и так, - но только самых невинных из них.
- Ни в коем случае не желаю разочаровывать вас, инфант, - беспокойным движением Кристофер провел рукой по волосам, чуть сминая идеальную укладку, - но мне неизвестно мнение милорда на этот счет.
Инфант вздохнул и медленно, смакуя, допил свой коньяк. Кристофер готов был поклясться, что он даже не чувствует вкуса. Отрешенное выражение, появившееся на лице Эдмунда, было весьма далеко от выражения удовольствия.
- Я понимаю, как опасно быть искренним, - тяжело выдохнул престолонаследник. - Признаюсь, я и сам устрашен. Вчера всю ночь не мог заснуть, ожидая ареста, допроса… Ты знаешь подозрительность лорда… она воистину беспредельна. Да, не однажды в прошлом сия свойственная правителю черта сберегала ему жизнь, но в этот раз я опасаюсь за свою… Ты должен помочь мне, Кристофер. Не дай лорду Эдварду совершить ужасной ошибки, не дай обвинить невиновного. Помоги мне! Мне больше не у кого просить помощи.
Кристофер побледнел. Что тут, черт возьми, происходит? С одной стороны, Эдмунд серьезно напуган, как может быть напуган только человек, чья совесть нечиста. Он даже не пытается замаскировать свой страх, как все они привыкли поступать. С другой стороны, если бы инфант был замешан в покушении, разве стал бы так глупо подставляться, привлекать к себе внимание? Или он решился пойти ва-банк и найти союзника? В чем - в новом заговоре?..
Нет, невозможно. Эдмунд всегда был слишком нерешительным и слабовольным, чтобы осмелиться на такое. Значит, действительно так дрожит за свою жизнь? Но почему, если он не замешан, как клянется? Или может, инфанта прислал сам лорд Эдвард - разыграть этот спектакль и проверить его, Кристофера, лояльность? Но прежде у Эдмунда не замечалось подобных артистических талантов…
Бред. Если так пойдет и дальше, у всех здесь скоро разовьется паранойя. Нужно взять себя в руки и успокоиться. Медленный вдох - выдох… Так-то лучше.
- Уверяю вас, милорд никогда не даст согласие на арест, если не будет наверняка удостоверен в виновности подозреваемых, - как можно убедительнее произнес Кристофер, продолжая размышлять над излишне, на его взгляд, неоднозначной ситуацией. Он крайне не любил неопределенности. - Стало быть, вам, как лицу непричастному, ничто угрожать не может…
Резко стукнула входная дверь. Аристократ вздрогнул от неожиданности и нахмурился, намереваясь гневно обругать Патрика, посмевшего прервать их беседу, - но вместо этого вскочил на ноги и поклонился. Обернувшийся инфант побелел, как покойник, и спешно последовал его примеру, едва не опрокинув стул.
В кабинет вошел лорд Эдвард. Стремительным и порывистым шагом, напрочь игнорируя правила этикета, предписывавшего правителю ступать чинно. И почему это никого не удивило?
- Вижу, у вас тут собрание, - не дав никому и рта раскрыть, желчно заметил он. - Я объявляю его оконченным. Если вы уже всё обсудили, конечно.
Повелительный взгляд лорда лишь едва царапнул по ним, но и этого было достаточно, чтобы лицо Эдмунда выразило такой ужас, будто его застали над телом юной девственницы с окровавленным ножом в руке. Кристофер также сошел с лица. Хочешь не хочешь, а выглядят они сейчас как типичные заговорщики. Только вывески на дверях не хватает: “Не беспокоить! Проходит организация государственного переворота”.
Опомнившись, инфант торопливо удалился, а вечер нервотрепки продолжился. Впрочем, неправильно было сказать, что Кристофер ощущал один лишь только страх: присутствие правителя приятно раздражало нервы, как присутствие дикого зверя - грациозного, красивого, сильного, способного убить одним прыжком. За ним хотелось наблюдать, но в то же время - держаться на безопасном расстоянии. Разумное желание, но - слабеющее с каждым произнесенным правителем словом, с каждым звуком его голоса, глубокого, как подземное озеро.
- Что ты скажешь на это? - не глядя, лорд Эдвард швырнул на стол какие-то бумаги, часть которых ворохом выцветшей хрусткой листвы рассыпалась по полу. Лорд никогда не стремился к театральности, но, похоже, она была у него в крови.
Кристофер кинулся было собирать упавшее, но помимо воли застыл, пораженный.
Легко узнаваемая внешность его высочайшего повелителя по праву считалась необыкновенной: в ней практически полностью отсутствовал цветовой пигмент. Кожа, брови и ресницы были светлыми, почти прозрачными, а волосы, напротив, имели оттенок насыщенный, пронзительный, словно выбеленное полотно. Однако, это была не седина, а естественный тон, доставшийся, по-видимому, с рождения. По крайней мере, именно таким изображали лорда портретисты на картинах разных эпох: менялись и совершенствовались фасоны одежды, окружающая обстановка, даже техники рисования, и только ледяной облик правителя Ледума оставался неизменным.
Однако почти двадцать лет назад кое-какие изменения все же случились: после трагической гибели близнецов Эммы и Эрика лорд Эдвард, следуя традиции, обрезал волосы. Но тогда Кристофер был совсем ребенком и мало что понимал. Всю сознательную жизнь он помнил длинные волосы правителя, ниспадающие свободно, разделенные неизменно прямо. Однако теперь, надев новый траур, лорд Эдвард был пострижен коротко и не так просто: прилив холодной молочной волны не доходил даже до плеч. Легкая причудливая асимметрия завершала образ: гладкие узкие пряди каскадом падали на лоб и чуть набок, застыв, словно схваченные внезапной ночной стужей.
Нельзя не признать: свежая стрижка смотрелась выигрышно, придавая правителю вид человека будущего, а не прошлого, к тому же, подчеркивала идеальный овал лица. Однако геометрия четких линий невольно ошеломляла, неся ощутимый заряд агрессии, и без того присущий лорду. Тем более контрастным на этом ослепительно-белом фоне выглядел единственный темный штрих: цвет глаз. Такой проникновенно-черный, что нельзя было различить зрачка.
Взгляд Кристофера не мог не зацепиться за другую деталь, не столь бросающуюся, но немаловажную: голову лорда венчала платиновая диадема. Снежные пряди почти скрывали россыпь мелких бриллиантов, но великолепный алмаз в центре горел и переливался, привлекая внимание и притягивая взор. Как завороженный, Кристофер глядел в самое сердце редкого камня, любуясь прихотливой игрой света на его острых гранях.
Это был “Властелин”, самый крупный из ограненных алмазов. Прозрачный и чистый, как вода, он был безупречен, давая смертным наглядное представление о совершенстве. Вместо классического симметричного восьмигранника площадка бриллианта была огранена пятнадцатью плоскостями, что усиливало естественный блеск минерала и значительно облегчало магу взаимодействие с ним. Это была весьма трудная в исполнении непарная огранка “импариант”, называемая также “идеальной”. Идеальные пропорции огранки позволяли достичь максимального блеска и предельной игры света внутри камня, образуя более широкий и приятный для зрения цветовой спектр. Световые лучи, падающие внутрь “Властелина”, отражались и выходили обратно через две наклонные грани, рождая повышенный блеск, который намного превосходил игру бриллиантов с четным числом граней. Он казался сгустком сияющей чистой энергии.
Из-за сложности гранения, редкости и сильно проявляющихся магических свойств цена на алмазы была безмерно высока. Минералы эти считались самыми древними и потому успевшими накопить наибольшее количество силы. “Властелин” же был поистине бесценен: он обладал мощной энергетикой, делавшей, как считалось, владельца камня непобедимым. Алмаз оберегал от всяких влияний, блокировал активность всех находящихся рядом камней, возвращая отрицательную энергию пославшему. Помимо прочего, он приносил власть и богатство, сохранял ясным рассудок, значительно усиливал физические способности и логическое мышление. Всё это давало даже простое обладание камнем, искусный же маг мог произвести посредством “Властелина” практически любое воздействие, ограниченное лишь его собственными способностями. Способности самого камня, по-видимому, были безграничны.