В своей пылкой речи совершенно не замечаю, что сбиваюсь на привычный русский. Ошарашенно замираю, когда Хаким по-русски отвечает:

- Прости меня, Алекс.

- Ты… выучил русский?

Улыбка. Такая знакомая, родная, мимолетная.

- Учу. Он не сложнее японского.

- Ты знаешь японский?

- Я знаю много языков, - уклончиво произносит он.

- Сколько?

- Я не считал.

- Ну всё же? – допытываюсь я.

- Около двадцати.

- Хорошо знаешь?

- Да. Многие в совершенстве.

- Тогда может, ты поможешь мне?

Вижу недоумение, проскользнувшее по его лицу.

- Помогу? – переспрашивает он.

- Ага, - я безмятежно улыбаюсь. – Как послать тебя на хрен по-японски? По-испански? По-немецки? Какие ты там еще знаешь? Может, ты так поймешь? Убирайся из моей жизни. Навсегда.

Он на секунду прикрывает глаза. Не знал бы его – подумал бы, что ему больно.

- Я заслужил это.

- Ты не понимаешь? Исчезни! – снова едва не кричу.

- Алекс…

- Да Лёша я, Лёша!

- Лёша, - с акцентом повторяет он, - нам нужно поговорить…

- Нет! Забудь меня.

И я, бросая палатку и прочие свои вещи, бегу к поселку. Хаким остается на берегу.

Не верю, просто не верю! Это невозможно. Он нашел меня. Нашел. Лишь у поселка я замедляю бег, задыхаюсь и падаю на мягкий мох. В груди непонятно щекочет. Как бы я не был зол на Хакима, видеть его… приятно. Понимая это, я бешусь. Черт возьми, я дурак. Нельзя ему прощать то, что он сделал со мной. Пусть проваливает.

***

Остаток выходных проходит в смутной тревоге. Хакима я не вижу, но буквально чувствую, что он дышит со мной одним воздухом в этом посёлке.

В понедельник с утра я натыкаюсь на палатку и остальные вещи, оставленные на берегу, у двери дома. Аккуратно собранные. Чертыхаясь, иду на работу и замираю, видя у входа в контору толпу, собравшуюся возле, кого бы вы думали? Хакима. Он в костюме. Не меньше чем от Хьюго Босс. Тёмно-сером с бледно-голубой рубашкой. В руке кожаная папка, на лице приветливая улыбка. Девчонки из бухгалтерии и нормировщицы так и вьются вокруг него, мужчины тоже стоят рядом, участвуют в беседе. Говорит Хаким по-русски медленно, но чётко. Сжимая зубы, я проскальзываю мимо и влетаю в кабинет к Петровичу:

- Какого чёрта?

- И тебе доброе утро, Лёш, - мужчина набирает полную ложку кофе из жестяной банки и высыпает в кипяток. – Что стряслось?

- Что он тут делает?

- Кто? – Петрович, подумав, кладёт ещё ложку в чашку.

- Кто-кто? Этот урод!

- Лёш, если ты о Хакиме, то он наш новый сотрудник.

- Что? – мои глаза расширились. Это абсурд! – Что он может знать в геологии?

Мужчина делает глоток кофе и довольно кивает:

- К твоему сведению, знает он очень много. Весьма ценный сотрудник и рекомендации самые лучшие у него.

- Петрович, - я падаю перед ним в кресло. Объяснять, что Хаким ни хрена не понимает в геологии и всю жизнь был торговцем людьми – бесполезно. Однако… Петрович же обещал меня защищать… - Петрович, это он.

Мой голос почти без эмоций. Мужчина внимательно смотрит на меня и вздыхает:

- Я знаю. Он мне рассказал, что между вами произошло.

- Что? – мои щёки покрыл румянец. Он не мог…

- Да, про вашу ссору, как ты сразу импульсивно поступил, уехал при первых трудностях.

Я открыл рот. Ублюдок. Конечно, он не мог рассказать Петровичу, что его похитили за прошлые тёмные делишки, потом мне пришлось переспать с одним из шейхов, чтобы достать деньги… А, вообще, прикольно. «Первые трудности»? Это теперь так называется изнасилование людей, которые тебе дороги?

Пошли они все. Петрович повелся, как школьник, на речи Хакима, который не пробыл тут и двух дней. Я вечно буду одинок. Никому нельзя верить.

Резко встаю и бросаю:

- Я увольняюсь.

К моему удивлению, мужчина расплывается в улыбке:

- Он сказал, что ты так и поступишь.

Мудак. Уровень моей злости подскакивает до высшей планки, я стремительно разворачиваюсь и буквально впечатываюсь в застывшего в дверях Хакима. Он осторожно придерживает меня за плечи. В глазах дьяволята.

- Ненавижу тебя! – шиплю я по-арабски и убегаю.

В коридоре спохватываюсь, перехожу на шаг. Хаким не переиграет меня. Думает, что хорошо меня знает? Посмотрим. Я иду к бригадиру и прошусь на буровую. Посмотрим, как меня там достанет этот козёл.

***

Две недели я провёл в тайге. Уcпокоился, отвлёкся работой. Даже лелеял надежду, что вернусь, а Хакима не будет. Как бы не так. Казалось, что в посёлке были одни разговоры о нём и только о нём. Он успел со всеми подружиться, всем понравиться. Даже с мэром города успел откушать в местном ресторане.

Я ожесточённо чистил картошку, когда в дверь постучали. Открывать я пошёл с ножом в руке.

- Убить собрался? – Петрович как-то несмело помялся на пороге.

- Заходи, - буркнул я и вернулся к приготовлению пищи.

У меня сегодня типично русский ужин – жаренная с грибами картошка.

- Лёшка, я подумал, что, наверное, ты имел какие-то основания так относиться к Хакиму.

Блин. Да неужели?

- Знаешь, я присмотрелся к нему, мужик он мировой, но… Как будто юлит. И потом тебя я не первый день знаю, не такой уж ты и инфантильный. Правда, импульсивный, но хороший.

Что за нестройный монолог? Раздражения не хватало. Я принялся кромсать несчастный овощ, а потом и вовсе выкинул нож в раковину. Одно осознание того, что Хаким где-то рядом лишало меня почвы под ногами.

- Лёш, - мужчина подошёл ко мне и поднял мой подбородок. – Ты уверен в своих действиях? Если да, то делай вид, что тебе безразлично его присутствие. Но подумай, даже я вижу, что вас многое связывает.

- Ненавижу его, - шепчу я и прячу лицо на груди мужчины.

Он обнимает меня в ответ. В животе что-то сворачивается. Приятно. Когда вот так вот можно на кого-то положиться.

- Ну что, закончим? Ужином накормишь? – он переводит тему, и мы улыбаемся.

***

Прошло ещё две недели. Сказать, что я был озадачен, – ничего не сказать. Я решил последовать совету Петровича, вести себя независимо и игнорировать Хакима. Но, по ходу, ему пришла в голову та же мысль. Он меня не замечал. Даже когда мы сталкивались в коридоре! Словно меня и не было! Я понимал, он играет, но… это равнодушие убивало. Хаким волновал меня. Бесил. Раздражал. Доводил до белого каления, ничего не делая.

Я снова уехал на буровую. Отсиделся там. Вернулся.

Осень потихоньку вступала в свои права. С каждым днём температура опускалась всё ниже, моросил бесконечный дождь. Последняя возможность для грибников и любителей лесных ягод что-то собрать. Сам не заметив, я приболел. Отлежался три дня дома после заезда и - в контору.

Проходя мимо всегда пустующего кабинета, который теперь отдали весьма раздражающей меня особе, я замер, услышав голос Хакима и Кати. Слов было не разобрать, но их тон… Мягкий, располагающий, тёплый. Так Хаким разговаривал со мной. Только со мной. В груди что-то сжало. Я отошёл как можно тише, чтобы не побеспокоить парочку.

За обедом я только и слышал, как сотрудники обсуждали отношения Хакима и Кати. Конечно, поговорить же больше не о чем.

- Повезло девчонке, - завидовал кто-то из бухгалтерии. – Такой мужчина!

- Он её даже в ресторан водил.

- Правда?

Блин. Я понимал, что это всё для меня. Наверное. Уже не могу быть ни в чём уверен.

К вечеру я почувствовал слабость и с радостью ушёл пораньше домой. На завтра я не смог встать с кровати. Тело было будто расколото пополам, поднялась температура. Я честно пил таблетки горстями, но как-то они не очень помогали. В обед заскочил Петрович, принёс булочек и брусничное варенье.

- Ты лечись, - говорил он, заваривая чай.

- Буду, - прохрипел я, кутаясь в одеяло.

Во время жара всё воспринимается иначе. Я размышлял. Почему вдруг то, что сделал со мной Хаким, уже не так ярко в памяти? Обида была, разочарование тоже. Однако и трепет при звуках его голоса. Почему человек так устроен? Почему пословица – «любовь зла, полюбишь и козла» - про меня?