Доминик, не поняв, видно, про сундук, – остальные, впрочем, тоже не поняли, – тем не менее, со значением глянула в глаза дочери. Лулу чуть не фыркнула, представив себя отражением стоящих перед зеркалом отца и матери. Но вовремя сдержавшись, сделала на всякий случай еще один реверанс, они очень удавались ей в пансионе.

Железная рука опустилась ей на плечо, и над головой задребезжал голос:

– Занятия возможно начать немедленно.

– Вот и хорошо!– подытожила тетка. – У нас в доме теперь порядок, с вашим приходом, как вас там, Клара Ивановна, всем внимание. У мальчиков – наставник. И девочка – не в обиде.

Если бы перед ними стояла прежняя непосредственная Лулу, она бы тут же закричала: «И я, и я хочу заниматься с учителем мальчиков!», но нынешняя, набравшаяся за два месяца ума, только глубоко вздохнула и тут же опять чуть не фыркнула, представив себе, как этот манекен стал бы скакать по стульям, распевая пиратские песни. Еще один реверанс… Это уже чересчур, даже маман пихнула ее незаметно пальцем в бок. Лучше бы она этого не делала! Лулу стало еще смешнее. Она громко фыркнула, а потом расхохоталась. Противный смехунчик! Напал в такую неподходящую минуту. А окружающие, вместо того, чтобы не обращать на нее внимания и дать успокоиться, словно задались целью веселить все больше и больше.

Учительница, вздернув и зафиксировав высоко на лбу широкие брови, поджав тонкие губы, закачала равномерно головой, как фарфоровый болванчик на секретере у Виконта. Мать зашикала и затыкала Лулу в бок указательным пальцем мелко и часто, а тетка сделала широкий жест рукой, как бы предлагая полюбоваться всем этим, и громко многозначительно хмыкнула.

– Мне показалось, что ребенок застенчив, а теперь я вижу, что это не так, – отметила учительница, перестав качать головой. Доминик, потеряв терпение, позвонила и велела прибежавшей Антонине «немедленно ввести ребьенка в нормаль!». Тоня сама еле удержалась от смеха, глядя на захлебывающуюся в хохоте Лулу, и поспешно уволокла ее из комнаты. Тут же, в коридоре, она попыталась ее образумить:

– Барышня, ну что это с вами приключилось?

На это Лулу отвечала новыми взрывами хохота. Неожиданно Тоня сама стала смеяться, прикрывая рукой рот и глядя куда-то вверх. Лулу глянула туда и увидела на площадке Виконта, тоже весело смеющегося.

– Ур-р-ра! – не помня себя, закричала она, через две ступеньки взлетела по лестнице, и повисла на шее у растерявшегося Шаховского. Тоня, ойкнув, побежала оттаскивать Лулу, но та сама отскочила и стала прыгать вокруг него, выделывая немыслимые балетные па и выкрикивая: «Кто приехал! Кто приехал!!!».

Тоня, стараясь заслонить подпрыгивающую и вертящуюся Лулу от Шаховского, сама почти запрыгала, выпаливая шепотом:

– Ох, Пал Андреич! Чего это с ней сделалось! Прямо не знаю! Ой, барыни сейчас выйдут, вот будет дело! Еще и учительница новая объявилась! Строгая – ужас, ой, что же делать! Вы уж простите ее, бесстыдницу. Так разбесилась! Так разбесилась… Не понимает, что и делает…

Шаховской некоторое время взирал на все это удивленно, но не без удовольствия, и, наконец, посмеиваясь, произнес:

– Я не был готов к столь шумной встрече! Но, Александрин, боюсь, что ваша учительница, вызвавшая, как я понимаю, такую бурю восторга, сейчас появится на горизонте.

Лулу, не в силах больше смеяться, при упоминании об учительнице в изнеможении уселась на пол, повторяя: «восторг… учительница… восторг… учительница…!». Тоня совсем смутилась и, не зная, что делать, стояла над ней, схватившись за голову.

Слова Шаховского, увы, оказались вещими. Из комнаты Лулу одна за другой выплыли три дамы. Учительница первая сориентировалась и направилась на четвертый этаж. Став в картинной позе над все еще содрогающейся от смеха Лулу, она изрекла:

– Так, ребенок здесь. И он не успокоился! Милая, вас просили, кажется, привести девочку в норму, чтобы можно было начать процесс образования и воспитания. Нет, нет, – она энергично затрясла головой в сторону маман, – это пока не ваше зеркало, но она им будет!

Она собиралась продолжить тираду, но Виконт, неожиданно для всех, громко закашлялся и бросился в свою комнату. Тоня, глядя, как за ним захлопнулась дверь, тихонько хихикнула в рукав.

Рассерженная Доминик рывком подняла Лулу, схватила ее за ухо и поволокла по лестнице. Та не успела опомниться, как очутилась в своей комнате. Дверь с шумом захлопнулась. Голос матери гремел в коридоре: «День не выйдешь! Без обеда! Без сладкого неделю!», и еще много чего в этом же духе... Теткин голос величественно произнес: «Мне сказать тут нечего!» Наконец, голоса удалились. Только через некоторое время Лулу осознала свое положение. Что же она наделала! Ее теперь продержат взаперти неизвестно сколько…Теперь, когда Виконт здесь, и можно было узнать столько интересного! Нужно было ей хохотать, как сумасшедшей… Ах, будь, что будет… Сейчас он как раз у себя в комнате, нужно выбраться любым путем, а там… если поймают… « семь бед – один ответ», как говорит Тоня. Конечно, придется лезть в окно, но на всякий случай Лулу потрогала и дверь. И чудо опять совершилось. Рассеянная и так, в ярости Доминик вложила всю душу в оглушительный хлопок дверью, а ключ, видимо, провернула вхолостую.

Лулу выскользнула из комнаты, крадущейся походкой двинулась по коридору и тут же отпрянула назад: буквально в нескольких шагах, спиной к ней, стояла мать. Откуда-то снизу доносился знакомый глуховатый баритон, звучащий сейчас необыкновенно вкрадчиво:

– Нет, нет. Эта нудная работа не для вас, Мадам!

– Но книги нужно подобрать по цвету, чтобы было гармонично с портьерами, разве для этого не нужен женский вкус? Во Франции для оформления дома всегда привлекают женщин, вы этого не знали?

– Да, вкус отличает всех женщин Франции… Разве что за малым исключением. – Тон Шаховского был учтивым до чрезвычайности.

– Вы так считаете?– кокетливо откликнулась Доминик.

– Безусловно, в этом меня убеждают года знакомства с вами.

Маман заливисто рассмеялась:

– Вы способны на тонкие комплименты! Хотя, вообще вы правы. Эти библиотеки – просто наказание!

– А вас-то наказывать не за что, – подхватил ее собеседник, – может быть, выдадите мне малолетнюю преступницу для этих каторжных работ?

– О, эта девочка невыносима!

– Потому и заслужила столь суровую кару, – подтвердил Виконт.

Вытянув шею, Лулу увидела, как он склонился к руке матери.

Лулу кинулась обратно, в свою комнату, через минуту маман широко распахнула дверь и надменно произнесла:

– Ты заслужила суровую кару. Чем бездельничать в кресле, отправляйся перебирать до вечера пыльные книги в библиотеке…

Боясь показать, как она рада, Лулу на цыпочках проскользнула мимо матери, и, отойдя на почтительное расстояние, галопом помчалась в библиотеку.

Виконт, присев на край стола, перелистывал какой-то толстый том. Повернувшись на звук ее шагов, он сделал каменное лицо и голосом Клары Ивановны проскрежетал:

– Преступный ребенок, вы привели себя в норму?

Лулу с готовностью снова хохотнула, но он остановил ее движением руки и, отбросив дурашливый тон, проговорил:

– Оставим это, займемся книгами.

Лулу тут же деловито нахмурила брови и энергично спросила:

– Что я должна делать?

– Ты посвящена в тайны чтения, а также письма?– он выложил на полированную поверхность стола кипу бумаг.

Не отвечая, Лулу серьезно смотрела ему в глаза.

– Что,– не понял тот, – мой вопрос бестактен?

– Мсье Виконт, я должна вам признаться… я подслушивала, когда вы разговаривали с маман на лестнице.

Лулу опустила голову.

– Тебя же заперли?– помолчав, спросил Виконт.

Лулу еще ниже опустила голову и прошептала:

– Она забыла запереть замок. Я сразу вышла…

Виконт молчал.

С бьющимся сердцем Лулу подняла глаза:

– Вы очень рассердились, потому ничего не говорите?

– Что я могу сказать? Молодец! – разведя руками, наконец, отозвался Шаховской и еще несколько мгновений разглядывал ее смятенное лицо.