С открытия и до обеда бесконечным потоком шли многочисленные родичи, друзья и знакомые, желающие поздороваться с моими родными и волками, поздравить отца, узнать новости, присмотреться к привезенному добру. Меня и Виля приняли очень радушно, поздравляли всячески, желали счастья, затискали напрочь, даже моему солнцу досталось медвежьих объятий. Так ясно радоваться чужому счастью, наверное, только перевертыши могут, ей-ей!

Но после обеда мы с Вилем, таки не выдержав всеобщего обожания, потихоньку сбежали.

***

Поселок был огромный, даже не поселок, а маленький городок. Вблизи дома лишь еще больше походили на игрушечные, окна украшены разноцветными каменными цветами и резными наличниками, на стенах – мозаичные узоры, вроде, неказистые, но придающие особое очарование домикам. Кое-где вдоль улиц на уровне груди проходили каменные карнизы с проточной водой, маленькие каменные фонтанчики встречались тут и там, хотя их фонтанами и назвать было сложно, больше они на природные водопадики походили, что нам по пути сюда попадались: вода просто звонко стекала с карниза в каменную чашу, выдолбленную в огромном камне, и по рукаву, выложенному камушками и заросшему цветами, утекала дальше, куда-то под землю. Да и улица на улицу в моем понимании не походила вовсе, скорее, складывалось впечатление, что я в лесу гуляю, в котором чудесники выстроили дома, выложив меж ними разноцветной галькой каменную дорожку, настолько все было зелено.

Весь поселок был поделен на несколько зон: для местных и для приезжих. Для приезжих были предназначены те широкие большие улицы, которые я заприметил еще сверху. Эти улицы расчерчивали поселок на неровные полоски, а меж ними – жилые дворы перевертышей, изогнутые улочки, по которым разве что одна телега и проедет, и, конечно же, маленький кусочек леса. Получается так, что каждый двор ограничен спереди и сзади двумя улицами: торговой, людной, шумной с одной стороны и тихой, узкой улочкой с задней стороны. Торговая улица – по большей части для гостей. Это нарядная витрина, «лицо» поселка, с каменной мостовой, резными скамеечками, яркими клумбами, фигурными столбами для фонарей. Каждый двор старается как можно лучше украсить свой кусочек улицы, а учитывая, что этот самый кусочек занимает до пятидесяти шагов, можно представить, какую красотищу за многие годы перевертыши сделали. Жилые улицы – светлые, тихие, спокойные, заросшие травой и молодыми деревьями. На них почти нет камня, только узкая полоска, предназначенная для телег и повозок, по которой подвозят грузы и товар. Именно с этой стороны во дворах расположены хозяйственные пристройки. Местные почти не пользуются торговыми улицами, только убирают их и украшают, а гости, наоборот, не стремятся гулять в лесу. Как со смешком пояснил Лиосс, многие приезжие серьезно полагают, что кроме ярких торговых улиц в поселке ничего и нет, да и сам поселок посреди деревьев выстроен, и недоумевают, зачем же столько земли между улицами пропадает.

Вообще, поселок достаточно большой, больше трехсот дворов, а народу и того больше, ведь на каждом дворе несколько семей выставляют свои работы. Каждый двор представлен каким-то определенным направлением. Так, двор, на котором останавливается батя, специализируется на столярных работах, через два дома – лучший постоялый двор для гостей, в соседнем делают изумительные поделки из камня, через дорогу торгуют кожей отменной выделки. Торговля не прекращается даже зимой. Меняются семьи и, соответственно, ассортимент. Но перевертыши из года в год приезжают в поселок примерно в одно и то же время, так что народ знает, когда приедет тот или иной мастер. Вон, многие специально приехали, чтобы к моему отцу попасть. Его-то мебель да с братниной резьбой по праву лучшей считается!

Само устройство поселка довольно необычное. В поселке нет понятия «частная собственность». Дома и дворы – общие. У двора нет хозяина, есть своеобразный «старший» на сегодняшний день. Когда придет пора ему и его семье уезжать, старшим будет выбран другой. Глава поселка – староста, уважаемый перевертыш, которого раз в год выбирают. Кстати, он-то и встречал нас на единственных в поселке воротах, как, впрочем, и всех, кто прошел тогда в поселок. Именно он следит за порядком и покоем, решает вопросы с гостями. И староста при опасности превратит кажущуюся беззащитной тонкую ограду в острейший шипастый частокол, ведь такой изящный витой забор не кованый, как ошибочно считают гости, а каменный, и легко меняется его волей. Если надо, он откроет в жилых дворах подземные переходы, чтобы перевертыши ушли подальше, а если совсем плохо будет – подпустит возможных захватчиков поближе и спустит лавину на поселок. Так уже бывало, давненько, правда, но эта недобрая слава позволяет не опасаться неумных шалостей от гостей. Те научены, что немного наивные перевертыши сильны своим единством, за дом и семью убьют чужака без разговоров. Правда, у несведущего человека складывается впечатление, что перевертыши - одиночки, живут сами по себе. Гости же не видят, чтобы они общались меж собой. Им невдомек, что любой перевертыш будет каким-нибудь родичем другому, чтится даже сотая воды на киселе. А если не родичем, то другом, если не другом, то знакомым его друга.

Но в обычное время это - приветливый светлый городок, где гостям всегда рады.

***

Мне было все интересно.

Я ходил по поселку, стараясь сильно рот не разевать и пальцами не тыкать. Но так же хотелось отколупнуть от окошечка ту завитушку с птичкой или же замечательный тонкий каменный цветок! Виль шел рядом и не менее восторженно любовался красотой домов и причудливыми узорами на мостовой.

- Ох ты! Негр! – восхищенно присвистнул я.

- Кто? – удивленно обернулся Виллар, озираясь.

- Вона! – я весьма невежливо ткнул пальцем в темнокожего здоровяка, спорящего о чем-то с стройной светловолосой женщиной.

- Абар, а не …негр, – поправил меня, руку мою опуская.

- Аха… Да хоть кто! Ну, ведь вылитый негр из моего мира!

- Флерр, ну что ты, как ребенок! – усмехнулся он, уводя подальше от парочки.

- А он человек? – поинтересовался, поминутно оглядываясь назад.

- Конечно! Кто же ещё!

- Здорово! Мой первый встреченный человек – и негр! То есть, абар… – поправился я. – Класс!

- Ты так любил н… негров раньше?

- Что? – рассмеялся я, отмахнувшись от такой глупости. – Нет!! Скажешь, тоже! Просто в России темнокожих людей почти нет, разве что студенты и бывшие студенты, оставшиеся жить там. Они ведь на юге живут, а моя страна северной была. И люди все светлокожие… в большинстве своем, – подумав, закончил я.

- Интересно. Здесь люди тоже разноцветные, и темнокожие, и светлокожие, – улыбнулся Виль. – В поселке много приезжих, так что насмотришься ещё. Может, и найдешь ещё тех, кто на людей твоего мира похож.

- Может, и найду! – я довольно потянулся. Откуда-то пахнуло ванилью и хлебом. В животе заурчало. – Ой, – смутился невольно. Виль рассмеялся, меня приобнял, на запах повел.

Источник вкуснейшего запаха шел из пекарни, что нашлась за шикарным кустом. На уличном лотке благоухали поджаренные пирожки, румяные плюшки, засахаренные фигурки, фрукты в глузури, м-м-м… У меня аж слюнки потекли!

- Смотри, не поджарь взглядом! – подколол меня Виль. – Выбери лучше, какой на тебя глядит!

- Ха! Да они все мне тут подмигивают!

- Тогда не лопни, обжорка мой, – усмехнулся он.

- Не дождешься! – показал насмешнику язык, живенько в бумажный пакет набирая вкусностей. А кругленький пирожок, не утерпел, сунул в рот. Просто объеденье! Не выпечка Машшеи, но тоже очень вкусно. На мои довольные стоны и восхищенные возгласы из лавки выглянул высокий жилистый мужчина в светлом фартуке, руки обтер, улыбнулся.

- Приятно видеть такой аппетит!

- Добрый день, уважаемый! – поприветствовал Виль пекаря. – Ваша правда, Флерран целый пирог слопает и даже не заметит!

- Но-но! – пригрозил я, быстренько прожевав откушенное. – Я замечу! Спасибо, – я поклонился хозяину. – Очень вкусно! Я у вас тут пирожок круглый уже слопал, не утерпел!