В кабинете доктора Дорнбергера пациентка Элизабет Александер одевалась за ширмой.

– Когда будете готовы, мы поговорим, – услышала она голос доктора Дорнбергера из приемной.

– Я уже почти готова, доктор.

Сидя в кресле за столом, он улыбался. Он любил, когда женщина с радостью воспринимает весть о предстоящем материнстве. Элизабет Александер сразу же понравилась ему. К тому же она наделена благоразумием, несмотря на свой юный возраст. Он заглянул в ее карточку – всего двадцать три года. Нет, ей можно говорить все и рассчитывать на понимание. Поэтому он, не дожидаясь, пока она выйдет, крикнул:

– Я уверен, вы родите вполне здорового ребенка.

– Доктор Корссмен меня тоже в этом заверял, – сказала Элизабет, выходя и садясь на стул у стола.

– Это ваш врач в Чикаго?

– Да.

– Он принимал вашего первого ребенка?

– Да. – Элизабет открыла сумочку и вынула листок бумаги. – Вот его адрес.

– Хорошо, я спишусь с ним и попрошу сообщить мне все подробности. Отчего умер ваш ребенок?

– Бронхит. Ей был всего месяц.

– Роды были нормальные?

– Да.

– А теперь я хотел бы с вами подробно побеседовать.

– Мой муж работает в больнице Трех Графств, – сказала Элизабет.

– Да, я знаю. Мне говорил доктор Пирсон. Ему нравится работа?

– Джон очень мало говорит о работе, но мне кажется, он доволен. Он любит свою профессию.

– Это очень важно.

Прочитав все, что он записал, доктор Дорнбергер поднял глаза на свою пациентку и улыбнулся:

– Мы все зависим от результатов работы вашего мужа и его коллег. Вот вам направление на анализ крови.

– Да, доктор, я как раз собиралась вам сказать, что у меня отрицательный резус-фактор <Здесь и далее вся медицинская терминология дается в соответствии с английским оригиналом.>, а у мужа положительный.

– Мы все проверим, не беспокойтесь.

– Спасибо, доктор.

Доктор Дорнбергер, решив было на этом закончить, вдруг передумал. Она сама сказала ему о резус-факторе, значит, это ее беспокоит. Поймет ли она, если он попытается ей объяснить, что это означает для нее и для ребенка? Поразмыслив секунду, он решил, что необходимо ее успокоить и по возможности все объяснить.

– Миссис Александер, я хочу, чтобы вы хорошо себе уяснили, что тот факт, что у вас и у мужа разные резус-факторы, отнюдь не угрожает ребенку. Вам это ясно?

– Да, доктор.

– А вы знаете, что такое резус-положительная и резус-отрицательная кровь?

– Не совсем, доктор.

Он так и думал. Теперь он уже не может не объяснить ей. Он уверен, что она поймет. Да и Элизабет не сомневалась и приготовилась слушать, как прилежная ученица.

Доктор Дорнбергер не ошибся – миссис Александер уходила от него успокоенная, почти восхищенная. Как он все хорошо и понятно ей объяснил.

– Вы замечательный человек, доктор! – не удержавшись, воскликнула она.

– Я и сам иногда так думаю, – шутливо ответил доктор.

– Джо, можно с вами поговорить? – окликнула доктора Пирсона Люси Грэйнджер, увидев в коридоре его массивную фигуру.

– Что-нибудь серьезное, Люси?

– Один случай, Джо. Девушка девятнадцати лет, учится в нашей школе медсестер. Я подозреваю костную опухоль. Завтра сделаю биопсию. А сегодня, может быть, взглянете на нее?

– Ладно, так и быть. Где она?

– На втором этаже. Сейчас?

– Согласен, ведите.

Вивьен Лоубартон лежала в маленькой двухместной палате.

– Это доктор Пирсон, Вивьен, – сказала Люси Грэйнджер, входя в палату.

– Здравствуйте, доктор.

Вивьен недоумевала, зачем доктору Грэйнджер понадобилось уложить ее в постель. Хотя отдохнуть от занятий и практики совсем неплохо. Только что звонил Майк. Он очень беспокоится, дурачок, и обещает забежать, как только освободится.

– Покажите-ка ваши колени, Вивьен, – сказал доктор Пирсон.

Ощупывая больное колено, Пирсон задавал короткие вопросы.

– Здесь больно?

– Да.

– В истории болезни записано, что вы ушибли колено месяцев пять назад?

– Да, доктор. – Вивьен старалась как можно добросовестнее отвечать на все вопросы. – В бассейне во время прыжка в воду.

– Было очень больно?

– Да, вначале. А потом прошло, и я даже забыла, пока это не случилось снова вот теперь.

– Покажите снимки, – сказал Пирсон, обращаясь к Люси. Вивьен с интересом наблюдала, как доктор Пирсон и доктор Грэйнджер, отойдя к окну, рассматривают снимки, передавая их друг другу, и обмениваются короткими фразами.

– Вы знаете, что такое биопсия, Вивьен? – спросил доктор Пирсон, подходя к ее кровати.

– Догадываюсь, – сказала девушка неуверенно.

– Доктор Грэйнджер возьмет кусочек костной ткани там, где у вас болит. А потом передаст мне на исследование…

– И вы мне скажете, что со мной?

– Иногда мне это удается. Вы занимаетесь спортом?

– Да, доктор. Теннис, плавание, лыжи. Еще люблю верховую езду. Я много ездила у нас, в Орегоне.

– В Орегоне, да? – рассеянно сказал доктор Пирсон, думая о чем-то другом. – Ну вот пока и все, Вивьен.

Когда за врачами закрылась дверь, Вивьен почувствовала неприятный холодок страха.

– Возможна костная опухоль, – медленно сказал Пирсон, обращаясь к Люси и продолжая о чем-то размышлять.

– Злокачественная?

– Вполне вероятно.

Когда они подходили к лифту, Люси вдруг сказала:

– Значит, ампутация ноги. Пирсон медленно кивнул:

– Именно это не выходит у меня из головы.

Глава 11

Турбореактивный лайнер шел на посадку. Наблюдая за ним из зала ожидания берлингтонского аэропорта, Кент О'Доннел невольно подумал, что у медицины и авиации много общего. Обе они продукт прогресса человеческой мысли, обе стремятся изменить жизнь человека и ломают старые понятия, идут к неизведанным горизонтам и пока смутно угадываемому будущему. Была у них и еще одна общая черта. Авиация не поспевала за собственными открытиями. Один знакомый конструктор как-то сказал О'Доннелу: «Самолет, который поднялся в воздух, уже устарел». Так и в медицине: больницы, клиники, даже врачи не поспевали за развитием самой медицины, как бы они ни старались. Хирургия сердца давно известна, но как долго лишь горстка врачей умела делать операции на сердце… Не все новшества оправдали себя в конечном итоге, были и ошибки, ложные шаги и повороты. Не всякое изменение ведет к прогрессу. Вот в больнице Трех Графств есть разумные консерваторы и сторонники решительных перемен. Среди тех и других – честные, добросовестные врачи, заслуживающие всяческого уважения, и ему, О'Доннелу, часто трудно решить, на чьей он стороне.

Размышления О'Доннела были прерваны шумом моторов подруливающего самолета. Увидев среди пассажиров доктора Коулмена, нового патологоанатома больницы, О'Доннел поспешил ему навстречу.

Дэвид Коулмен был несколько удивлен, что его встречает сам главный хирург больницы Трех Графств.

– Рад видеть вас, – проговорил О'Доннел. – Доктор Пирсон не смог приехать, и мы решили, что кто-то должен сказать вам «добро пожаловать».

О'Доннел умолчал о том, что Пирсон наотрез отказался встречать Коулмена, а Гарри Томаселли не было в городе. Вот и пришлось ехать О'Доннелу.

Несмотря на трехчасовой перелет, габардиновый костюм Коулмена выглядел безукоризненно, волосы аккуратно причесаны. Он казался гораздо моложе своих тридцати с небольшим лет.

Уже в машине О'Доннел сообщил Коулмену, что ему заказан номер в тихом и уютном отеле «Рузвельт», и спросил, не хочет ли он отдохнуть день, но тот пожелал завтра же выйти на работу. Он произвел впечатление сдержанного, уверенного в себе человека. О'Доннел поймал себя на мысли, что его тревожит, сработается ли Коулмен с Джо Пирсоном.

Коулмен тоже немного волновался, думая о том, что ждет его в больнице. Это было его первое официальное назначение.