А теперь, на сверкающем фоне, вырисовывается прекрасная картина:

Отдел притих. Пребывая в ожидании, все сопереживают искренней боли молодого человека. Всем немного скучно. (В самом ли деле нельзя избежать того, чтобы минуты депрессии у него так стремительно сменялись приступами рабочей лихорадки, и все это в атмосфере истерии по поводу угрожающей обрушиться на них нехватки материалов?) Но все это лишь задний план картины, на котором гордый народ-труженик приступает к работе:

Мэрилин Монро стоит затаив дыхание. Вот так так! Томчани, эта живущая исключительно работой личность, жизнь которой, так сказать, вращалась между двух пустых инструкций и одним бесконечным циклом, неужели этот Томчани раскрыл теперь глаза? И увидел ее, Мэрилин? Ну а в песне появляются те, кто построил новую жизнь:

Парень все поет, поет для себя, один, можно сказать, обреченно.

Песня, начавшись на низкой ноте, перешла в наполненный внутренним напряжением, высокий звук, от спокойных, выверенных движений — к стремительному полету. Аккорды звучат все более наполненно, чтобы в конце куплета завершиться богатым переливом. Эту песню, в самом деле, надо исполнять так, как написано на нотах: «Величаво».

Мэрилин дунула-плюнула, да и протягивает Имре добрый кусок плетенки с яблоками. Мама пекла. Крепкие, молодые, белые зубы парня насмешливо блестят. Сумма i идет от единицы до n, тихо говорит он, терзая плетенку. (Какой-нибудь обладатель острого ума мог бы вставить: всякую задачу-максимум можно свести к задаче-минимум! Это правда. Новедь у любви и ненависти общий корень, как и у Стэна и Пэна. I идет от единицы… Бр-р-р! Женские спины покрываются гусиной кожей.) Скатертью дорога, говорит парень, чтобы не водить никого за нос. Девушка думает, что парень шутит, и, всколыхнув движением бедра край юбки, кокетливо отвечает. Ну, тогда, малыш, завяжем узелки на память. И показывает, что подразумевает под этим. Имре делает вид, будто ему кажется, что Мэрилин шутит.

В тот момент, когда он это делает, входит Янка Дороги. Хвостики обиженно болтаются туда-сюда. Глаза устремлены на Имре. Мэрилин вскакивает. Ах, милочка! Вот маленький заморыш, думает она. Но в душе у Имре внезапно наступает ясность. Он уже не тот нерешительный, унылый и вялый тип, каким казался вначале. Что могло это вызвать? Какая-то сложная вещь. Его голос льется.

Головы медленно поднимаются. Хороший план, хороший план, бурчит дядя Тиби. Тот, а есть ли разрешение Янка Дороги молча трясет головой. Но Томчани уже нельзя остановить! Настоящий чертенок! Пусть медленно бредут те, кто по ягоды собрался! Мы же строим социализм. Он уже стоит у доски с мелом в руке. Время от времени — чтобы снять напряжение, вызванное радостью, надеждой и следующей за ними завистью, — он подносит ко рту мел и глубоко, как кубинскую сигару, вдыхает. Голос его торжествен.

Наша страна, наше народное хозяйство день ото дня краше, день ото дня богаче. Обширней. Там, где были раньше болото, солончак или пески, сегодня желтеет пшеница, зеленеет кукуруза, тянется вверх подсолнух и белеет хлопок. Змейкой вьется лента бетонной дороги. Там, где народ раньше был печальный, нищий, больной и голодный, сегодня предрассветную тишину прорезают звуки смеха и веселья, лица круглые и румяные, а люди радостные.

Ну, а поконкретней, говорит Андраш Бекеши, секретарь комсомольской организации, с нетерпением, поконкретней, Имрушка. Имре решительно кивает, и вот уже по доске танцуют стрелки, знаки «равно», катятся плюсы и минусы, игреки и беты. Лайош Адам с сомнением шепчет Тибору Тоту: для этого нужно прокомпостировать двадцать тысяч карточек. Если и это не поставит их на уши, тогда я не знаю, что еще… Бунюэль всегда живой, еще добавляет он с (временным) цинизмом (поскольку, в небольших количествах, и такое встречается). Это мы еще посмотрим, говорит старик, кивая.

Томчани вкратце обрисовывает будущее. И если это будущее, тогда будущее прекрасно! Машины с памятью, конвертеры, периферийные машины, которые стоят, накрытые чехлами, в стерильных цехах. Освещение ослепительное — как будто оказываешься в бальной зале. Мэрилин Монро растроганно оглядывает мужчин. Один период ее жизни подошел к концу. Бекеши это не так понимает и говорит ей, как прекрасна и разнообразна жизнь! Но все умные слова секретаря комсомольской организации напрасны: наполненные слезами глаза остаются наполненными слезами глазами… Но будьте осторожны! Мечтания опасная вещь. Одна из машин телекса СЛK4 соскочила с рельсов в штреке. Уноси свои ноги-ноги-ноги от эсэлка четыре! — как поется в кровавой песне. Мэрилин выскакивает из-под нее. Беда кажется неизбежной. Но внезапно появляется Янчика Тобиаш, его белый халат колышется, поднапрягшись, наваливается на корпус пишущей машины-телекса, неимоверным усилием останавливает ее. (Томчани может радоваться: ему повезло больше всех: досталась только плетенка!)

Тобиаш смотрит на девушку так, как смотрел бы Ромео на юную Джульетту на празднике Капулетти. Янка Дороги тоже бросает взгляд на Томчани, который в это время увлеченно размахивает руками в пыльном от мела воздухе. Янчика замечает, что машина все-таки поранила девушке большой пальчик. Ерунда — царапина, — но, не дай Бог, перевязывать из местной аптечки! Тут в паре метров от институтского входа живет мама Янчики, пусть Мэрилин сходит с ним, и мама наложит такую повязку… И он уже было потащил мило сопротивляющуюся Мэрилин прочь от компании, чтобы отвести в их крохотный дом: одна комната со всеми удобствами (+ еще 4 комнаты), на смотрины к матери. Янчика Тобиаш чрезвычайно взволнован, он что-то нашептывает у мочки уха девушки, которая смотрит на мир большими коровьими глазами. Томчани уже рисует двойные интегралы (!). Увидишь, Мэрилин, рядом с моей милой мамой, в атмосфере любви, которой тебя окружит семья, в атмосфере профессионального уважения и почета о которых свидетельствуют развешенные на стенах грамоты, изобилие наград за победы в социалистических соревнованиях, а также свидетельство о мученической смерти моего отца, вот увидишь ты будешь счастлива. Эта жизнь: прекрасна. Мэрилин Монро счастлива. Ну, ты! Ты… шипит на него Бекеши, который недолюбливает Тобиаша, а может ему обидно за Мэрилин. Но ведь — за исключением, в каком-то смысле, Томчани — кому не обидно за Мэрилин Монро?

Томчани закругляется. Обычно решение арифметической задачи — простая вещь. Написать сочинение о походе — серьезное, но также нетрудное задание. Но если ты проиграл все это время в футбол, проваландал, то — вот чудеса — даже самый простой арифметический пример невозможно решить, самую легкую «сочинешу» написать. Не выходит само по себе. Само по себе ничего не выходит. Семи смертям не бывать, одной не миновать. Надо счастья попытать. По комнате пробегает гул одобрения, со скоростью казаков в березовой роще. Без письменного разрешения? Лицо у Томчани серьезное. Вперед! Янчика Тобиаш, держа рукой Мэрилин, выводит: